Призрачная любовь (СИ) - Курги Саша. Страница 30

— Ты никак влюбилась, Верка! — все тем же шутливым тоном продолжил Михалыч. — Я всегда думал, что Курцер по мужикам. Нет, парень он, конечно, хороший… прекрасный специалист. Но, слушай, Вер, с ним все же что-то не то. Вот веришь, пошел бы с ним в разведку — не подведет, но в остальном… мне кажется, избегает он близких отношений, в особенности с женщинами.

Вера не могла показаться коллеге. Если Михалыч сейчас увидит ее лицо, то быстро поймет, что что-то не так с ними обоими: с Иннокентием и Верой. В этот миг завибрировал мобильный. Вера вынула аппарат из кармана и посмотрела на экран. Это был Виктор.

— Ты нужна мне, — сказал хирург и повесил трубку.

Взяв себя в руки, Вера отправилась наверх. На сей раз в операционной было тихо. Виктор даже не поздоровался. Вера молча заняла свое место. Иннокентия в больнице любили и оберегали, а она первой из хранителей позволила себе нанести ему рану. Влюбленная дурочка Люба была для психиатра неопасна. Но, Вера, призрак жены, была словно открытое пламя. Такая женщина как она, словно, только и могла быть проклятием.

— Психиатр теперь надолго подсел на опиаты, как считаешь? — неожиданно заговорил хирург, и хранительница оторвалась от своих мыслей.

Вера вскинула голову.

— А что ты думаешь, с ним случается, когда он решает поностальгировать? — продолжил Виктор. — Иннокентий устраивает себе курс морфинотерапии. Он славно держался, с тех пор как ты оказалась тут, но сегодня вот унес две ампулы…

Хирург прервался и посмотрел Вере в глаза.

— Я знаю, как выглядела Лиля. Как-то раз незадолго после того как он разрешил мне ночевать на кушетке, я рылся у него в комоде, уж не помню, что мне было нужно и наткнулся на старую фотокарточку. Представляешь, этот идиот все еще хранит ее! Мне это показалось странным, я и спросил. Он психанул страшно, а потом устроил себе недельный отпуск с наркотой. Насколько я понял, воспоминания о жене причиняют ему особого рода боль… физическую. Так он снимает ее, и тут никто ничего ему на этот счет не говорит. И ты лучше помалкивай.

— Я… правда… так… похожа? — выдохнула Вера по словам.

Хирург посмотрел на нее.

— Он до сих пор ее любит, вот что удивительно, — сказал Виктор. — Послушай, Лиля была змея и, я думаю, после смерти ей никто не спустил того, что она с психиатром сотворила. А тебя в больницу привели, это значит, что умирая, ты чем-то заслужила свой шанс исправиться. Вы с ней, безусловно, разные люди, хоть и похожи в общих чертах. Он ранится не о тебя, а о собственную память. Больше ста лет прошло, ну нельзя же до второго пришествия быть недотрогой!

Вера посмотрела в глаза хирургу и с удивлением поняла, что он на ее стороне.

— Но другие так не думают, — сказал Виктор. — Я б на твоем месте бы с Любой теперь поосторожнее был. Она заметила, что психиатру ты небезразлична. Впервые за столько-то лет он пошел ставиться опиатами и даже не из-за жены, а из-за какой-то посторонней тетки.

Вера вздохнула. Неужели Люба, влюбленная в психиатра, за десять лет так и не удосужилась поинтересоваться тем, что он за человек, что у него на уме и что он чувствует? Эти вопросы казались ей закономерными. Как можно пойти дальше, чем простая увлеченность, если не изучить все темные и светлые закоулки чужой души? Вера вздрогнула. Она что, собиралась заниматься тем, что всегда считала небезопасным? Всерьез влюбиться в кого-то, кто мог не ответить ей взаимностью или, и вовсе, нанести глубокую рану?

— Он приказал мне держаться подальше, — призналась она.

— Я тебя предупреждал, — кивнул хирург. — Полезешь ему в душу и получишь вот это.

— А? — вздернула брови Вера.

— Я думал подружиться с ним, когда психиатр поселил меня у себя. Мне это не удалось, — хирург хитро взглянул на напарницу. — Правда любопытно, сумеет ли он открыться хотя бы кому-нибудь? Ты упорная девушка. Мне это нравится, чего не скажешь о психиатре.

