Славка - дочь Рода, или где наша не попадала (СИ) - Кравченко Елена Евгеньевна. Страница 19

Миэр позвал стражника и велел открыть дверь, впустить меня. Мне показалось — с сочувствием.

Кан выглядел еще хуже, чем казалось со стороны. Его бока вздымались, дыхание было прерывистым, на боках и лице испарина. Кожа посерела и покрылась неестественными пятнами, а ногти покрывались чернотой. Волосы были спутаны и грязны. Почти неделя в этом хлеву! Я села рядом с ним и заплакала. Гнев, ярость, исступление, все померкло перед тем что я видела. Он, такой сильный, добрый и красивый, был сейчас слабее котенка.

— Как ты мог, Канлок! Как ты посмел оставить меня одну. Что я буду делать в этом мире без единственного друга. Не смей, слышишь! Ты, коняка бесхвостая, не смей умирать! Я тебе этого не прощу. Я натравлю на тебя Бора. Он знаком со всеми духами, они отловят тебя, чтобы задать трепку. Я дойду до Богов и потребую отправить тебя в ваш ад. Я сама отправлю тебя туда, если ты посмеешь умереть.

— Я не бесхвостый, — чуть слышно прошептал Кан, — это ты, Славка? Почему ты здесь?

Боги! Спасибо вам! Если он еще имеет силы отвечать и понимает о чем говорят, может не все потеряно. Я гладила его по волосам, прижималась лбом к его лбу, шептала ему прямо в губы разные глупости. Веки его глаз подрагивали, я видела тонкий красный ободок вокруг радужки. Прерывистый. Но он уже был.

— Ты мой попечитель, ты не смеешь бросать меня. Кто будет обо мне заботиться и опекать. Кто будет ругать меня за беспечность. Кроме меня у тебя есть брат и отец, и твои люди, и твои слуги. Ты за всех в ответе. А ты позволил какому-то велиару укусить себя. И теперь собираешься умирать. Я тебя прокляну самым страшным проклятием, если ты это сделаешь…

Последние слова я говорила уже по инерции.

Так. Мне надо успокоиться. Что проку, что я кричу и пытаюсь достучаться до него. Я смогла изменить суть двух придурков. Я это сделала. Так неужели я не могу проклясть слюну велиара, которая работает в Кане над оборотом. Я удобно села напротив него, закрыла глаза, чтобы сосредоточиться. Затем внимательно стала смотреть на тавроса. Я вспоминала его энергетические потоки, какими видела раньше. Его уверенность и спокойствие, сила и смелость, человечность и великодушие. Я проникала в его сущность, рассматривала потоки и отдельные нити, вспоминая и определяя их назначение. Наконец, я смогла вычленить одну, которую не видела ни в одном из существ. Она переплетала собой многие из потоков, подбираясь к сердцу. Потоки окутанные ею были неестественно блеклыми. А сама нить грязной, агрессивной и больной. Это суть велиаров? Я нервно моргнула. Ей осталось совсем немного, чтобы добраться до сердца, сплести паутину, захватив все естественные потоки. Она ли это? Но что делать с этой нитью? Оборвать? Очистить? Растворить?

Еще какое-то время наблюдала за ней, видела как она удлиняется миллиметр за миллиметром. Это точно она! Я решила сначала попробовать её очистить от внутреннего содержания, от яда который по ней движется. Долго, очень долго я проходила взглядом по всей длине этой чуждой для Канлока нити… Когда я прошла от одного конца до другого, посмотрела на тавроса — нить стала бесцветной. Я смогла. Я смогла её очистить. Я убрала из неё яд, который отравлял организм. Можно ли оставить всё так как есть? Или надо убрать её? Не начнет ли эта нить сама вырабатывать яд.

Я отдыхала и восстанавливала силы. Мне нельзя сейчас засыпать или терять сознание. Пока я не доделала работу до конца. Кто знает, насколько обратим процесс. Пока я не избавлю Кана от этой чумы полностью, мне нельзя отключаться. Сквозь усталость, сквозь моё отстранившееся от внешнего мира сознание я услышала голос.

— Ода, ода Владислава, возьми, пожалуйста, подойди и возьми.

Я с трудом повернула голову и увидела за решеткой людей Канлока. Харвик держал в руке одеяло и бутыль. Он смотрел на меня странным взглядом. Я осторожно поднялась, пошатнулась и направилась к двери. Забрала у него одеяло и бутыль.

