Призрачная любовь (СИ) - Курги Саша. Страница 29

— Психиатр… там! — выдохнула девушка.

Сестры дружно вбежали во флигель и поднялись на докторский этаж. Иннокентий лежал в луже крови. Он разбил одно из стекол в окне и снова располосовал себе предплечья, хотя, казалось бы, там уже нечего было резать. Дыхание его было тяжелым и частым, что говорило о том, что хранитель потерял много крови.

— Дурак! — в сердцах воскликнула Вера, хватая со стола скатерть. — Неужели тебе одного раза не было недостаточно?! Люба, ну-ка, живо за Михаилом Петровичем!

Следом она бросилась перевязывать предплечья доктору.

— Зачем это ты? — запричитала Вера, заметив, что Иннокентий приоткрыл глаза.

— Не могу так, — едва слышно долетело до нее. — Лучше, правда, сгинуть…

— Да не сгинешь ты теперь! — разозлилась Вера. — Раз уж решился исправлять свою жизнь, то не уйдешь теперь отсюда так просто!

Она отпрянула и посмотрела на больного, а тот тем временем прошептал:

— Что же вы со мной сотворили? Я думал, вы обещали мне спасение… но это ведь… проклятый морфинизм. Я снова чувствую ломку…

— Да, — собравшись с духом, кивнула Вера. — Я не смогла забрать всю боль. Твоя искренняя любовь — единственная ниточка, что еще связывала тебя с человечеством. Отпустишь ее, и останется только ярость. Это и был тот кошмар, что творился вокруг тебя. Со временем ты преодолеешь в себе боль и ненависть, и он отступит. А пока я превратила твои духовные муки в физические, уж прости, но так их просто легче заглушить. Примешь лекарство?

Больной едва заметно сжал ее руку. В это время в комнату вбежал профессор, накинувший белый халат поверх пижамы. Едва взглянув на Иннокентия, он с осуждением обернулся к Вере и двинулся к постели больного. Вскоре психиатр уже был исцелен от своих увечий и сидел на залитой кровью постели, отрешенно глядя вперед.

— А теперь уходите все! — распорядилась Вера.

Когда за Любой захлопнулась дверь, главная хранительница приблизилась к подопечному, села на кровать и перетянула правое предплечье жгутом. Иннокентий посмотрел на нее со смесью злости и презрения.

— Морфий? — выплюнул он, отворачиваясь.

— Это для тебя больше не яд, — произнесла Вера. — Он не будет как раньше разрушать тело, он заглушит боль, и ты не опьянеешь, если только не переусердствуешь с дозой. Ты принял решение снова сделаться человеком, Иннокентий, и обратного пути у тебя нет. Однажды ты сможешь снова любить не испытывая страха и радоваться каждому дню. Для этого ты попал сюда.

С тех пор Вера поселилась в соседней комнате, чтобы наблюдать за своим непростым жильцом.

В ту же ночь, после того как главная хранительница привела в больницу Иннокентия, в ворота постучалась Надя.

— Вот отныне твои глаза, — сказала Вера Михаилу Петровичу, знакомя его с новой хранительницей.

— Выглядит так, словно бы ты сделала все правильно, — сказал профессор главе больницы, когда они остались наедине. — Но почему я не могу поверить в это?

Вера очнулась, шумно набрав в легкие воздуха. За окном уже было светло. В следующий миг истошно заорал будильник. На дисплее отражалось время — семь утра. У Веры было чувство, словно она непрерывно отдежурила неделю. Она готова была умереть.

— Верка! — на плечо легла тяжелая ладонь реаниматолога Михалыча.

Вера неохотно развернулась. Ну вот он и вернулся. Не хотелось ни о чем-то спрашивать Михалыча, ни отвечать. Вере нужно было уйти и она бы ушла, если бы не чувствовала ответственности за Иннокентия.

— Я уже слышал, — произнес реаниматолог, выходя у Веры из-за спины. — О том, как очнулся Покровский и вмазал психиатру.

Реаниматолог склонился над Иннокентием и проверил пульс.

— Что с ним, ЗЧМТ?

Вера вдохнула. Она понятия не имела. Что теперь с психиатром? Если бы она могла ответить на этот вопрос однозначно.

Реаниматолог тем временем полез в карман за фонариком.

