232 (СИ) - Шатилов Дмитрий. Страница 30

– И все же, – прослушав слова Глефода, сказал Гирландайо, – это очень странно: вы здесь…

– А он там, – Глефод грустно улыбнулся. – Как всегда, плечом к плечу с лучшими людьми своего времени… Но я не ответил на ваш вопрос, это невежливо, прошу прощения. На самом деле мы не задумывали никакой хитрости, мы шли сражаться с вами так, как умели. И мы победили потому, что были храбры, верны и честны. Вот и все.

– Я не… – начал лейтенант, но Глефод мягко прервал его.

– Давайте обсудим условия капитуляции. Вы должны подписать договор.

– Эээ… Договор? Какой еще договор?

– Пакт о капитуляции, – ответил Глефод. – Окончательной и бесповоротной.

– О… ка-пи-ту-ля-ции? – лейтенант сморгнул. – Как это понимать? Не хотите же вы… Нет, это безумие! Вы что – действительно требуете, чтобы я подписал пакт о капитуляции за ВСЮ Освободительную армию?

– Да, – сказал капитан, – именно так. Разве вы не часть ее?

– Часть, – согласился Гирландайо. – Но послушайте – разве вы не видите, насколько это абсурдно? Да, я признаю поражение, свое и батальона – хотя, говоря по правде, если я сейчас прикажу открыть огонь, никакие хитрости вам уже не помогут. Но говорить за Освободительную армию целиком… Вы что, действительно собрались идти против нее – вот так вот, как против нас?

– Почему нет? – спросил Глефод. – Разве есть какая-то разница?

– Нас – четыреста пятьдесят человек, – сказал лейтенант. – Их – восемьсот тысяч!

– Так вот в чем дело! – воскликнул Глефод и рассмеялся. – Видите ли, тому, с чем мы идем на врага, совершенно безразлично количество. Если, ведомые честью и отвагой, мы прошли сквозь вас, точно так же мы пройдем и через Освободительную армию. Четыреста пятьдесят человек или восемьсот тысяч – не имеет никакого значения, принцип будет один и тот же. Как и двести тридцать два воина из легенды, мы победим не силой оружия, вовсе нет. Да и в конце концов – если у вас есть полномочия захватить столицу от лица Освободительной армии, значит и сдаться от ее имени вам тоже под силу. Поэтому, будучи лишь частью основных сил, вы, тем не менее, вполне можете подписать капитуляцию так, как если бы представляли их целиком.

Сбитый с толку такими рассуждениями – безумными, однако в безумии своем безупречно логичными – Гирландайо мог только чесать затылок.

– Эммм… Послушайте, – сказал он наконец. – Конечно, я могу написать вам любую бумажку, какую вы потребуете по праву победителя. Я даже поставлю на ней печать нашей канцелярии, чтобы она была абсолютно законной. Но что вы намерены делать с ней дальше? Вы понимаете, надеюсь, что она не будет иметь никакой, совершенно никакой силы?

– Мы выйдем против Освободительной армии, – сказал Глефод, – и потребуем, чтобы они выполнили условия пакта.

– И что же с того?!

– Если они – честные люди, то согласятся и признают свое поражение.

– А если нет?

Капитан задумался.

– А если нет, – сказал он, – чем тогда новый мир отличается от старого?

– Все это нереально, – замотал головой Гирландайо. – Это… Это вздор какой-то!

– Но вы напишете?

– Напишу.

С этими словами лейтенант подозвал ординарца, взял у него лист бумаги, крупными, почти печатными буквами написал на нем несколько строк и, обмакнув батальонную печать в чернила, приложил ее рядом с собственной подписью.

Так был подписан договор, согласно которому Освободительная армия в 800 тысяч солдат капитулировала перед отрядом Глефода, в который входило 232 человека. Хотя леди Томлейя осознавала всю абсурдность этой бумажки, тем не менее, она не могла не признать, что та составлена по всем правилам и, как ни крути, обладает определенной юридической силой. Вполне возможно, что в некоем мире идей, где в хождении как раз такие бумаги, она могла бы служить неоспоримым доказательством победы Когорты Энтузиастов, триумфа над всем, что только можно, включая логику и здравый смысл.

