Казань (СИ) - Вязовский Алексей. Страница 56

Внезапно раздался глухой взрыв и из бойниц Ивановской башни вырвались длинные языки пламени. Горящую кровлю подбросило в воздух и её обломки кувыркаясь разлетелись вокруг. Часть головешек упали в нашей части городской застройки.

Я срочно повернул подзорную трубу в сторону Низового города – солдаты муравьями бежали в сторону горящих обломков. Туда же ехали сани с бочками и скакали башкиры.

Повернувшись обратно к Кремлю, я через какое то время усмотрел, как со стены рядом с Ильинской башней поползла цепочка людей. Один за одним, они спускались по едва различимой в дымном мареве веревке. Ну, что ж. Молодцы. Этот случай был предусмотрен и их встретят бойцы Подурова.

Я навел подзорную трубу на дезертиров. Из под стены уже бежало пятеро, а по веревке лезли сразу трое. Крепкая видать веревка. За четверть часа спустились почти полсотни человек. Но вот наверху что-то случилось. Появились дымки выстрелов. Спускающиеся заторопились. В конце концов на стене, между зубцами блеснула полоска стали и последние беглецы полетели вниз вместе с перерубленной веревкой. Мне даже почудилось, что я слышал их истошный крик и потом стук удара тел о землю. Один остался лежать неподвижно, а двое кое как поковыляли вслед своим товарищам. В этот момент из бойниц Ильинской башни вырвались дымные облачка выстрелов, хлестнула картечь и оба беглеца замертво покатились по склону оврага.

Колыхаться в воздухе надоело, и я дал команду опустить шар на землю. Там меня уже ждал доклад о возгораниях в городе и об очередном происшествии. Солдатик, помогавший сбрасывать горящие головни прилетевшие от Ивановской башни, оступился с крыши и упал на землю. Слава Богу не насмерть, но переломы точно заработал. К медикам уже увезли.

– Думаю я что крепость запылает целиком – я ответил на невысказанный вопрос в глазах собравшихся генералов. Они сами в шар лезть не особо стремились. А с колокольни церкви ни черта не было видно.

– В верхнем городе многочисленные возгорания. В дыму людям уследить за ними невозможно, да и тушить их очень трудно. Так что, возможно, скоро загорится вся жилая застройка в Кремле. Не думаю, что его обитатели предпочтут смерть от огня и удушья моему плену, так что ждем. Вскорости возможен исход из крепости. Кое-кто уже со стен спускается.

Тех самых беглецов из крепости через полчаса привели ко мне. Это так же оказались солдаты гарнизона и несколько солдат Рязанского полка. Все были закопченные, грязные, с прожженой формой. Построились ровненько. Рапортовать вышел самый пожилой солдат с седыми и такими же пышными, «буденновскими» усами, как и у Громыхало. В строю, кстати, стояло еще несколько похожих усачей.

«Мода у них там, что ли в гарнизоне такая?» – подумал я, разглядывая дым, что валил за стенами Кремля.

– Ваше Императорское Величество, солдаты гарнизонной роты Нижегородского кремля и второй роты Рязанского полка. Стало быть – “усатый” сбился с доклада – Готовы принести присягу. Рады верно служить истинному нашему государю!

Я прошелся вдоль строя.

– Кто таков? – Спросил я усача.

– Старший бомбардир гарнизонной роты, Степан Муха – браво отрапортовал тот.

– Всем вольно стоять. – Скомандовал я, снижая градус формальности общения. И обратился к Мухе уже без командных нот в голосе – Рассказывай, что происходит в крепости и как бежали.

Мой посыл был понят правильно, люди расслабились, обступили меня и некоторые даже потянулись за кисетами. Муха разгладил усы и начал рассказ:

– Как, стало быть, пожар зачался в низах крепости, тревогу проиграли. А наше место по тревоге у пушек в Ильинской. Ну, изготовились, ждем. А дымом то все сильнее тянет. С башни то видать, что горит нешуточно и уголья на верхний город закидывает. Наши гарнизонные и рязанские по подворьям бегают, тушат. Угли затаптывают, землей закидывают. Воды то не напасешся. К нашему ротному посыльный прибежал и нас с башни тоже на тушение пожаров послали, а меня назначили старшим партии. Ну мы взяли топоры, багры и пошли. Тушили, и промеж тем один из наших в доме в одном моток доброй веревки прибрал. Тут уж все стало понятно. Я и прочие мои артельные стали ходить от партии к партии и подговаривать наших и рязанских бежать с крепости к тебе, царь батюшка. Со многими уговорились. Дворянчиков, что нами командовали, мы топорами приголубили да и бегом в свою башню. Поручика нашего також по голове да со стены. Веревку спустили и тикать. Сколько успели столько и убежали. А кто не успел, тем видать земля пухом.

