Героинщики (ЛП) - Уэлш Ирвин. Страница 76

- Действительно, ты так расстроена, - надменно заключает он, барабаня пальца мы по огромному деревянному столу. - Неправильно с моей стороны говорить с тобой о таких вещах, когда ты так плохо себя чувствуешь. То есть ты слушаешь меня, но не слышишь, если ты понимаешь, о чем я.

Эта красивая девушка со своей светлой англосаксонской кожей – типичная представительница всего отчаянно репрессированного английского среднего класса. Мне несколько неловко сидеть вместе с ними, я хочу уйти.

- Это - пустая трата твоего времени и моего, - говорит Кайфолом в своей мрачной и официальной манере. Вдруг он бесцеремонно возвращается ко мне: - Оставь нас, Рентс.

Я счастлив оставить их и присоединяюсь к Никси за барной стойкой. Но я не спешу заказывать себе выпивку. Никси выглядит действительно ужасно: будто общий вес жителей всех районов Лондона навалился на плечи. С яркими цветами своей розовой куртки он выглядел персонажем плакатов, которые продаются и сейчас на Пикадилли-Серкус. Я сразу вспоминаю, как говорил о панках Лес Доусон: «Со своим голубыми волосами и английскими булавками они напоминают мне мою тещу». Но Никси рассказывает, что туристы до сих пор просят его сфотографироваться с ними где-то в Вест-Энде, но не платят ему за эту услугу ни пивом, ни пенсом, ни даже случайным сексом.

Несмотря на весь свой гонор, он сильно нуждается. Лондон - это дорогое удовольствие, без денег здесь почти невозможно существовать. Если живешь в каком-то Далстоне, Стоке или Тоттенхэме, или даже в Ист-Энде, это все равно, что жить где-то в Мидлзбро или Ноттингеме. Экономика заключенных почтовым кодом делает роскошную жизнь Вест-Энда недостижимой целью. Ни одному мудаку из нашей, местной пивной даже не светит выпить в баре Вэст-Энда. Я заказываю ему пинту светлого, которую он осторожно отпивает и отворачивается к телевизору, который висит над стойкой, стараясь не встречаться со мной глазами.

Эта Марша действительно ему весь мозг вынесла. Никогда не видел еще, чтобы парень так тяжело переживал расставание с девушкой, которая сама его бросила. Пожалуй, она невероятная в постели. Он смотрит на Кайфолома и на Люсинду.

- Подонок, да? Нашел себе новую девку?

Что может предложить Лондон (даже в наимаргинальнийших своих районах) - так это ожидание чего-то особенного, вдохновенного.

- Не знаю, - должен признать я.

Затем я решаю немного намекнуть Никси, что для нашей общей пользы ему надо было бы немного измениться.

- Мог бы несколько приличнее одеться. Это же ебаное собеседование!

- В этом весь я, понял? - пожимает плечами он, когда Кайфолом жестом зовет нас к себе.

Я несу ему пинту пива и джин для Люсинды. Он бросает на меня малоприятный взгляд, но все равно обращается к ней:

- Если позволишь сказать, Люсинда, ты меня разочаровала до глубины души. Я сказал тебе правду, Богом клянусь, а ты, наверное, ни одному моему слову не поверила. Хорошо. Если мы находимся на таком уровне доверия, я не вижу смысла продолжать наши отношения.

Люсинда выпрямляется на стуле и таращится на него. Ее глаза красные от слез.

- Ты забыл, очевидно, что я видела тебя с ней! Что здесь может быть непонятным? Я видела вас обоих в постели собственными глазами!

Кайфолом аж задыхается, так хочет оправдаться:

- Я объяснял тебе уже сто раз, и объясню еще раз. Это была подружка Марка, Пенелопа, - тут он выразительно смотрит на меня.

Люсинда смотрит на меня, и я почти читаю ее мысли: этот худой, рыжий шотландский деревенщина точно не из тех парней, которые трахаются с девушками по имени Пенелопа. Дышать стало трудно, я даже неожиданно почувствовал угрызения совести, но потом это незнакомое мне состояние рассеялось, и меня снова со всех сторон окружил шум и гам паба.

- Я тогда сильно напился, - давил на девушку Кайфолом, - и я упал на ту кровать. Сам не знаю, как она оказалась в то же постели, когда в комнату вошла ты и начала вопить, как неистовая.

- Да неужели! Должен был заметить!

