Судьба демона (СИ) - Хонфлер Миранда. Страница 11

Среди деревьев, покрытых снегом, сжималась женщина спиной к Бригиде. А за ней…

За ней…

Безумные красные глаза сияли под огромными черными рогами. Тени капали с острой темной шерсти, торчащей дыбом на силуэте, что был большим на фоне дубов. Ветви стонали и ломались, пока он пытался пробиться.

Он щелкнул пастью, женщина подняла руку, чтобы защититься.

Взывая к гневу крови, Бригида потянулась к снегу на дубах и сугробам на земле. Белая пудра стала льдом, образовала копья, полетевшие к демону.

Шепот проник в ее разум, будто пальцы, гладил и царапал, рылся в ее мыслях, и лед замер перед демоном.

Бригида согнулась, сжала голову.

«Прочь, прочь!».

Женщина заскулила и побежала, но споткнулась и упала лицом в снег.

Женщина поднялась, капюшон упал. Светлые волосы с проседью. Леди Рубина?

Пальцы погрузились глубже в ее разум, как когти, красные глаза впивались в ее взглядом, были как угли в пепле. Она сжала флакон озерной воды так сильно, что он мог треснуть, разулась и погрузила босые ноги в снег.

Снег был кристаллизованной водой. А она была водной ведьмой.

С первобытным криком Бригида сделала из каждой снежинки копья льда, которые полетели к демону. Он бросился на нее, сосульки вонзились в его лапу, пока он проводил когтями по ее ладони.

Бригида отшатнулась, прижала к кровоточащей ране плащ. Демон приблизился в тишине — леди Рубина перестала кричать.

Бригида отползала от пасти демона, ощущала его горячее дыхание лицом.

Он встал на дыбы с ревом.

Кто-то схватил ее за руку, втащил ее на лошадь. Они понеслись по лесу.

— Ты в порядке? — спросила Галина, оглядываясь на демона. Они перепрыгивали павшие деревья, скрытые снегом, огибали дубы и сосны, задевали их ветви, с которых сыпался снег.

— Там женщина! — закричала Бригида. — Мы не можем ее бросить!

Галина покачала головой.

— Поздно. Она была укушена бесом.

Бригида боролась, но Галина была сильнее и шире. Она оглянулась, но ветер поднялся и носил снег, мешая видеть.

— Я служу Мокоше, я не могу ее бросить!

Галина покачала головой.

— Есть служба Мокоше, а есть глупость. Мы не можем спасти ее, не рискнув собой.

— Так отпусти меня! Мне решать, могу ли я рисковать своей жизнью.

— Этого не будет, маленькая.

О, будет.

Бригида быстро ударила локтем в живот Галины, и ее хватка ослабла.

Бригида выпала с седла, рухнула в снег возле копыт лошади, но Мокоша не дала ей погибнуть.

Через миг шока она поднялась на ноги, снег таял там, где ее голые пятки касались земли. Она побежала изо всех сил туда, где видела беса.

Но там ничего не было.

Только ее сапоги, капли крови на снегу… и следы беса, уводящие прочь.

* * *

Каспиан отлично умел убегать. Облака пара слетали с потрескавшихся губ с каждым выдохом. Снег растаял и замерз снова, и ему пришлось вонзить ножки мольберта в лед, чтобы он не упал.

В такую погоду работать приходилось быстро. Темные тучи собрались на горизонте, грозили снегопадом. Тусклый свет окрасил пейзаж в оттенки серого. Не лучшее время для рисования, еще и вдали от теплого огня. Но когда он не мог найти себе место, успокаивало только искусство.

Он пытался рисовать в своей комнате, но стоило поднести кисть к холсту, кашель папы или гул голосов доносились из спальни родителей, отвлекая его. И он не мог забыться на время, а думал и думал. Неделя. Молчание мамы. Вес ответственности. Каждая мысль преследовала другую, словно собака бегала кругами в будке. Если его мысли кружились бы еще минуту, он сошел бы с ума.

А в тишине и неподвижности зимы мысли замерли. Уголь стал продолжением его руки, и Каспиан изливал им все свои эмоции. Времени на работу почти не было — папа болел, и его работа упала на Каспиана. Он с трудом держал уголь в варежках.

«Ты неблагодарный ребенок», — сказала мама. Резкие слова, которыми они бросали друг в друга, становились толстыми линиями на холсте.

