Пермский рассказ - Астафьев Виктор Петрович. Страница 17
Снова зазвенели лопаты.
Потом Перепелкин с лейтенантом ходили к артиллеристам. Барсуков о чем-то говорил в блиндаже с комендантом батареи, а Василий от нечего делать бродил по огневой позиции. На снаряде сидела девушка в длиннополой солдатской шинели и что-то читала. Из-под аккуратной пилотки на чистый лоб девушки выбивалась светлая прядка волос. Она была так увлечена чтением, что не заметила, как подошел к ней молодой незнакомый солдат.
Василий кашлянул. Девушка оторвала взгляд от книги и смущенно улыбнулась.
— Читаете? — растерянно спросил Василий.
Девушка кивнула головой и закрыла книгу. Это была «Аэлита» Алексея Толстого.
Перепелкин страшно обрадовался встрече с любимой книгой. Ему даже показалось, что и девушку в солдатской шинели он знает давным-давно, хотя она ни капельки не похожа на Аэлиту. Маленькая, розовощекая с большой родинкой над густой бровью, она была больше похожа на его сестру Веру. Может быть, поэтому разговаривать с ней сразу стало легко и просто. За несколько минут Василий узнал, что ее зовут Раисой, что она телефонистка батареи, что в Киеве у нее остались папа с мамой и маленький братишка Витька. За это же время она узнала и коротенькую биографию Васи Перепелкина.
Пролетел немецкий самолет-разведчик, но они, увлекшись разговором, даже не обратили на него внимания. Им было хорошо вдвоем. Хорошо, как только бывает в юности.
— Перепелкин, пошли! — крикнул, выходя из блиндажа, Барсуков.
Если бы только он знал, как не хотелось уходить с батареи его ординарцу! Если бы видел, как хорошо Васе Перепелкину сидеть рядом с девушкой, то, может быть, задержался бы он в блиндаже командира батареи, поговорил бы с ним еще о чем-нибудь! Но лейтенант не знал этого.
— Перепелкин! — еще раз сердито крикнул он.
Василий нехотя поднялся со снаряда и, сам не зная почему, назвал девушку марсианским именем.
— До свидания, Аэлита, — выдохнул он и побежал на зов лейтенанта.
Вернувшись в блиндаж, он обо всем рассказал Сергею Кринице.
— Поздравляю! — только и сказал тот. — Люди, познавшие любовь, не умирают.
На другой день позывные артиллерийской батареи сменились.
— Я — «Аэлита»! Я — «Аэлита», — звенел в телефонной трубке девичий голос.
— «Аэлита», я слышу тебя. «Земля» слышит тебя! — отвечал молодой ординарец и счастливо улыбался.
Он верил, что люди, познавшие любовь, не умирают.
Немецкая артиллерия остервенело обрабатывала передний край нашей обороны. Засыпанные землей, оглохшие, ждали бойцы, когда кончится артиллерийская подготовка и противник ринется в атаку. Ждать пришлось недолго.
— Идут, — шепнул побелевшими губами Перепелкин и кивнул головой на равнину.
Десятка два танков, легко подпрыгивая на гусеницах, ныряя то вверх, то вниз, мчались на полной скорости к противоположному рву. Следом за ними, пригибаясь, бежала вражеская пехота. Строчили автоматы.
Ударила наша артиллерия, и степь покрылась черными фонтанами взрывов. Они вырастали перед танками, бугрились в рядах наступающих. Немцы падали и снова бежали за машинами, стараясь не отстать от них.
«Надо отсечь танки от пехоты», — мгновенно решил Барсуков и приказал открыть огонь. Затрещали пулеметы и автоматы. Серега Криница приник к пулемету и длинными очередями косил между танков по фигурам в мышиных шинелях. Он видел, как немцы залегли, начали пятиться назад. Приклад ручного пулемета больно бил в плечо, ходуном ходил в руках. «Как отбойный молоток», — невольно подумал Серега.
