Забытая любовь (СИ) - Невин Никита. Страница 138

— Он сказал: «Такие как ты пишут патриотические песни, а такие как я их слушают». Это было после моих исполнений «Мочи кериланцев».

— А как она вообще тебе в голову пришла? — Катю начало распирать от любопытства к нему.

— Как? Да никак. Просто пришла вот и всё. Её будто бог прислал… Знаешь, как идея приходит? Как мысль, как озарение. Коли хочешь ты заниматься чем-то, занимаешься, ну, например, стихи пишешь или музыку, как я, или картины, коли придёт к тебе… не люблю слово «муза»! Идея что ли, задумка. Она охватит тебя, заполонит всего до краёв, так что ты боишься, что что-то за края выльется — и ты ясно видишь и стараешься сначала её воплотить. Но никогда точно этого сделать не сможешь.

— Почему?

— Не знаю. Знаю только, что то, что у тебя в голове возникло, никогда никакой земной магией точь-в-точь не воссоздашь. Но могу рассказать тебе про обстоятельства создания этой композиции.

— Давай!

— Ну это не очень интересно. Бывало в такси ехал, куда-то смотрел, бывало на прогулке, ждал друга или подругу… А тут всё так банально. Сидел, фантазировал, представлял концерт. Представлял себя на сцене, прыгающим с высоты. Встал, запел. Сразу пошли и слова, и мелодия. Пропел припев несколько раз и запомнил. Куплет тоже более-менее придумал, пока во мне нерв жил, и записал. Без спешки, просто рядом лист и ручка лежали.

В творчестве тоже цель моя была, но снова-таки слабая.

— Отчего же?

— От того, что не востребовано оно было. Я ж гвардеец был обычный.

А затем я полюбил Дашу, — Иван просто развёл руками, а Катя сжала кулак, — и в жизни загорелась новая цель. Новая цель… Которая так и не была достигнута. Но, знаешь, тогда с тобой на берегу я понял, что всё что ни происходит, в конечном итоге, приводит нас к чему-то новому, неизведанному, светлому, хорошему.

— Всё что ни делается — всё к лучшему?

— Да.

— А я никогда в это не верила. Слишком разная жизнь.

— Человек, теряя что-то, находит новое. Хотя бы возможность. Но почему «хотя бы»? Это ведь самое главное!

— Может быть. А как с той жизнью, которая началась после забвения?

— А я её хорошо продумал. Ни в козликов в туалете играть собрался, всё-таки.

Катя рассмеялась.

— Знаешь, — начал он загадано. — У меня в юности был такой рассказ, который я сжёг. Не помню отчего, по-моему, от обиды, что он какой-то девушке не понравился, которая понравилась мне… Назывался «Алэн и смерть», кажется. Вот, в общем, примерно его содержание:

«Идёт в задумчивости по дороге мужик из Войланска (я не хотел нашего брать), и думает о жизни своей, воображает, мечтает. Тут ему попадается с косой старуха.

"Пусти, бабушка", — говорит он.

"Я не бабушка, я смерть твоя, — отвечает она. — Куда идёшь ты и зачем?"

Ну, конечно же, он перепугался. Говорит: "Забрать меня пришла?" Она кивает. Он просит старуху не забирать его. А она ему и говорит: "А зачем жить тебе? Почему мне забрать тебя нельзя?" Остановился тут Алэн и начал думать. А зачем он живёт?

У меня были варианты в черновиках, как он приходит в город и начинает заниматься разными делами в поисках смысла жизни, но так и не находит. Я всё вычеркнул и выкинул, решив, что его похождения убивают философию в моём рассказе.

И доделал я тогда рассказ мыслями Алэна. "А правда, зачем я живу?" — потом приходит к выводу, что и смерть — это лишь его вымысел, и никого он не встречал, а живёт он действительно непонятно зачем! В общем, смерть ему говорит: "Ответь мне серьёзно на вопрос: зачем ты живёшь, и если ответ будет настолько весом, что будет наполнять твоё сердце доверху, то покуда он будет таков, я тебя не заберу".

Так и живёт Алэн, пока знает зачем. И это "зачем" настолько весомо, что он активен и живуч, а, следовательно, он не умрёт.

Возможно, это путь к бессмертью…»

Вот я и жил с тез пор по этой истории. Всегда отвечал себе на этот вопрос, или, по крайней мере, старался отвечать. Главный вопрос. Зачем? Почему? В чём цель?

И зная свою сущность, я ещё до забвения решил, что стирать буду всё и даже не пытаться стереть часть воспоминаний, что крайне сложно при наших знаниях о магии. Тем более это могло вернуть мне чувство к Даше…

— То есть, — начала понимать Катя, — ты хотел иметь цель в жизни и после забвения.