— Не должен был я тебя одну оставлять, — продолжил Михалыч, поворачивая к себе голову Иннокентия. — У меня это камнем на душе с тех пор как я про психиатра услышал. Разве могла ты, хрупкая девчонка, скрутить того парня в одиночку? И этот Курцер на помощь бросился… его самого-то соплей перешибешь!

Реаниматолог сделал движение, чтобы снять с Иннокентия очки и Вера рванулась, собираясь помешать этому. Но сам психиатр оказался быстрей. Он распахнул глаза и отодвинулся. Реаниматолог не растерялся и направил свет фонарика психиатру в левый глаз. Иннокентий следующим движением отбросил руку врача.

— Не надо! — воскликнул он, садясь. — Со мной все в порядке!

Потом Иннокентий единым усилием вырвал катетер из ноги. Михалыч отпрянул и с облегчением вздохнул.

— Ну как ты, доктор Курцер?

Психиатр ответил раздраженным взглядом.

— Отоспался, — сказал он, сбрасывая ноги с кушетки. — Теперь мне нужно в отделение. Скоро дежурство сдавать.

После этого психиатр вскочил и обул ботинок, который ночью с него стянул патологоанатом. Вера молча покосилась на носок, лежавший на полу. Психиатр тоже заметил его и, подобрав, запихнул в карман брюк. Так Иннокентий и вышел.

— А спасибо?! — крикнул ему в спину реаниматолог. — Барышня тебя тут спасала ночью, а потом сидела в изголовье кровати как безутешная жена!

Вера бросилась к дверям и с болью посмотрела на то, как психиатр ковылял по коридору, приволакивая ногу так, словно у него все еще был неправильно сросшийся перелом. Следом она поняла, что спокойный тон Иннокентия лишь очередная демонстрация нормальности. Он научился этому за те годы, что обитал при больнице. Вера осознала, что не сумеет отпустить его, пока не поймет, чем можно помочь.

Она догнала Иннокентия в дверях и попыталась взять за руку, но психиатр был начеку. Вера ухватила лишь край рукава.

— Ну что, увидела какого они цвета? — произнес Иннокентий, понимая, что так просто не уйдет.

— Карие, — выдохнула Вера, и ей неожиданно стало ясно, что сам психиатр не знал, что происходило с его глазами, когда он снимал очки.

Должно быть, он думал, что, в самом деле, обращается так в монстра. Вера понимала, что без очков Иннокентий становился тем самым человеком, каким был до своей смерти когда-то. За эти сто с лишним лет он сумел сохранить себя или же заново собрал по кусочкам. Это показалось ей таким важным, что Вера на мгновение задумалась и не успела озвучить Иннокентию свои мысли. Психиатр тем временем аккуратно освободил свой рукав.

— Раз уж я выручил тебя вчера, сделаешь мне ответное одолжение? — произнес Иннокентий, глядя Вере в глаза.

Та кивнула. Трудно было ему отказывать после всего, что произошло за дежурство.

— Держись подальше, — выдохнул психиатр.

С этими словами Иннокентий отвернулся и зашагал прочь. А Вера так и осталась стоять в дверях с этой новостью. Ей было так больно, как никогда в жизни. Вера еще не чувствовала такого раскаяния, потому что не давала себе труда задуматься над чужими страданиями. Психиатр словно специально попался ей на пути, чтобы продемонстрировать, кем она на самом деле была. Вера и раньше, если хотела чего-то, частенько шла по головам. Только теперь ее несгибаемая воля так явно оборачивалась плохими поступками так, что девушке было не по себе.

Или наоборот, они встретились здесь потому, что Вере было необходимо обрести то, чего ей всегда не хватало — человечность? Может, именно поэтому ее так мучительно сейчас тянуло к Иннокентию? Он был ее полная противоположность: нежный, добрый, готовый отдавать всего себя любимым… Если бы Вера обладала хотя бы частью этих качеств, она бы никогда не погибла не своей смертью. До этой участи ее довела стервозность и умение выбирать себе опасных спутников.

Вера отступила на шаг и обхватила свои плечи. Память рисовала нечеткие силуэты. Как во сне, здесь трудно было ухватить детали, лишь общее настроение. Ей, в самом деле, нельзя было приближаться к психиатру. Что если Вера была осовремененной копией Лилечки? Как же трудно ему, должно быть, было сосуществовать с призраком своей жены? Вера ощутила такое сильное раскаяние, что не могла сдвинуться с места, пока в дверях позади нее не встал реаниматолог.