Призрачная любовь (СИ) - Курги Саша. Страница 41

— Нет, я люблю женщин, — Иннокентий вновь сосредоточился на Наде. — По крайней мере, искренне любил пока одна из них меня не погубила. Долгое время я полагал, что не допускать новых отношений это лучшее, чем я могу обезопасить себя… от нового приступа безумия. Пока не увидел во сне ту балерину. В близости есть нечто столь чарующее, без чего жизнь превращается в череду одинаковых будней… Так я и жил с воспоминанием о чудесном сне, не представляя, как мог бы воплотить его в реальности.

Вере было страшно и трепетно слушать дальше. Психиатр неожиданно сменил тему.

— Береговой шарлатан и он меня ненавидит за то, что я не устаю напоминать ему о его некомпетентности. Статейки его — попытка реализоваться. Лучше бы он писал что-то менее вредное для доверчивых душ, фантастические рассказы, например, — Иннокентий прищурился. — А то ведь он утверждает, что рассеянный склероз лечится сахарной пудрой! Он совершенно не умеет держать под контролем свой гнев. Однажды он даже решился напасть на меня.

Психиатр возвел глаза к потолку и поморщился. Очевидно, ему было неприятно признаваться в том, что случилось, но отчего-то он решил продемонстрировать Вере полную откровенность. Возможно, дорожил ее вниманием.

— Вот откуда эти слухи: сестры видели, как мы заперлись вдвоем. А потом… Он довольно большой мужчина и, очевидно решил, что легко отделает кого-то моего телосложения. Насколько я понял, с прошлого, довольно высокого поста, его погнали подобный случай. В общем, — психиатр перевел дыхание. — Я заставил его озвучить мне исповедь про тяжелое детство, жестоких родителей и бездушных сверстников. Поверь, он заслуживал этого. В его памяти, как я и ожидал, я обнаружил пару неоднозначных эпизодов. Он вышел растрепанный с красными глазами и совершенно не в себе. Теперь он живет с тяжелым сознанием того, что я больше не дам ему делать глупости. Он мстит мне как может, убеждая всех в том, что я предпочитаю мужчин, — психиатр улыбнулся. — И полагает, будто я не понимаю, откуда эти слухи. Меня устраивает тот мрачный образ, который он создает мне в больнице даже без моего участия. Обычно я люблю держать людей на расстоянии.

В этот миг Надя остановилась и удивленно посмотрела на Веру.

— Ну все, тебе пора, — решил психиатр. — А то и про нас скоро начнут рассказывать сказки.

— Уже, — вырвалось у Веры, когда она шагнула за порог.

К ее удивлению, Иннокентий не выглядел злым или смущенным.

— Мне всегда уделяют слишком много внимания, — психиатр улыбнулся. — Быть может, потому что я его не хочу. Приходи завтра на то же место. Скажешь, что обедать. Всем врачам ведь надо отлучаться на обед.

Вера застыла, не зная, что ответить. Что все это значило?

— Я не сказал тебе главного, зачем я тебя сюда позвал. Скоро будет рождественский бал. У бессмертных существует добрая традиция встречать праздник именно здесь, в главном зале нашей больницы. Будут другие хранители и стражи со всей Москвы. Нам надо прибраться. За год тут все порядком запылилось.

Вера посмотрела по сторонам и тяжело вздохнула. Силами шести человек тут мало что сделаешь, пускай и за полтора месяца. Они ведь не декораторы или строители, обычные врачи со странными способностями.

— В общем, все приходят в определенное время и потихоньку делают дела, как Надя сейчас. Обычно она мне помогает, но, если хочешь, поработаем вместе. Кто-то же должен разъяснить тебе сущность рождественского бала.

Вера кивнула.

— Хорошо. Завтра в то же время в том же месте.

Вера выходила в смятении. То, что происходило между ней и психиатром, было странно и так щемяще правильно.

"Спешите творить добро" — гласила облупившаяся надпись над входной дверью. Вера выдохнула и вспомнила про Виктора. Она знала, что обязана закончить эту историю с дочерью, сам хирург мог снова впасть в уныние, придавшись мыслям о семье. То, что дала ему Вера, было лишь анестезией, временным облечением. Нужно было что-то качественно изменить в той ситуации, в которую попал Виктор, пока не ушло слишком много времени. Его дочери уже тридцать. Если так дальше продолжится, может статься, она всю жизнь проклятой и проживет, прежде чем они с отцом увидятся. Значит, требовались такие меры, на которые раньше никто так и не отважился пойти.