А танки продолжали лезть вперед. Один из них вполз на гребень балки и, круто развернувшись, помчался вдоль линии обороны прямо по окопчикам и стрелковым ячейкам. Семен Ткачук уже видел желтые кресты на броне и широкие траки гусениц, забитые липкой глиной. Рука потянулась к противотанковой гранате. Когда танк прогромыхал в нескольких шагах, Семен метнул ему вслед гранату и упал на дно окопа, закрыв голову руками. Грохнул взрыв. Из-под низкого днища машины метнулся клуб огня, дыма и земли.
На правом фланге вспыхнул еще один танк. Немецкая пехота яростно строчила из автоматов.
— Не пройдете, гады! — кричал Барсуков и, тщательно целясь, стрелял, стрелял, стрелял…
А вдали уже вырастала вторая волна танков и пехоты. Видимо, немцы решили во что бы то ни стало прорвать линию нашей обороны. Железная волна катилась через степь на истерзанные окопы и блиндажи, и казалось, никакой силе не остановить ее.
Волна все ближе и ближе. Сталь. Грохот. Огонь. Смерть.
— «Аэлита!» «Аэлита!» — кричит Перепелкин и повторяет в телефонную трубку команду лейтенанта. Глаза у парня слезятся, голос срывается. В грохоте боя он почти не слышит собственного голоса. Валяется под ногами разбитая осколком стереотруба. Она уже не нужна больше лейтенанту: и без нее хорошо видно поле боя и танки, мечущиеся среди взрывов.
Подкрепление подбодрило немцев. Они снова бросились к окопам. Барсуков видел, как фашисты прыгали в них, как началась рукопашная схватка. Мелькали штыки и приклады, лопались ручные гранаты. Расстреляв все гранаты, Серега Криница схватил ручной пулемет за ствол и орудовал им, как палицей.
Два танка шли прямо на наблюдательный пункт. Барсуков почувствовал, как подступает к горлу тошнота. Поборов ее, он мельком взглянул на ординарца и выкрикнул новые координаты. Василий вздрогнул: на этих координатах находился он с лейтенантом.
Барсуков заметил это и, отвернувшись, чтобы не видеть испуганного взгляда ординарца, повторил команду.
«Я не могу!» — хотел возразить Перепелкин, но гул приближающихся танков подхлестнул его и, не раздумывая больше, он крикнул в трубку последние координаты.
— Прощай, Вася, — грустно сказал лейтенант и крепко поцеловал своего маленького веснушчатого ординарца в губы. — Понимаешь, прощай…
Последних слов Василий не расслышал. Они потонули в гуле танков и грохоте снарядов. И только телефонная трубка продолжала хрипеть:
— «Земля!» «Земля!» Ты меня слышишь? Я — «Аэлита!» Я — «Аэлита!»
Но напрасно звала «Аэлита». Ее уже никто не слышал.
Молчала земля, покрытая глубокими воронками и обломками стали, перемешанная с человеческой кровью…
Как быстро летят годы. Летят в блеске солнца, в малиновых зорях, в свисте осенних ветров, в шелесте золотого листопада, в грозах и метелях.
…У степной дороги стоит невысокий обелиск с пятиконечной звездой, вырубленной кем-то из листового железа. На сером известняке высечены имена:
Петр Барсуков — лейтенант.
Василий Перепелкин — рядовой.
Сергей Криница — рядовой.
Семен Ткачук — рядовой.
Идет по степи весна. Идет, спешит, словно озорная девчонка на свидание. Солнечная улыбка играет на ее лице. Зеленые ленты трав переливаются в темных косах, небесная голубизна плавает в больших бездонных глазах.
Вечерами, когда в небе вспыхивают первые звезды, замирает степь. Каждой травинкой, каждым лепесткам прислушивается она к перестуку молодых сердец, к шепоту горячих губ:
— Любишь?
— Люблю…
— У нас будет сын…
Олег Селянкин
ТОВАРИЩ КОМИССАР
— Получена махорка для личного состава?
Неужели обо всем этом нельзя спросить завтра, когда дивизион вернется на базу? Разве легче будет катерам прорываться в Сталинград, если этот старший лейтенант именно сейчас запишет в своем блокноте, что из-за нехватки людей катера идут в бой с неполным личным составом?