232 (СИ) - Шатилов Дмитрий. Страница 10

Взоры собравшихся обратились в Глефоду.

– Мы соберемся на площади Гураба Первого, – сказал тот. – Мы пройдем маршем по Главной улице, и люди увидят, что их есть кому защищать. Ты будешь с нами?

– Да! – крикнул Дромандус. – Я буду, буду!

И с этими словами он поднялся и, расталкивая своих новых товарищей, побежал к выходу. Двери стрип-клуба распахнулись, Дромандус выбежал на улицу, ноги сами несли его по мостовой. Не разбирая дороги, он бежал и бежал, пока не оказался перед домом полковника Конкидо. Полковник как раз сел обедать, и сотрапезником его был начальник столичной полиции Цайтблом, тоже предатель, только менее ревностный.

Паек, что полагался Конкидо от династии, которую он предал, был куда разнообразнее, чем тот, что получал Глефод, оставшийся династии верным. На тарелке перед полковником шкворчала свиная котлета с горошком, в бокале рубиново алело вино, а сам Конкидо как раз говорил с Цайтбломом о Дромандусе, о том, как ловко лишил его души, накоплений и дедовых часов.

– Ты понимаешь, – говорил он, – у него семь – у меня восемь, у него дама – у меня король. Он – тузом, я – козырем. Спустил все!

– Правильно, правильно, – качал жирным подбородком Цайтблом. – Не будь дураком и знай свою меру. Надеюсь, ты не стал играть в великодушие? Некоторых людей надо держать в узде: проиграл – плати, а иначе они берут себе в голову.

– Я поступил лучше, дорогой, – сказал Конкидо. – Ну на кой черт мне его часы? Видит Бог, это трофей скверный. Я сделал умнее, я мыслил стратегически. Кто такой этот Дромандус, а?

– Понятия не имею, – ответил начальник полиции и закинул себе в пасть половину лежащей перед ним куриной грудки. – Никогда не интересовался Дромандусом, он же все равно что блоха.

– Во-от, – протянул Конкидо. – Блоха, говоришь. Блоха, да. Но ты умей и блоху поставить на службу, если надо. В этом и разница между нами, Цайтблом. Ты отмахиваешься от блохи, я подшиваю ее к делу. Поэтому я – полковник тайной службы, а ты – просто полицейский. Не обижайся, я говорю это не для того, чтобы тебя оскорбить. Мы друзья и всегда таковыми останемся. Рука руку моет. Так вот послушай меня, Цайтблом. Этот Дромандус – ничтожество, но именно потому для меня он ценнее, чем слиток золота такого же размера. Кто заметит ничтожество, кто обратит на него внимание? А ничтожество все видит, ничтожество все доносит… И, конечно, ничтожество старается доказать, что оно не так уж и ничтожно. Оно готово на любую подлость – лишь бы ты сказал, что никакой подлости в нем нет. Так что часы, дорогой, это вздор. Я отдал ему их, а еще вернул деньги, все до последнего дукатино. Я отдал Дромандусу его проигрыш, чтобы получить самого Дромандуса, от головы до задницы, целиком. Теперь он мой раб и пляшет по первому же требованию. А когда династия будет свергнута, я отдам его тебе. К этому времени в нем уже не останется ничего человеческого, это будет доносчик чистой воды, работающий за идею. Ну, как тебе такой подарочек?

– За тебя, Конкидо, – поднял бокал начальник полиции. – За тебя и твою чудесную щедрость.

– За меня, – согласился полковник и поднял свой бокал. В этот миг дверь обеденной распахнулась, и сквозь вино Конкидо увидел знакомый силуэт – маленький, тощий, с растрепанными волосами. – А, вот и он, легок на помине. Входи, Дромандус, входи, мальчик мой, и поведай о своих приключениях. Видишь ли, Цайтблом, у нас здесь нарисовались герои. Все идет по плану, Освободительная армия близка, но кому-то не дает покоя собственная глупость. Поскольку же Дромандус умен – ты ведь умен, Дромандус, да? кивай, если приказывают! – то ему по силам прийти и умом разрушить эту глупость. Я, разумеется, говорю об этой Когорте Энтузиастов, которую задумал собрать Аарван Глефод. Ты знаешь этого Глефода, Цайтблом?

– Глефод, Глефод… – начальник полиции почесал затылок, поросший белесыми волосами. – Я знаю Аргоста Глефода, который по части предательства заткнет нас с тобой за пояс.

