Призрачная любовь (СИ) - Курги Саша. Страница 67

Она выдавила в ладонь тональный крем и густо нанесла на шею, понимая, что он, конечно же, не способен целиком скрыть синяк. Это было ей известно из горького опыта. Когда-то Вере приходилось замазывать побои. Следы страсти скрывать куда приятней, хоть и не менее волнительно.

Михалыч не мог пропустить ее опоздания и вчерашнего отсутствия. Оседлав стул, он уселся напротив Веры и, сощурившись как сытой кот, заговорил, хитро поглядывая на синяк.

— Я надеялся, что с тобой все в порядке, — сказал реаниматолог. — Я немного волновался, когда ты сказала вчера, что не сможешь прийти. Голос у тебя был такой… встревоженный. Это ведь было любовное приключение? Всю ночь обнимались с Курцером? Выглядишь сонной.

Вера разозлилась. Этот неуместный интерес к ее личным делам, который, казалось бы, испытывала вся больница, уже начал ее не на шутку донимать.

— Нет, — соврала она, делая вид, что уходит в чтение истории болезни.

Но на Михалыча эта демонстрация безразличия не сработала. Он все так же сидел и улыбался.

— Вот, послушайте, какое вам дело? — начала Вера, почти не надеясь на результат.

Реаниматолог поменял позу и, закинув ногу на ногу, мечтательно уставился в потолок.

— Дело в том, что Курцер самый загадочный персонаж этого стационара, — признался он.

Вера посмотрела по сторонам. Другие доктора не на месте. Выглядело все так, словно Михалыч рассчитывал поведать Вере местную байку вдали от чужих глаз.

— Ему ведь официально двадцать восемь, но никто из докторов не помнит, когда психиатр нанялся сюда. Я поклясться тебе готов, что еще старожилы больницы рассказывали мне о его чудачествах. Он словно вне времени. Несет какую-то свою особую службу. Столкнуться на дежурстве с Курцером хорошая примета, слышала? Вот поклясться тебе могу, пару раз у меня все шло наперекосяк, тогда открывалась дверь отделения и после того, как у нас показывался психиатр все приходило в норму. Но…

Тут Михалыч неожиданно со всей силы хлопнул себя по бедру.

— Теперь-то мне ясно, что все это просто совпадения и байки страдающих от недосыпа врачей. Все ведь считали его не совсем человеком… хранителем каким-то что ли. Но, похоже, он обычный мужик. Странноватый, конечно. И раз он сделал тебе предложение, то, похоже, преодолел социофиобию внушительных масштабов. Когда поженитесь?

Вера фыркнула.

— Об этом и речи не идет!

— Значит, все-таки встречаетесь, — с этими словами Михалыч указал на нее пальцем, и Вера поняла, что проиграла ему.

Весь этот рассказ был затеян только с одной целью — вывести ее на чистую воду. Хранительница внимательно посмотрела на старого реаниматолога. Или… Порой с ним трудно было понять, говорит он искренне или прикидывается. В глазах Михалыча вспыхивали лукавые искорки.

— На такие серьезные изменения Курцера могла подвигнуть только любовь. Я сразу понял. Он тебе не сказал, что случилось в неврологии?

Вера отрицательно покачала головой, предчувствуя недоброе.

— Решил не втягивать тебя. Он ментов на своего заведующего вызвал.

— Ментов?

— Угу, — кивнул Михалыч. — Береговой давно какой-то дрянью промышлял, а психиатр, оказывается, время от времени грозил ему пальцем. У них были довольно напряженные отношения и это рождало много домыслов… порой довольно пикантных. Но вчера вот все стало понятно. Курцер держал на него какой-то компромат.

Иннокентий после праздников вернулся в отделение, он дежурил ночь с тридцать первого на первое, четвертого и пятого в ночь. Но в это время пациентов было немного, и сама атмосфера была расслабленной. Седьмого был очередной его день. Врачи отделения договаривались между собой на счет внеурочных выходов в праздники, Иннокентий по старой традиции взял себе больше дней, чем другие. В конце концов, у него у единственного за исключением Берегового не было семьи и даже хобби за пределами больницы.

