Призрачная любовь (СИ) - Курги Саша. Страница 11

— Так мы все умерли?! — вырвалось у Веры.

— Я сказал бы, перешли в иную форму существования. Мы работаем тут на благо себя и человечества, быть может, куда лучше, чем при жизни. Вскоре вы поймете, что вы особенная и то, что вы делаете очень важно для других. Вы — оплот того света, на который вы, быть может, молились, когда сдавали, не подготовившись толком экзамен, когда опаздывали на важную встречу. Признайтесь, вы наверняка просили судьбу о том, чтобы у вашего преподавателя было хорошее настроение, чтобы вам попался удачный билет, а ваш визави тоже немного задержался? Мы те, кто помогает чужим жизням складываться правильно, если люди заслуживают этого. Безусловно, существует и другая, темная сторона. Именно те, с кем я так боялся, что вы столкнетесь сегодня, оберегают нас от нее. Но это… совершенно другие люди. Вы уже знаете про дар Иннокентия. Он сродни их способностям, хоть и призван в большей степени созидать.

Вера вздрогнула, в красках вспомнив тот момент, когда по неосторожности разбила психиатру очки. Если бы они сразу вот так ей все объяснили!

— Вы злитесь оттого, что при первой встрече я не сказал вам правду? — угадал ее мысли патологоанатом.

Вера кивнула.

— Ну что ж. Вчера вы готовы были бы ее принять? — прямой взгляд голубых глаз был устремлен на нее, и Вера поняла, что медленно водит головой из стороны в сторону.

— Поверьте, — вздохнул Михаил Петрович. — Всем новым хранителям приходится трудно. Но я не видел еще никого, кто бы по собственной воле оставил эту должность. Вас выбрали не просто так, вы заслужили свое место необычной жизнью.

Вера вздохнула.

— Едва ли моя жизнь была полна праведных трудов.

— Она была полна страданий, — долетело до нее, — Или ваша смерть.

Вера вздернула голову, посмотрев в глаза патологоанатому, но тот не смутился.

— Вы хотели правды, вот она. То, что даровано вам — искупление. Если бы вы ушли сразу же, то утонули бы в водовороте собственных страстей, порожденных горьким опытом. Но кто-то или что-то решило изменить вашу судьбу так же, как мы вступаемся за наших подопечных. Вы обретете здесь то, что сделает вас лучше и откроет дорогу к спасению. Вера, это такой редкий дар видеть, как идет время и не стареть, заботиться и защищать. Вы его оцените.

С этими словами патологоанатом приподнялся, и положил Вере на плечо руку, и только тогда девушка решилась прихлебнуть кофе. Ее взгляд упал на оставленные у порога сумки и ее сегодняшние дела показались девушке в этот миг такими мелочными. Михаил Петрович проследил ее взгляд.

— Вы имеете право на человеческие слабости, — произнес он. — Не пытайтесь сделаться совершенством. Подобное приходит по наитию, те, кто хотят добиться этого сознательно, как правило, сильно заблуждаются и делают несчастными других. Вы практически живы. Это то, о чем человечество мечтало столетиями — бессмертие. И вы не одни.

В этот миг распахнулась входная дверь. На пороге замерла девушка в белом халате, до того по-девичьи миниатюрная и стройная, что напомнила Вере пионервожатую из старых советских фильмов. Светлые волосы были забраны в две аккуратные косички, перетянутые серой лентой. Так уже, кажется, никто лет пятнадцать не причесывался. На ногах у нее были старомодные туфли. Серая юбка воланом, какого-то бабушкиного кроя выбивалась из-под медицинской формы. Шестым чувством Вера поняла, что перед ней еще одна хранительница. Это, должно быть, и была Надежда.

Казалось, вместе с гостьей в комнату влетел луч солнца или свежий ветерок. На лице девушки было написано нетерпение, только отчего она ничего не говорила?

— Наденька, здравствуй! — обратился к ней Михаил Петрович. — А это Вера.

— Я говорил ей о тебе, — обратился к анестезиологу он.

Вера удивленно взглянула на патологоанатома. Надежда тем временем прошагала в комнату и, притворив за собой, дверь кивнула новой хранительнице.

— Не расспрашивайте ее, — продолжил Михаил Петрович, увидев, что Вера открыла было рот. — Наденька не говорит.