– Это его сын.

– Вот как!

– Да, и он решил биться против Освободительной армии – не знаю уж, почему.

– Он идиот? Где он возьмет людей и оружие?

– Люди у него есть, – Конкидо выпил вино и откусил кусок от успевшей остыть котлеты. – Такие же дураки, как и он сам. С оружием все хуже, но погибнуть можно и с дубиной в руке, а он, судя по всему, нацелился именно на это. Но скажи мне, Дромандус, – что ты узнал о нем? Ты ведь выполнил мое поручение, смешал с дерьмом весь этот балаган? Я знаю, у тебя были средства, отвечай!

Звякнуло золото, посыпались бумажки, зазвенело о пол серебро. Так Дромандус Дромандус простился с часами и накоплениями.

– Послушайте, вы! – крикнул он в лицо полковнику тайной службы. – Вот ваш выигрыш, подите к черту! Мне ничего не надо от этого нового мира – ни счастья, ни свободы, ни любви! Дайте мне только вернуться к прежнему величию, восстать из нынешнего моего гроба!

Выпалив все это, Дромандус подбежал к столу, за которым сидел полковник, и одним ловким движением сдернул с него скатерть, нимало не сдвинув бокалы, тарелки и остальное.

– Кончено! – крикнул он Конкидо прямо в лицо, после чего выбежал из обеденной, напугал горничную, несущую перемену блюд, и бросился домой, за щитом, чтобы погибнуть не только позорно, но и бессмысленно.

Едва Дромандус исчез из жизни полковника тайной службы, Конкидо тряхнул головой и налил себе еще вина.

– Что это было? – спросил он, нахмурив брови. – Что там лепетал этот болван? Я ничего не понял, это какая-то ахинея.

– Я понял, но только самое важное, – ответил Цайтблом. – Тебе не следовало возвращать ему деньги и часы. Я знаю таких типов, он получил назад свое барахло и утратил чувство реальности.

– И провалил свое задание, – сказал Конкидо. – Вот что, Цайтблом, заканчивай жрать, мне надоела твоя туша.

– Что? – разинул начальник полиции рот. – Я что-то?..

– Пошел вон.

– Но мы ведь… Конкидо, мы…

– Пошел, я дважды повторять не буду.

Бледный как мел, весь в поту, Цайтблом поднялся из-за стола. Между передними зубами у него торчало волоконце куриного мяса, он чуть не плакал, и в глазах его застыла самая настоящая обида.

– Конкидо, я очень… – начал он было, но затем полковник тайной службы сделал нечто такое, чего полицейский никак от него не ждал. Схватив Цайтблома за шиворот, он развернул его спиной к себе и изо всей силы пнул по заду. Начальник полиции упал и в величайшем смятении пополз к выходу. Конкидо не стал преследовать его. Вместо этого он заложил руки за спину, потянулся и сказал – сам себе, в отсутствие всякого собеседника.

– Чертов дурак облажался, теперь они, пожалуй, решат, что я недостаточно ревностен. Я клялся, что отдам им столицу без единой пули, – и где теперь это обещание? Нет, надо навестить этого полудурка самому. Вот ведь выродок, весь в своего папашу!

Прошептав сквозь зубы еще несколько проклятий в адрес Глефода, он достал из кармана маленький черный телефон, набрал номер, отдал короткое приказание: «Сбор восемь, следовать за мной», – после чего вышел из обеденной. Остатки котлеты доела горничная – за время службы у полковника это вошло у нее в обычай.

Но что же Глефод? Дромандус оставил его вдохновленным, забывшим о реальности, а между тем существовало немало чисто практических вопросов, которые ему, как зачинщику Когорты, следовало решить – и поскорее. Кто, например, будет предводителем самозваной армии?

– Вот именно, кто? – спросил Глефод друзей. – Выбирать по принципу «кто лучший командир» – абсурдно, ибо все мы здесь командиры никудышные, а иначе бы давно перебежали к Освободительной армии. Но, может быть, нам избрать того, кто велик ростом и обладает громким голосом? Например, тебя, Хосе, – обратился он к Варапангу. – В тебе ведь почти два метра, а от баритона твоего порой глохнешь.

– Нуу… – замялся Варапанг, и вправду гигант. – Я не знаю, Аарван. Мы-то все думали…

– Да-да! – поддержали его остальные. – Глефод, нашим предводителем должен быть ты!