Славка - дочь Рода, или где наша не попадала (СИ) - Кравченко Елена Евгеньевна. Страница 18
— Знаю. Но я их не ищу. Они сами меня находят, — хотелось бы знать, понял он, что произошло у харчевни. Видел движение воздуха вокруг хозяина, или мне это только показалось?
— Ты также знаешь из-за чего? — поинтересовался он.
— И это знаю. Не я составляла ваши законы. Но другого способа быстрее доехать до Канлока у меня нет. Так что придется тебе потерпеть меня.
— Удары по репутации получаешь ты, а не я. О тебе уже и во дворце говорят. Самыми нелицеприятными для оды словами.
Я пожала плечами. Для меня конская спина — это конская спина. Была бы лошадь быстрее, чем таврос — ехала бы на спине лошади. Пока я могу постоять за себя, остальное не волнует. Что я могла еще сказать? Оправдываться в своих поступках не собиралась. И я молчала.
— О каких подарках ты говорила? — прервал молчание Симон.
— Я заменила надменность у хозяина на страх, — тяжело вздохнула я. Почувствовала, как напрягся Симон всем телом.
— А какой подарок щеголю ты сделала?
Я хихикнула, представив реакцию «щеголя». Для него благоговение перед женщиной, какого бы статуса она ни была, хуже смерти. Только желание женщины в любовных и других делах теперь имеет для него значение.
— Лучше тебе не знать. Ни ему, ни тебе он не понравится, — я тяжело вздохнула. Мне он тоже не нравится. Не сам «подарок», а то, что я это сделала.
— Так это правда… яр Скинок говорил, что ты можешь видеть чувства всех существ.
— Я вижу не чувства, а то, что человек из себя представляет. Его внутреннее содержание, суть. Да, правда.
— И можешь изменять эту суть? — страха у него не было, но напряжение осталось.
Я поёжилась. Слезы собирались ринуться водопадом. Вот уже тавросы меня опасаются. Я снова почувствовала всю нелепость, гнусность своего поступка. Они ведь уже получили свое, зачем было добивать…
— Не знаю. Я, вправду, не знаю. Могу снимать боль, это точно. Сегодня первый раз, когда я такое сделала. Я … я изменила нити их сущности, — слезы все таки вырвались из глаз. Все накопившиеся во мне чувства, боль, презрение к себе за содеянное, всё выплеснулось из меня. — О, Боги! Я не хотела. Не хотела! Если бы они дали мне просто уйти, я бы стерпела их презрение ко мне. Меня это не очень задело. Но они решили, что имеют право на всё, на унижение и подлость. Я просто слабая девушка. Физически намного слабее их. Я не смогла бы противостоять их нападению, насилию. То, как я ударила щеголя — единственное, что смогла бы сделать. Я очень сильно испугалась. И мне хотелось напугать в ответ. Я не думала, что у меня получится. Простите, простите, я искуплю этот свой грех.
Я несла еще всякую чушь, захлебываясь слезами и подвывая. Не почувствовала что таврос остановился, обнял меня и стал успокаивать, гладя по волосам и спине.
— Тише, тише, девочка, успокойся. Ты не виновата. Они сами напросились, ты только защищалась. Ты постояла за свою честь. Ты постояла за честь клана. Канлок гордился бы тобой.
Постепенно я успокоилась. Его руки, тихий ровный голос — были для меня тем, что удержало от безумия. Я не перешагнула эту грань между дикой истерикой и потерей рассудка. Я еще раз, уже мысленно, воззвала к богам и поклялась, что никогда не буду использовать дар в своих целях. Это принесло мне успокоение. Я вспомнила, что делаю на этой дороге.
Канлок! Почему мы так медленно едем! Почему стоим! Он там умирает. У нас совсем мало времени. Это из-за меня. Из-за меня мы стоим. Все проблемы из-за меня. Я готова была снова скатиться в темноту отчаяния, но Симон уже перешел на рысь, а затем на фирменный клановый «полет». Утомленная приступом, я не заметила как заснула, обхватив тавроса за талию. Проснулась, когда мы остановились глубокой ночью. Я стала извиняться, но Симон сказал, что мне надо было отдохнуть. А он пользуясь моим сном, увеличил скорость (разве такое возможно!) и дольше мог скакать. Несмотря на это, в таверне, где мы остановились, я снова заснула.