И Вера осеклась. Надежда после этого подбежала к патологоанатому и вложила свои руки в его ладони, совершенно игнорируя сбитую с толку коллегу.

— Что там случилось? — улыбнулся Михаил Петрович. — А! Теперь вижу. Хорошо, что ты меня позвала.

После этого он обернулся к Вере.

— Пойдем! Посмотришь на нашу работу.

Надежда выскочила за дверь, Вера успела только разглядеть на сверкнувшем на ее груди бейдже должность. Лаборант. Разве не все хранители врачи? Впрочем, расспрашивать она не решилась. Вся компания поднялась на второй этаж, где как поняла Вера, была расположена лаборатория.

Надежда, как выяснилось, была устроена лаборанткой при морге. Она готовила биопсийный материал — изъятые у пациентов кусочки ткани к тому, чтобы их посмотрели врачи. Без слов хранительница указала на микроскоп, стоявший у окна. За ним сидел молодой мужчина и с выражением муки на лице рассматривал препарат.

— Проблемы, Юрий? — обратился к нему Михаил Петрович.

— А! Профессор! — тот вскочил, вытирая о халат вспотевшие руки. — Я, конечно, не уверен, но, по-моему, рак молочной железы. Смотрю, не могу разобраться. Я сказал, пусть кто-нибудь еще из докторов глянет, но Надя решила, что надо знать наверняка. Все-таки неприятный диагноз.

Вера заметила, что на бейдже Юрия было написано "ординатор" и усмехнулась. Понятно было, отчего он прямо-таки трепетал перед Михаилом Петровичем. Профессор по сравнению с врачом-стажером несоизмеримая величина. Ординатор отпрыгнул, уступая хранителю свое место.

Грузный патологоанатом сел за стул и легким движением навел резкость.

— Нет, голубчик, вы все-таки неправы, — через какое-то время дал заключение профессор. — Я настроил вам препарат. Сами еще раз гляньте. Это обычная фиброма.

Ординатор побледнел и сел за микроскоп.

— Да, теперь вижу, — опустившимся тоном произнес он.

— Ну, вот и хорошо. Испугали бы бедную женщину, — с этими словами Михаил Петрович вышел.

Вера последовала за ним, ожидая объяснений. Надя же вернулась к работе.

Патологоанатом спустился на первый этаж и заговорил только там.

— Она моя помощница. Видит и слышит все, что творится в больнице. Она чувствует хороших людей и приносит мне в руках их добрые поступки. Это то, что я могу превратить для них в чудо.

— Вы ее исцелили, эту женщину? Она болела раком груди?

Михаил Петрович кивнул.

— Но не подозревала об этом. Эта была третья стадия, которую случайно обнаружили на профилактическом осмотре. Даже с современным протоколом химиотерапии у нее было бы не так много шансов. У нее трое детей и она хорошая мать-одиночка. Все они сейчас порядком напуганы. Сегодня им скажут, что страшный диагноз всего лишь заблуждение рентгенолога и терапевта. Врачи неверно истолковали данные, а обследование в больнице это подтвердит. Она будет жить дальше.

Вера почувствовала волнение. Она была очарована торжеством жизни, так же, как и когда впервые ступила под своды мединститута. Это воспоминание на мгновение вырвало Веру из реальности, но когда она пришла в себя, то уже знала, что после своей смерти оказалась в больнице не случайно. Она любила медицину и выбрала ее сердцем, сама. Что как не любимая профессия могло теперь ее спасти от пропасти саморазрушения, в самом деле?

Вера не могла отвести взгляда от рук патологоанатома, все еще мысленно переживая недавнее чудо. Михаил Петрович улыбнулся и спрятал большие ладони в карманы.

— Твой дар не менее важен, Вера, — заговорил он. — Он дан тебе именно потому, что ты лучше всех нас можешь забирать боль. Ты вскоре осознаешь, как это чудесно.

В этот миг в кармане у Веры завибрировал телефон, и она вспомнила про Виктора. Но против ее ожиданий это был не звонок, а сообщение от Любови.

"Твой хирург вовсю оперирует, а ты сутра шляешься где-то и никто не может тебя найти".

Вере стало не по себе. Бросив короткий взгляд на Михаила Петровича, она призналась: