Призрачная любовь (СИ) - Курги Саша. Страница 61

Вера ещё долго не могла оторваться от вида города. Она ощущала себя счастливой и немного пьяной, когда вернулась во флигель. Ведь, в сущности, как ей на самом деле мало было надо для того чтобы ощутить гармонию — просто даже не услышать, а прочувствовать эти слова "Я люблю тебя". Почему же Вера раньше этого не понимала?

Когда она аккуратно прикрыла за собой дверь квартиры психиатра, было уже без пятнадцати час. Чувствовалось, что атмосфера праздника схлынула. Действительно, за столом сидел один Виктор, и смотрел по ноутбуку унылую новогоднюю сетку вещания. Лера и Арина в обнимку спали в столовой на отцовской раскладушке. В комнату из гостиной падал бледный одинокий луч света. Хирург, видимо, не просто так оставил открытой дверь. Ему было важно знать, что семья рядом после стольких лет одиночества.

Виктор поднял голову и взглянул на Веру.

— Знаешь, я довольно давно не чувствовал себя настолько живым, — проговорил хирург. — Это лучший Новый Год за тридцать лет в больнице.

Вера улыбнулась, и тут Виктор заметил розу.

— Психиатр сделал тебе предложение? — хирург прямо-таки светился. — Всё-таки решился, да?

Вера смутилась. Ей совершенно не хотелось сейчас посвящать в личные дела других, кем бы они ни были.

— Неважно, — через плечо обернулась Вера.

— Нет, важно, — продолжал улыбаться хирург. — Мы делали ставки.

Вера стукнула по столу рукой. Да какое всем было дело!

— О боже, только не говори, что и ты…

— Я ставил на то, что тебе удастся его уломать.

— Звучит просто ужасно, Виктор.

Хирург ухмыльнулся.

— И всё-таки это отличная история о всепобеждающей любви. Может, она тоже станет местной легендой, вроде как моя? Было бы неплохо, Вера.

— Я к себе, — буркнула хранительница.

Вера зашла в свою комнату, и какое-то время беззвучно кружилась по ней, еще раз переживая разговор на крыше, пока ее взгляд не упал на чехол, лежавший на одном из стульев. Вера включила свет и приблизилась. Этого тут раньше не было. В таких чехлах носят дорогую одежду. Рядом со стулом на столе две коробки, перевязанные лентами. Как это могло сюда попасть?

Вера дернула молнию на чехле и тут только поняла, что это подарок. Внутри платье. Для бала. Точно! А Вера еще переживала, в чем ей пойти и пыталась на распродаже в сети подыскать что-нибудь приемлемое. От хранителей она слышала, что на рождество бессмертные одевают самые изысканные наряды. Никто не жалеет средств. Еще бы, единственная за год вечеринка! Но денег у Веры почти не было.

И вот… Хранительница вынула платье. Оно дорогое — старыми, почти позабытыми чувствами поняла Вера. Розовая шелковая основа прикрыта слоями фатина, на котором бисером вышиты звезды. Вере очень нравилось. Хранительница отложила наряд и заглянула в коробки. В одной обувь, в другой украшения, на крючке при входе появилась шуба. Вера села на соседний стул. Он все предусмотрел.

Вера глядела перед собой и не могла выдохнуть полной грудью. Столько лет она гонялась за богатством, как за каким-то священным Граалем и ей было совершенно все равно, что за человек прилагался к банковскому счету, в конце концов, она знала, как соблазнять мужчин. И ведь они видели в ее глазах тогда эту жажду наживы, играли с ней, маня деньгами и так и не давая желаемой стабильности. Они откупались как от продажной девицы.

И вот когда Вера отмахнулась от этой своей пагубной страсти и нашла человека, который привлекал ее своими душевными качествами, выяснилось, что он обеспечен. И это все после смерти, когда деньги были ей уже не нужны. И ведь она была куда счастливее так, чем в оставленной жизни. Что за горькая ирония? Она даже не обращала внимания на то, что психиатр, по всей видимости, сколотил за столетнюю практику хорошее состояние. Сейчас это стало очевидно. А Иннокентий, он не пытался Веру купить, как прочие. Он собирался сделать приятное избраннице. Хотел, чтобы она блистала на балу, поэтому и выбрал наряд, который посчитал достойным своей красавицы.