Седьмого что-то в отделении делал и сам заведующий. Он, похоже, не ожидал застать на месте своего самого своенравного доктора. Михалычу известно было, что в неврологии случилась крупная ссора. Береговой и Курцер какое-то время разговаривали в ординаторской на повышенных тонах, и было такое чувство, что психиатр распекал за что-то своего заведующего. В конце концов, тот пригрозил подчиненному расправой и уехал приводить ее исполнение. Иннокентий вместе с санитаркой и техником вскрыли его кабинет, вскоре в отделении уже была полиция. Михалыч слышал краем уха что-то про фотографии одурманенных психотропными веществами девочек-подростков из больницы, которой Береговой раньше заведовал, и судя по тому количеству полицейских, которое вчера наводняло корпус, это было недалеко от истины.

Вера перевела дыхание, вспоминая те слова, которые слышала от Иннокентия о своем заведующем. Береговой, похоже, маньяк. И психиатр долго думал, что держит его разрушительные порывы под контролем, а вчера, видимо, увидел, как ошибся. А ведь Вера после этого еще и устроила ему романтический вечер. Теперь хранительнице было ясно, отчего у Иннокентия был такой встревоженный вид, когда они вчера столкнулись с ним в коридоре. Ночью он забылся в ее руках, но сегодня… Куда он ушел? Давать показания?

— Похоже, ты не на шутку встревожена, — отметил Михалыч.

Вера рывком обернулась к нему. Она не знала, чего ждать теперь. Иннокентий сотню лет держался подальше от всего, что происходило в больнице, и вот теперь решил показать характер. Этот безобидный человек, которого удушила собственная жена за чрезмерное добродушие, схватился с маньяком. Такое точно не кончится хорошо.

— Да будет все нормально с твоим психиатром, — махнул рукой Михалыч, но лицо его было неспокойно, он будто бы сам уже сожалел о том, что напугал Веру.

В этот миг словно в ответ на его слова распахнулась дверь ординаторской. На пороге бледная как призрак замерла невролог Карина Васильевна, Вера пару раз видела ее на дежурствах, хранительница поднялась, понимая, что женщина из отделения, где работал Иннокентий.

— Там… — выдохнула невролог, ужас плескался в глазах врача, и было видно, что слова давались ей с трудом.

Медленно поднялся со своего места Михалыч, его лицо вмиг стало суровым. Вера уже не раз подмечала, что именно с этим выражением реаниматолог бросался навстречу смерти. Развил на горбатую чутье за двадцать пять лет практики, не иначе.

— У нас… — продолжала доктор. — В отделении стрельба.

И задохнулась. Вера отметила, что правая пола халата невролога окрасилась бурым. По телу хранительницы пробежал электрический ток. Нет! Только не он! Только не сейчас! Пусть кто угодно другой, пожалуйста!

— Клинок, Вера! — распорядился реаниматолог.

И хранительница уже не думала, она отпустила голову, доверившись адреналину и приказам Михалыча. Реаниматологи бросились в другой корпус прямо по январскому морозу. Вера успела схватить куртку, Михалыч — нет. Так он и бежал с чемоданчиком полным лекарств впереди нее, в одной хирургичке, догоняя невролога. Вера несла в руках клинок, интубационную трубку и дыхательный мешок — все, что нужно реаниматологу, чтобы начать эффективную вентиляцию умершего пациента. В висках стучали удары сердца. Почему он не сказал? Понадеялся на себя? Он хоть понимает, какую боль причинит, если так исчезнет? Он ведь обещал заботиться! Болван!

На входе Вера вдруг наскочила на Отверстчика, и лишь когда глава сыска придержал хранительницу за плечи, а все вокруг поплыло, сделавшись призрачно-серым, девушка к своему ужасу осознала, кто перед ней. Почему он тут? Отверстчик наклонил голову, здороваясь.

— Здравствуйте, Вера Павловна, — произнес главный детектив. — Вы совершенно правы я тут из-за Иннокентия.

Он улыбнулся, разглядывая пребывавшую в растерянности Веру.

— Вы просто еще плохо знаете психиатра, — вздохнул Отверстчик. — С ним всегда так. Сплошной переполох.

— Где он?! — выдохнула Вера.

— Наверху, — страж возвел глаза к потолку и, сжалившись, добавил. — Он в порядке. Немного пострадал правый глаз, но для вашего патологоанатома такая травма — пустяки. Подсобничий скоро будет тут. А вот простреленные головы никто лечить пока не научился, ни Михаил Петрович, ни вы…