Она считала, что он мог привести в их дом того, кто навредил бы папе? А что насчет ее разговора с лордом Гранатом? Что это было? Дипломатический ход или… что-то еще? Всю жизнь он верил, что брак родителей был идеальным. Но уже многое, во что он верил, оказалось ложью.

Он сжал уголь так, что тот сломался пополам. Каспиан достал другой. Когда уголь коснулся холста, линии стали длинными и изогнутыми, словно медленный ручей. Понемногу тьма покрывала белый холст, и на его варежке осталось только темное пятно, когда он закончил, и его рука опустилась.

Неделя. Две, если боги сжалятся. Папе осталось прожить только их. Как уголь на холсте, его жизнь заканчивалась. Если бы он знал, что время Роксаны ограничено, убежал бы так? Закрыл бы голову и сердце от правды? Или пытался бы насладиться каждым последним мигом с ней, пока не поздно…?

Он снова возвращался туда. В то место, пытался нарисовать его. Там он в последний раз видел Роксану. Сколько раз он ни пытался, он не мог запечатлеть на холсте это место, миг, когда он отпустил ее. Сегодня черный размазался, линиям не хватало четкости, они были грязно-серыми. Дерево, которое он пытался нарисовать, было кривым и лишенным жизни.

Тяжко вздохнув, Каспиан провел ладонью по лицу. Ему нужно было выпить. Голова болела от выпивки прошлой ночью, и избавиться от этого можно было только новой выпивкой.

— Рисуешь в такую погоду? — спросил знакомый голос.

Он оглянулся. В тяжелом тулупе и с розовым шарфом на нижней половине лица Нина была почти неузнаваемой. Прядь светлых волос выглядывала из-под капюшона, лежала на румяной щеке. Что она тут делала?

Он так задумался, что не услышал, как она подошла. Странно, что она тут ходила. Многие запирались в морозные зимние дни дома.

Он закрыл спиной жуткий набросок от ее глаз. Ему не нравилось, когда кто-то видел работу в процессе, еще и такое поражение.

— Я могу с чем-то помочь? — спросил он, приподняв бровь. Почти вся деревня старалась избегать его, и он подозревал, что Нина, когда-то обвинявшая его, не захочет иметь с ним дела.

Поднялся ветер, холодил его спину. Может… это была ловушка? Жители деревни, которые распространяли про него слухи, решили напасть на него? Они ждали мига, чтобы броситься? Он вспомнил множество рук, держащих его на месте, его клинок далеко от руки, блеск ножа, поднятого над ним, готового распороть его плоть…

Сердце забилось в горле, он огляделся. Но, кроме них двоих, никого вокруг не было, только ветер выл над голыми полями, несколько деревьев стояло у ледяной дороги.

— Я просто увидела тебя тут и решила поздороваться, — она кашлянула и посмотрела на ферму семьи. Ее шарф сполз, стало видно рассеченную губу.

У края заснеженного поля грозно стоял за каменной оградой Дариуш. Разбитая губа и приветствие Нины явно были проделками ее отца.

Он хотел презирать Нину за мысли, что он мог убить, но жалел ее сильнее этого. Мужчина, которого она любила, врал ей, был монстром, с которым разобрались ведьмы. Ее отец был монстром, с которым еще не разобрались.

Если он прогонит ее, Дариуш точно ее накажет. В холодные зимние месяцы дел было мало, только сидеть у камина и пить. И все знали, что Дариуш колотил жену, когда выпивал. Теперь он бил и Нину?

Хоть папа не говорил вслух, он отворачивался, пока Дариуш давал монеты.

Но семья Волски так не делала. Больше нет. Он не мог спасти пока что Зофью и Нину, разобравшись с Дариушем, но, может, мог как-то забрать оттуда Нину.

— Если хочешь покинуть дом, для тебя найдется место в поместье. Работа, если хочешь, — он мог хотя бы предложить это.

Нина вжалась в шарф, натянула его до носа.

— Я нужна маме на ферме, но спасибо за предложение.

Конечно… она не хотела бросать маму одну с Дариушем. Если бы у него уже была власть, Каспиан уже заставил бы Дариуша заплатить за такое обращение с женой и дочерью. Как только он станет лордом, он накажет Дариуша.

Но пока что Дариуш послал дочь сюда не просто так, угрожал побить ее, если она не справится.