Следующий день прошел спокойно. По прежнему волновалась за Кана, но наружу это не выплескивала. Мы изредка переговаривались. Так я узнала, что слово гниж на старом оборотническом означает «граница». Отсюда и название города куда едем. Он в двух мигах от поста перевертышей. Узнала, что у Канлока есть младший брат, Кирсен, который находится на дипломатической службе при Властителе. Отец — Глава клана в Березниках, а дед — известный Предводитель войска предыдущего Властителя Родсида. Он известен как непобедимый воин, участвовал в различных межрасовых конфликтах и военных компаниях. Так что Канлок идет по стопам своих сородичей. Официально признав своей воспитанницей, он сделал меня одной из клана. Но его признание должен утвердить Глава клана, то есть его отец.
Таврос спрашивал обо мне. А что я могла рассказать? Только о жизни здесь, остальные вопросы обходила стороной. Но ему понравился мой рассказ об ученицах. Описала, как хохотал Властитель над танцем малышек, пообещала, что для него они тоже станцуют.
Так за разговорами мы въехали в Пригниж.
Симон привез меня на постоялый двор. Там собрался весь отряд Канлока. Они удивленно смотрели на яр Смирана в моей компании. Здесь не ждали ни его, ни меня. Симон наотрез отказался ехать в ратушу, где находился Канлок. Сказал, слишком поздно, в это время начальства уже нет и меня не пропустят. А я боялась, что не застану Кана…
— Тебе надо отдохнуть и помыться, девочка. Я виноват, не проследил, чтобы ты взяла с собой одежду. Ты все равно ничего не сможешь сейчас предпринять.
Он был прав. Кроме того, что надето на мне, у меня ничего нет. Только несколько монет завалялось в кармане кардигана. Юбка-брюки, туника, кардиган и плащ в которых ехала всю дорогу — запылились и помялись. Я посмотрела на него больными глазами и кивнула. Он прав, помыться надо. Меня пропустили внутрь. Смотрели настороженно, пытаясь понять, что я делаю здесь вместе со Смираном. Но наткнувшись на взгляд тавроса промолчали.
Постоялый двор был не для состоятельных. Поэтому и удобства соответствующие. Но меня это не волновало. И не в таких условиях приходилось бывать. Быстро помылась, причесалась, почистила одежду бытовыми рунами и спустилась вниз.
— Ты куда? — удивился Симон.
— В ратушу, — ответила безжизненным голосом. Я все делала на автомате, машинально.
— Тебя не пустят. Утром пойдем вместе…
Он не успел договорить. Я обошла его и двинулась в сторону улицы.
— Харвик! — крикнул таврос. И меня схватили в охапку. Меня тащили через зал и по лестнице, а я вырывалась. Я вертелась ужом в руках этого Харвика, ноги держал еще кто-то, кричала и угрожала, пока меня не вернули обратно в комнату. Здесь силы окончательно меня покинули и я затихла на постели. Они были правы. Я не дошла бы до ратуши. И что я могла сделать в таком состоянии. Но и ждать утра было для меня пыткой. Во сне я металась и стонала, засыпала и снова просыпалась от собственного крика. Наконец, наступило утро.
Не скажу, что я пришла в норму. Но голова прояснилась. Было стыдно за вчерашнее. Нянчились со мной как с маленькой капризной девочкой. На улице уже ждал отряд.
В ратуше к миэру пришлось пробиваться чуть ли не с боем. Он отказывался пустить меня к Канлоку. Все его доводы не доходили до моего сознания. Я не знала надолго ли меня хватит. Главное — ни сорваться, ни закатить скандал.
— У меня больше ничего нет. Это единственно дорогая вещь, — сняла с себя пояс-оберег. Все говорили — он стоит бешеных денег. Вот пусть и будет пропуском. — Да вы и сами это знаете. Проведите меня к яр Скиноку и позвольте остаться с ним. Я буду там пока он не умрет… или не обратится. В этом случае, можете уничтожить меня вместе с ним.
Миэр долго и пристально смотрел на меня, потом вздохнул:
— Идем.
То, что я увидела… было как ушат холодной воды. Его держали за решеткой. Хорошо хоть сена бросили. Потому что кроме плошки с водой больше там ничего не было. Я в ярости обернулась к миэру.
— Теперь понятно почему вы не пускали к нему его подчиненных и меня. Вы держите его как скотину. И это человека, который верой и правдой служит стране. Человека, который пострадал защищая страну. Откройте двери и пустите меня к нему. Если вы этого не сделаете, я выхожу во двор и посылаю к Властителю донесение о том что здесь увидела.