Вера отправилась к Михаилу Петровичу. Ей нужно было поговорить с привратником, ведь именно Иваныч запускал и выпускал души. Он должен был знать, как назвали дочку хирурга, может, мог открыть о ней и больше, но Вера чувствовала, что без главы хранителей привратник не станет с ней об этом говорить.

Вера постучалась в кабинет патологоанатома и услышав громкое "Да?", вошла. Михаил Петрович должен был быть с дежурства. Несколько последних суток они с Надей выходили один через один потому, что другие хранители выпали из обоймы. Вере было совестно будить патологоанатома, но ничего другого не оставалось. Она решила действовать быстро и наверняка, пока Виктор еще находился в том состоянии, когда был готов пустить все свои душевные силы на дочь.

Против ожиданий Веры патологоанатом стоял в уличном пальто и отряхивал плечи от первого снега. Хранительница стянула варежки и шапку, подаренные Иннокентием. Профессор при этом взглянул на нее сердито.

— Ну что, сама явилась, возмутительница спокойствия? — обратился он к Вере. — Сдается мне, что ты не повиниться пришла. Чего тебе надо?

— Где вы были? — произнесла хранительница, уловив в тоне патологоанатома тревожные нотки.

— В Управлении, — ответил Михаил Петрович, вешая на крючок у двери заснеженную шляпу.

— У стражей тоже есть начальство… из таких же бессмертных человеческих душ, — сказал патологоанатом. — Увидишь еще на рождественском балу.

— Вас же не по поводу Иннокентия вызывали? — догадалась Вера и почувствовала, как у нее холодеют пальцы.

Профессор уселся на диван и с шумом выдохнул.

— И поэтому тоже. По поводу нас всех, — после этого он швырнул на стол папку с документами. — Смена главного хранителя больницы, Вера, происходит впервые за двести лет в Москве. Поэтому они скептически восприняли мои слова. Все искали подвох. У меня давно не было такого тяжелого утра.

После этого профессор поднялся и примирительно взглянул на Веру.

— Ладно, чего это я тебя пугаю? Все закончилось хорошо. Они одобрили мое назначение, и с вами тоже никто ничего не сделает… на этот раз. Хочешь кофе?

Вера молча кивнула и подумала, что она была чертовски права, передав Михаилу Петровичу свой пост. Что если бы сегодня у начальства была бы она сама? Сумела бы она отстоять психиатра и хирурга в одиночку?

Вскоре кофе был готов, и Вера замерзшими руками приняла горячую чашку. Михаил Петрович взглянул на нее, глаза у него улыбались.

— Слышала бы ты сегодня меня, — наконец рассмеялся патологоанатом. — Чего я только не наплел им там про всепобеждающую силу любви. Вспомнил все, что читал в художественных романах на эту тему.

Михаил Петрович откинулся на спинку кресла.

— Ты меня вдохновила своей искренностью, а через меня других, — профессор посмотрел Вере в глаза. — Теперь по моим словам вы с ним просто обязаны жить долго и счастливо.

Вера выдохнула, помешав в чашке сахар. Ей было нечего сказать. Как же быстро все стали судачить про них с Иннокентием, когда всего пару дней назад они с психиатром даже не разговаривали друг с другом! И нет, вот это сейчас были совсем не сплетни.

— Я знаю, конечно же, что в жизни не бывает как в книжках, — сказал патологоанатом. — Но он теперь другой. Поменялась и ты. Вместе вы живой душе помогли, для которой надежды почти не оставалось. Это очень хорошее начало. А теперь давай к тому, зачем ты явилась.

Вера присела.

— По правде, я из-за Виктора.

Патологоанатом внимательно посмотрел ей в глаза.

— Я должна отыскать его дочь, пока еще не слишком поздно. Поэтому мне нужно поговорить с привратником, и я понимаю, что он не станет такие сведения давать просто так. Вы поможете мне?