— Вон! Идите все вон и не мешайте мне. Придете вечером, — сил сказать это грозно и внушительно у меня не было, я прокаркала. Но, кажется, именно так они это восприняли. Кто-то из них открыл рот, чтобы возразить, но его дернули и оттащили назад. Садясь на место, я слышала как удалялись шаги. Понюхала жидкость в бутыли, это было слабое вино, забыла как оно называется. Такое обычно дают для восстановления сил. Почти лекарство. Очень хорошо. Кану оно понадобится. Снова сосредоточиться было сложно, слишком много сил у меня ушло. Я сделала маленький глоток вина. Это помогло. Прошла взором по враждебной нити. Она не изменилась. Оставалась такой, как и была. Я нашла примерно середину и хотела её потянуть, но Кан вздрогнул, как будто почувствовал мое движение. А может и почувствовал. И не стала к ней притрагиваться. Я стала медленно и осторожно растворять её. Кан прерывисто и беспокойно дышал. Но я продолжала. Разорвать её не могу, кажется, это сведет его с ума — болевой шок от грубого вмешательства в структуру. Так что выхода нет. И я продолжала растворять это место в сплетении чуждой нити. Очень осторожно. В какой-то момент она распалась на две части, и я с удивлением смотрела, как во все стороны от дыры нить начала исчезать. Она саморазрушалась! Не только основная нить, но и вся разросшаяся от нее паутина. Я следила, пока от велиаровской чумы не осталось следа. Как только исчезла последняя зараженная точка в теле тавроса, его собственные энергетические потоки стали восстанавливаться. Медленно, но верно. Я узнавала их переплетение и цвета.

Я с облегчением вздохнула и посмотрела на Канлока. Естественный цвет кожи стал возвращаться. Он еще не был таким, как должен быть. Но отдых доделает все остальное. Дав тавросу глоток вина, накрыв его одеялом, я свалилась рядом.

12. Жестокий урок Деяны

Я очнулась от того, что плыла по воздуху. Открыла глаза: нет, просто меня опять несут. Так и ходить скоро разучусь. Привыкну — то верхом, то на руках. Присмотрелась к очередному носильщику. О, это тот, кто хотел, чтобы я на нём покаталась! Ну вот и сбылись мечты идиота. Носильщик увидел, что я проснулась и… покраснел. Боги! Это ему что — стыдно стало? Ну и хорошо, не придется ругаться. Пусть несет.

Насчёт идиота… Это когда Симон подвёз меня к таверне. Там как раз весь отряд собрался. Все, конечно, как всегда, рты разинули. А один, как раз этот, поганенько так ухмыльнулся:

— Эй, Симон, она теперь переходящий приз? А ей можно на мне покатается?.. — яр Смиран зло посмотрел на него. Стоящий рядом рос лягнул остряка, а Харвик дал подзатыльник. Смешки сразу прекратились. Идиот, ожидаемо, отлетел к стенке. Почему — ожидаемо? А вы представьте, что немелкий такой коняга пнул вас даже не копытом, а просто коленом. Вспоминая этот момент я вспомнила и о другом.

— Канлок! Где он, что с ним? Он… — я завертелась и носильщик чуть не выронил меня.

— С ним всё в порядке, ода. Он пока в ратуше. А вас велел отнести в таверну и уложить спать.

— Он правда сам так сказал? Значит, он очнулся? У меня все получилось?

— Правда, правда, — прозвучал голос рядом. Я повернула голову и увидела Харвика. — Обо всем остальном поговорим утром. А сейчас — спать. Иначе командир с меня шкуру сдерет.

Я блаженно улыбаясь на руках идиота вплыла в комнату и очутилась в постели.

Ночью меня опять мучил кошмар. Только в этот раз за мной по всему лесу гонялись разъяренные велиары, а не мелкие костлявые уродцы. Кровь стекала ручейками с их длинных, длиннее обычного, клыков и когтей. Они уже не были людьми, хотя какие-то человеческие черты их облика остались. Но глаза светились яростным огнем. Ты забрала его у нас, выли они, отдай. Отдай или ты будешь вместо него. На болотной кочке сидел и хихикал отвратительного вида маленький лесовичок, а его волосы расчесывала пузырчатая жаба с человеческими глазами. Оба они смотрели, как я мечусь из стороны в сторону, и хихикали. За всей этой вакханалией молча наблюдала удивительно красивая женщина. Она парила над землей с колчаном со стрелами за спиной и огромным луком в руке. Странная одежда была на ней. Черное с красными разводами, похожими на языки пламени, платье, а поверх — длинная кольчуга из мелких золотистых пластин. На голове — шлем в виде какого-то зверька с пушистым хвостом, спускающимся на одно плечо. Она равнодушно смотрела на меня и произносила: «За все надо платить. За зло и добро. Всё имеет свою цену…»