Перекрестился старый бомбардир, за ним повторили все солдатики и я тоже.

Мда. План незамысловатый, исполнение топорное в прямом смысле слова. Я оглядел солдатиков и обратил внимание, что рязанская часть группы была значительно моложе гарнизонной.

– Назовись, кто таков, давно ли служишь? – обратился я к самому молодому из группы рязанцев.

Чумазое лицо рязанца осветила широченная улыбка.

– Меня звать Егорка Волосов. Я, это, рядовой из запасного батальона Рязанского полка…

– Не по форме отвечаешь, богомаз, – проворчал старый бомбардир и повернулся ко мне. – Рекруты оне. По осени набрали для пополнению полка, что в туретчине сейчас геройствует. Сразу то в бой не пошлешь. Сено-солома!

Старые солдаты нижегородского гарнизона засмеялись. А я уточнил:

– А почему богомаз?

– Малюет картинки ловко. Страсть как похоже получается.

Ух ты. Неужто самородок?

– Показать можешь? – спросил я Волосова.

Тот огорченно помотал головой.

– В казармах все осталося. Но если надо я прямо тут нарисую!

Я повертел головой, но Неплюйводы не усмотрел. Прячется от меня шельма.

– На чем рисовать будешь? У меня для тебя бумаги и красок нет.

– Ваше величество, да зачем бумага то? Мне на ней и не доводилось рисовать.

– А на чем же ты рисуешь? – Удивился я.

– На чем придется. На лубе, на песке, досках пиленых. И красок у меня никогда не было. Все больше угольком, али гвоздем.

– Как гвоздем? – Я впал в форменное недоумение. И ещё раз обернулся в поисках подходящей для рисования поверхности.

Рядом с нами стояла санная тентованная повозка, на которой перемещался сложенный воздушный шар с запасом топлива.

– Ну ка. Нарисуй что нибудь углем на вон том полотне, – я указал на повозку.

Рязанец согласно кивнул, Выбрал в костровище пару угольков и направился к повозке. Я с солдатами двинулся следом.

Парень действительно оказался гением. Я ожидал картинок в стиле накаляканных третьеклассником на промокашке. А вышло что-то в стиле черно-белой трафаретной графики. Волосов лаконичными линиями с применением штриховки очень узнаваемо изобразил на тенте МОЕ лицо. А потом в одно движение очертил вокруг головы классический, как на иконах рисуют, нимб и повернулся посмотреть на мою реакцию.

– Опять шалишь, Егорка! – проворчал старый бомбардир. – Забыл, как тебя пороли за такое, – и обращаясь ко мне пояснил. – Ваше императорское величество, не серчайте на блаженного. Он всех кто к нему по доброму относится, с нимбами рисует. Оттого и богомазом кличут. А когда полковой батюшка увидал такое, гневаться изволил и донес господину капитану. Тот за богохульство и приказал его выдрать. Но не помогло видать.

Я усмехнулся и переспросил у Волосова:

– Значит, добрый я?

– А как же! – Воскликнул тот. – Вы же простому люду волю вольную даете. Да такое только святому под силу.

На лицах окружавших меня солдат не было ни тени усмешки или скепсиса. Все смотрели совершенно серьезно, выражая этим свое молчаливое согласие с парнем. Хм. Вот и ещё одна грань затеянной мною гражданской войны. Надо не забывать и об этой стороне, при попытках понять окружающих меня людей.

– Нимб сотри, – повелел я. – А вообще молодец. Хорошо рисуешь. На рупь.

Я протянул богомазу монету со своим изображением. Солдаты с любопытством уставились на серебряный кругляш.

Тут мое общение прервал крик юного сигнальщика с колокольни:

– Ваше Величество! С первой позиции передают, что в крепости на Пороховой башне белым флагом машут.