Кайфолом медленно качает головой.

- Марк поверил в это, потому что хорошо знает меня. И доверяет мне. Он знает, что я никогда не сделаю так с его девушкой. Он - мой лучший друг, мы с первого класса вместе. Марк, скажи ей! - кричит он почти со слезами на глазах.

Люсинда пристально смотрит мне в глаза. Хорошая она девушка. Она не заслуживает ни одного такого подонка, который ей лапшу на уши вешает. Она широко открыла глаза, умоляя о правде, и я вижу, что она хочет, чтобы я убедил ее. Поэтому я даю им обоим то, чего они хотят.

- Да, Люсинда, я тоже разозлился тогда. На самом деле, меня от увиденного охватила страшная ярость. То есть ты и сама знаешь, как все это выглядело. По ее лицу было заметно, что она почти поверила. Тогда я вернулся к Кайфолому сказал:- Если бы этот мудак действительно трахнулся тогда с моей Пенни, я бы ему хорошо по морде навалял.

- Блядь, Марк, что ты говоришь? - Он смотрит на Люсинду, потом на меня. - Ты что, тоже мне не веришь?

- Я этого не говорил, Саймон, я только говорю, как это все выглядело со стороны.

Люсинда кивает, соглашаясь со мной, и поворачивается к нему.

- А на что еще это могло бы быть похожим, Саймон? Просто представь, что мы оба почувствовали тогда, - с этими словами она снова смотрит на меня, ища поддержки.

- Вот и я так подумал тогда, - поддакивает я.

Кайфолом молча выдыхает сдерживаемый воздух. В этой мучительной тишине, которая нависает над нами, я слышу, как Уильямсон понимает: один - ноль в мою пользу. А я понимаю, что не выдержу и заржу, если посмотрю на него сейчас. Не знаю как, но я сдерживаюсь. Он мрачно кивает:

- Да, теперь я понимаю, - говорит он, но в его голосе звучит обвинение, на его лице я вижу неподдельную боль.

У меня не осталось выбора - я должен был завершить свою маленькую игру.

- Извини, друг, я действительно верю тебе. К тому же, мы с Пенни совсем недолго были вместе, не знаю, как я мог поставить эти отношения выше нашей дружбы. Какой же я мудак ...

Кайфолом потирает лоб и отворачивается от нас с отвращением, потом он смотрит на меня снова. - Да, настоящий мудак, - обиженно соглашается он. Его голос звучит так горько, что я готов поверить во все это представление.

Он вознесся к таким моральным высотам, я чувствую себя безжалостным хищником, но он решает закрепить свои позиции:

- Маленький совет, Марк: хватит жрать амфетамины, поспи немного, тогда мне не придется иметь дело с последствиями твоего плохого настроения в виде этих ебаных упреков.

Он замолкает и смотрит на Люсинду с невероятно глубокой экспрессией. - Мне кажется, я бы мог простить тебя за это скандальное представление. Он раскрывает объятия и подается к ней.

- Хорошо ... Хорошо ... Саймон ... Я ... прости меня ... Но ты теперь ... понимаешь ... как все было ... - Люсинда тоже тянется к нему.

Он выпрямляется на своем стуле и надменно объявляет, рассчитывая свое сообщение не для нашей небольшой компании, но как бы для всех посетителей паба; пара пьяниц даже поворачивается на звук его голоса, когда он напевает:

- Только одно слово не значит ничего здесь, в мегаполисе, но еще сохраняет какое-то значение в провинции: доверие.

Люсинда хочет сказать что-то, но он поднимает руку, прося ее замолчать, и по буквам повторяет:

- Д-О-В-Е-Р-И-Е.

Еще немного поломавшись, он позволяет ей занять себя, и они начинают лизаться. Много слюны и десен. Мне остается только ретироваться в бар, думая, насколько хорошей была эта Пенелопа. Должен признать, какой бы она ни была, я бы никогда не стал рисковать отношениями с такой красавицей, как Люсинда, но это - Кайфолом. Он настоящий подонок в делах с девушками.

Но сейчас пора приступать к работе. Мы попадаем в двойной мир современного трудоустройства: легальная работа на паромах днем и торговля наркотиками ночью. Я смотрю на часы, машу друзьям рукой, мы допиваем и идем к станции «Ливерпуль-стрит». Кайфолом вкусно целует Люсинду на платформе,потом мы втроем садимся в поезд до Гарвиджа.