Вера глубоко вдохнула и только теперь решилась озвучить правду, которую обдумывала все время операции:

— Лучше не надо. Я вам не подхожу. Я очень боюсь ранить… кого-то из вас.

Виктор снова поднял голову.

— Вера…

— Я, — ей с трудом удавалось озвучивать то, чего она еще недавно собрала по неясным обрывкам воспоминаний. Все это являлось наподобие предчувствий, словно из туманной дымки сна. Но, в конце концов, откровений набралось достаточно, чтобы у Веры сложилась определенная картина. И картина эта была не лучшего толка.

— Я забросила учебу на третьем курсе. Не знаю почему, что-то нехорошее случилось, но я всегда любила бабки и вот тогда решила, что хочу их как можно больше. Нет, диплом-то у меня есть, но я почти не ходила на занятия, платила за экзамены, точнее мои… спонсоры платили. Я красивая и дерзкая была, пользовалась этим. Мужиков друг с другом стравливала. Я стерва, каких поискать. Госы сдала, потому что всегда была сообразительной, но не пошла в ординатуру, она мне не нужна была. Я на тот момент выскочила замуж за какого-то крутого чиновника, ни лица, ни имени его не помню. Он на меня оформил свой левый бизнес. Я добилась, в конце концов, успеха, только он мне на пользу не пошел. Прибил меня муж, — Вера ухватила себя за шею. — Придушил! И ты думаешь, такая как я… Думаешь, мне место рядом с психиатром? Рядом с академиком, которого убили за то, что он просто не сумел удержать при себе свое мнение? С сестричкой из медсанбата, которая раненым помогала? Рядом с тобой?

Инструмент вывалился у Виктора из руки после этих слов. Вера с шумом набрала воздуха в грудь. Ей полегчало после того как она все это озвучила. По крайней мере, теперь она могла не чувствовать себя обманщицей больше.

— Я знаю, что ты трепло, и на сей раз постарайся не сдерживаться, — продолжила Вера. — Они должны знать, кто я на самом деле. И если они сами не захотят держаться подальше, я буду. Иначе я превращусь в Лилю!

К счастью, в этот момент запищали датчики, извещая врачей о том, что у пациента асистолия. Вера выдохнула и пошла.

— Не беспокойся, работать я постараюсь хорошо. В конце концов, это мой способ попасть после смерти в какое-нибудь приемлемое место, — сказала она напоследок.

— Вера… — донеслось в спину.

Хранительница обернулась.

— Вот что, Вить, у меня к тебе одна просьба: оставь меня в покое!

Глава 7. Полоса отчуждения

Вера спустилась в реанимацию. Там на нее наскочил Михалыч, успевший сдать дежурство. Старый реаниматолог задержал ее в дверях и, схватив за плечи, долго рассматривал.

— Вот, ей богу, Вер, и узнаю тебя и не узнаю. Что-то ты после отпуска странная. Не прощаешься, в ординаторской безвылазно сидишь. Но самое страшное глаза не горят как раньше. Что случилось?

Вера тяжело вздохнула и призналась.

— Хочешь верь, хочешь нет, Михалыч, но после каникул я ничего не помню. Вот совсем ничего. В голове пусто.

Реаниматолог удивленно вглядывался в ее лицо.

— Если ты вдруг согласишься меня чему-то поучить… снова, я буду стараться с двойным усердием.

Вдруг в первой палате противно завыли датчики. Михалыч рванулся назад, Вера последовала. Шестым чувством она поняла, что остановилась та самая тетка, которую они ночью стабилизировали с психиатром.

— Куб адреналина, Оля! — распорядился реаниматолог, залетая в ярко освещенный зал.

И сам подпрыгнул к аппарату ИВЛ.

— Вера, качай! — приказал он.

Вера навалилась всем телом на щуплую грудь пациентки, положив друг на друга сцепленные кисти там, где виднелась нижняя часть грудины. Непрямой массаж сердца. Вере всегда казалось странным, что последнее, что остается делать с уходящим это просто со всей силы давить ему на грудь, зажимая небьющееся сердце между позвоночным столбом и ребрами. Конечно, в это время реаниматолог вводил женщине лекарства, которые должны были подстегнуть уставший миокард и стиснуть сосуды. Но Вера видела только свои руки, сдавливавшие грудь больной в ритме одной известной иностранной песни. Сейчас-то она и крутилась в голове, словно заезженная пластинка.