Хранительница с силой стукнула по столу рукой.

— Черт! — ей вдруг стало до боли обидно и противно, когда она сравнила свою нынешнюю любовь с другими мужчинами.

Что мешало дождаться кого-то похожего? Почему нужно было бросаться с головой в омут?

Вера даже поплакала от досады, а потом встала и надела платье. Хранительница замерла? глядя в зеркальную створку шкафа. Она была прекрасна. Даже роза… так к месту. Как, интересно, он умудрился угадать размер?

В ту ночь Вера спала как убитая. Наутро Виктор повез дочь и внучку к матери, и Вера слышала, как психиатра снова вызвали куда-то. Сама она встала, собралась, поела, но все машинально. В голове крутилась мысль о бале и прекрасной даме, какой Иннокентий ее очевидно воспринимал. Вчера Вера увидела ее отражение в зеркальной створке. Он не знает кое-чего важного… Но кроме этого хранительница еще не умела танцевать. А там пары будут вальсировать и получится нехорошо, если Вера наступит кавалеру на ногу. В конце концов, она должна была выглядеть достойно. Легче было думать об этом, чем о собственной памяти.

В обеденный перерыв Вера оказалась у Михаила Петровича.

— Что случилось? — ласково обратился к ней профессор.

Казалось, он уже позабыл про ее приключение с Иннокентием и Виктором. Вера смутилась.

— Вы… умеете танцевать вальс?

— Кхм… — ответил профессор. — Вера, а зачем вам?

Она должна была это сказать, в конце концов, хранительница здесь именно из-за этого.

— Для бала…

— Но это ведь обязательно только для пар, — Михаил Петрович поднял глаза от сложенных на столе бумаг и вдруг улыбнулся. — Постойте, так Иннокентий пригласил вас?

Вера кивнула.

— Да, — протянул патологоанатом. — Это зрелище многие оценят. Я рад. Я поучу вас, конечно же, я умею. В десять часов в главном корпусе. Вам подходит?

Вера кивнула.

— Спасибо.

В дверях она неожиданно встретилась с Любой. Все тревожные утренние мысли вылетели из головы, и Вера с ехидцей взглянула на соперницу: "Он выбрал меня! Не смей к нему больше приближаться!" Лучше бы она припрятала свое торжество.

До рождества оставалось пять дней и все они прошли в суматошной подготовке к балу. Хранители делали последние приготовления: рассылали пригласительные и наводили лоск. Вера вечерами усердно разучивала вальс, временами представляя своего кавалера на месте профессора. Иннокентий днями просиживал в Управлении — так называлась организация стражей. По вечерам Вера занималась танцами, и хранители не успевали вживую перекинуться словом.

Оружие Иннокентия зарегистрировали прямо тридцать первого числа, и теперь надлежало утрясти все формальности. В сущности, психиатр проходил нечто вроде укороченного курса молодого бойца. Никакого энтузиазма по этому поводу он не испытывал, и с утра отправлялся в Управление как на каторгу.

Вера еще со встречи с опергруппой осознала, что у Иннокентия со стражами были непростые отношения, но не лезла в это, после того как Отверстчик, глава сыска, пообещал о психиатре позаботиться. Но хранительницу глодало то, что отныне она знала, что могла доказать стражам, что психиатр не чудовище. Только одна она.

Иннокентий, и правда, постоянно слал фото. Вере то и дело приходили его снимки с остроумными подписями. Психиатр словно пытался уверить ее в том, что в Управлении для него неопасно. Иннокентий высмеивал стражей. Непохоже, чтобы он их боялся. Психиатр вроде бы свел со старыми противниками счеты и победа осталась за ним. То, что случилось недавно — просто недоразумение. Это разубеждало Веру в том, что надо действовать немедленно.

Как поняла Вера, поначалу в Управлении обращались с аномалией, силу которой удалось обуздать, плохо. Иннокентий уничтожал опаснейших врагов, в то время как сам считался монстром и ежедневно рисковал оказаться в застенках. Со временем психиатр приручил дар и когда он стал его демонстрировать, стало ясно, что этот бессмертный куда более полезен в человеческой ипостаси — он спасал тех, кто мог бы стать аномалией и принести много проблем. Это было ценнее битв, после одной из которых можно было и не досчитаться Иннокентия.