Глефод взял лист бережно и нежно, как настоящее сокровище, после чего засунул в мятый и грязный файл, любезно предоставленный Хосе Варапангом.

– Благодарю, – сказал он лейтенанту. – Больше нам ничего не нужно, вы свободны, можете идти.

«Вы свободны» – сказал Гирландайо человек, чей крошечный отряд стоял в окружении и мог быть уничтожен меньше чем за минуту. В течение нескольких мгновений лейтенант искренне хотел отдать такой приказ и покончить со всей этой непонятной глупостью, однако затем сказалось нервное напряжение, и он глубоко вздохнул и обмяк. Бессмыслица оказалась слишком велика для него, он больше не мог с ней сражаться. Никто из его солдат не пострадал, бумажка ничего не стоит, а что не сделал Первый разведывательный батальон, сделает Освободительная армия, коль скоро Глефод желает с ней сразиться.

И все же… До чего странные люди стояли перед ним! Кому, кроме дураков, могла прийти в голову идея обрядиться в звериные шкуры, мундиры и доспехи из глубины веков? Насколько нужно не отдавать себе отчета в действительности, чтобы идти в таком виде на войну, против закаленных профессионалов? Гирландайо не умел ответить на эти вопросы, он чувствовал лишь, что мир его, простой и понятный, соприкоснулся на краткий миг с какой-то другой реальностью, живущей по иным, неясным законам.

Между тем маскарад, окруживший лейтенанта, редел. Одержав первую свою победу, самураи, рыцари и пещерные люди покидали окружение, просачиваясь через него, как вода сквозь сито. Пускай батальон остался невредимым – как враг он их больше не интересовал, и вскоре перед Гирландайо остался один лишь Глефод – игрушечный солдатик на фоне настоящих, реальных бойцов Освободительной армии.

Но вот двинулся и он, и лейтенант понял, что если не спросит сейчас, другого шанса у него не будет.

– П… П… Постойте! – хрипло крикнул он Глефоду в спину. – Я хочу задать вам вопрос! Нет, два вопроса! Нет, один… Да постойте же и дайте сказать! Вы самоубийца, шут, сумасшедший, это ясно, как божий день! И все же откуда в вас эта смелость, как получилось, что вы не обделали штаны, когда шли против наших лучевых ружей?

Глефод остановился.

– У меня нет смелости, – сказал он, не оборачиваясь, с достоинством и совершенно спокойно. – Я просто делал то, чему меня учил отец. А если вы хотите знать, как это я не обделал свои штаны – так вот: я их обделал.

11. Время и место. Бессмертие. Великий лед

Да полноте — существовало ли когда-нибудь королевство Гураб? Сегодня, в том будущем, которому адресован роман Томлейи, мы не найдем его ни на одной карте. Так много империй сменилось на этом клочке земли, так много поколений уснуло холодным сном, что все имена смешались, гербы перепутались, а знамена поела моль.

Как быть тогда со временем и местом? Неужели слова и поступки, что так волновали писательницу, обречены повиснуть в воздухе, обратиться в абстракцию, лишенную всякой плоти?

Пожалуй, эти опасения не беспочвенны.

Кость всякого рассказа составляют люди, но никто не поручится за реальность самих людей. Джамед, его Освободительная армия, Глефод, его отец, жена и Когорта — как доказать, что эти люди существовали, что они — такая же часть мира, как мы с вами?

Что убедит в этом? Даты рождения, биографии, подробные описания подвигов и злодеяний? Все это есть в Большой Гурабской энциклопедии и в романе Томлейи, но стоит крепко задуматься, прежде чем поверить им на слово. И то, и другое — всего лишь книги, заполненные буквами, а буквы всегда существуют в своем обособленном мире и вряд ли определяют, что реально, а что нет.

Так что же знаем мы о Гурабе? Что соседом его было королевство Нигрем? Но это говорит нам даже меньше, чем ничего, ибо и Нигрем — всего лишь пустое и давно забытое имя. Призрак не в силах помочь призраку, и вновь мы тонем в беспредметности, вновь наша жажда определенности требует ответить на вопросы «где» и «когда». Может быть, чтобы поверить в реальность Гураба, чтобы приравнять события, произошедшие в нем, к действительности, нам следует начать с начала, с самого дна прошлого, с основы основ?