— Цель должна быть достижимой, — заметил Иван. — А с Дашей она таковой не была.

— Да, да! А цель в твоей жизни после забвения, это было то… то… получается, узнать, кем ты был раньше.

Ваня хлопнул в ладоши.

— В точку! В яблочко. Хотя я сделал всё, чтобы она была тоже практически недостижимой. Я знал, что не отступлюсь от неё! И после забвения, хотя я уже и не помнил ничего о том рассказе, видно, что-то в моём сознании, даже в том, что можно назвать душой, сущностью, отпечаталось, и моим самым главным вопросом стал «Зачем? Почему?»

И с тех пор, кстати, как я написал «Алэн и смерть», я считаю, что каждый человек должен ответить для себя — «Зачем я живу?»

После забвения для меня главным вопросом стало: «Почему я стёр себе память? Зачем мне или кому-то ещё это надо было?», и ответ мне дало только зелье памяти.

— А кстати, — подумав, воскликнула Катя. — А это действительно хороший вопрос. Как ты сейчас на него ответишь?

— Сейчас? — Иван встал с кровати и взглянул в окно. — Наверное, цель в том, чтобы защитить наконец-таки любимую страну, победить Керилан. И ни на словах, ни в песнях, а на деле! Всё начнётся с завтрашнего выступления.

— Понимаю, — начала рассуждать Катя. — Но это же всё так опасно! Я боюсь за тебя. Может быть, не стоит, может, лучше уйти в сторону? — раньше война с Кериланом казалась ей необходимым будущим, но теперь, когда рядом был самый дорогой для неё человек, всё менялось.

— Предлагаешь спрятать голову в песок? — спокойно сказал Иван. — Не думаю, что у нас есть эта возможность. Если и есть, то, во-первых, я себе этого не прощу и сам себе голову отрежу. Во-вторых, это крайний эгоизм. Сейчас от нас слишком многое зависит, многим людям уже не на кого положиться, и их превратят в рабов или убьют!

— Но думаю, что помимо цели нужно ещё и знать, зачем она нужна.

— Вижу, ты тоже умеешь мыслить философски. А какая у тебя цель?

— Моя? Наверное, в том, — она говорила необычайно нежно, — чтобы жить с тобой, создать вместе семью, главное быть любимой тобою…

Иван улыбнулся ей и сел рядом, приобняв её.

— А правда. Я тоже этого хочу! Больше всего! После стольких лет нелюбви — я хочу счастья с тобой. Тепла и уюта, чтобы ты была рядом!

— Буду! — мяукнула она и легла ему на плечо.

— Только для начала, — твёрдо сказал он, — разобраться надо! С псами кериланскими! Выжить! А потом я всегда рядом буду. Это ж с самого детства для меня главное было, я считал, что, если хоть кто из вас, из баб, — в голосе Ивана прозвучала нота обиды, — меня полюбит, я тут же взаимностью отвечу… — он вздохнул. — Хоть по жизни это и не так просто оказалось.

— А я вообще считаю, — твёрдо и даже сурово произнесла девушка, поднимаясь и крепко вцепившись в плечо любимого, — что, коль в человека влюбился кто, то он это ценить должен и отвечать взаимностью.

— Тут ты не права. Люди все разные, не можешь ты ото всех этого требовать, — Иван помолчал минуту, а затем пристально посмотрел в её глаза. — Ты меня любишь?

— О! — она снова бросилась к нему на шею. — Конечно, люблю! Как же я могу тебя не любить? Влюбилась с самого начала — вот и всё! С первого взгляда, можно сказать, просто понимать стала это уже потом. И наплевать стало какой ты: добрый или злой, умный или глупый, красивый или нет. Всё было прекрасно! — (Иван испытал непонятное чувство, что-то вроде дежавю, что-то слишком похожее он когда-то сам испытывал к Даше). — Почти с первого взгляда твоего, с первого слова влюбляться начала без памяти! И сейчас так же люблю, — она начала целовать его. — К тому же… — она продолжала это делать. — Ты не представляешь, что ты для меня значишь! Ты — просвет в моей ужасной жизни. Мука по тебе нестерпима, но когда ты рядом… — она замерла. Она многим это говорила, Оксане, Маше, даже Лене, Вере и Оле, но ему говорить это оказалось сложнее. Сердце замерло. — Когда ты рядом… Это великолепно! Когда ты рядом, когда целуешь меня, говоришь, что любишь… Просто говоришь, просто хорошо относишься. — Она говорила очень громко, уже начинала переходить на крик. — Это стоит всех моих страданий! А ты? Ты меня любишь?