На Грани (СИ) - Лински Литта. Страница 9

Неосознанно перебирая струны гитары, Тэсс создавала тихий, печальный мотив, соответствующий ее настроению и мыслям. Нужно разобраться в себе. Жалко убивать на это такую ночь, но другого времени у нее не будет. Завтра уже прием у «его величества», и надо вести себя в соответствии с принятым решением. Так стоит ли приносить себя в жертву? Хотя чем она, собственно говоря, жертвует?

Тэсса никогда никого не любила. То есть, любила, конечно: брата, отца, подруг, — но она никогда не была влюблена в мужчину. Лет в тринадцать она узнала, что круг потенциальных женихов, брак с которыми не уронил бы достоинства Линсаров, очень ограничен. В него, если отбросить иностранных претендентов, входили мужчины рода Таскиллов, который был равен Линсарам и занимал вместе с ними вторую ступень иерархической лестницы Элара после королевской фамилии. Кроме них, мужем Лотэссы мог стать брат короля и… сам король. Но Йеланд, следуя государственным интересам, предпочел заключить династический брак, породнившись с Великим князем Тарнийским. Женой короля стала не слишком привлекательная тарнийская принцесса, зато в приданое за ней были даны крайне выгодные соглашения между Тарникой и Эларом. А вот младший брат короля — Нейри — был свободен в своем выборе, чем и не преминул воспользоваться, предложив Лотэссе Линсар руку и сердце, едва ей исполнилось семнадцать.

Конечно, если уж выбирать из тех, кто мог стать ее мужем, то Тэсс, наверное, предпочла бы Рейлора Таскилла — храброго, бесшабашного и красивого, тем более что он был одним из лучших друзей Эдана. Но судьба распорядилась иначе, и Тэсса не стала ей противоречить. Вот если бы она по-настоящему влюбилась в Рейлора, тогда другое дело! Девушка иногда задумывалась о том, что было бы, полюби она кого-то, кто ниже ее по положению. Размышляя над этим вопросом, Тэсс пришла к выводу, что Оро, скорее всего, согласился бы на брак обожаемой дочери по любви, тем более что и сам был виновен в глазах света в самом вопиющем мезальянсе, какой только можно вообразить. Правда, первый брак Линсара был в этом плане безупречен. Он был женат на одной из кьярских герцогинь. Кроме возможности породниться с правящей династией богатейшего торгового города-государства Кьярэ, этот брак изрядно увеличил состояние герцога, и без того немалое.

Но так уж вышло, что девушка ни в кого не успела влюбиться за свои семнадцать с половиной лет. А следовательно, не стала возражать против уготованной ей участи второй эны королевства. Почти каждая девочка мечтает о принце, но Лотэссу судьба обделила в этом плане, поскольку выбора у нее не было, точнее, выбор состоял из сплошных принцев. А если что-то дано изначально, то грезить об этом глупо, совсем наоборот — сразу тянет мечтать о чем-то противоположном. Только вот уже не помечтаешь. Да и принцы все ушли за Грань. Нейри, король и Рейлор Таскилл — все мертвы. Да ей и не нужен никто. Самым главным и самым любимым мужчиной в ее жизни был брат. После смерти Эдана, даже останься ее суженый жив, Тэсс, скорее всего, вернула бы кольцо. Потому что, похоронив себя заживо, грешно утягивать в эту могилу еще и того, кто тебя любит.

А Нейри ее любил, любил искренно, почтительно и нежно. Брат короля не просто видел в Тэссе невесту, брак с которой не уронит его достоинства, он ее боготворил. Конечно, он не был исключением, Лотэсса Линсар по праву считалась не только самой родовитой, но и самой красивой девушкой королевства. Может, и жила где-нибудь в глубинке какая-нибудь пастушка или дочка угольщика, способная ее затмить, но среди тех, с кем юную аристократку могли сравнить, таковых не было. Несмотря на то, что Тэсс привыкла к поклонению мужчин, любовь будущего мужа грела ее сердце теплым, ласковым огоньком.

Нейри был спокойным, умным, добрым. Красивым — нет, но лицо было приятным и достойным. В отличие от своего брата, предпочитавшего шумные балы, охоты и пиры, принц любил уединение, природу, искусство. Он читал Тэссе свои стихи (весьма недурные, надо сказать), исполнял баллады собственного сочинения, а в спальне девушки до сих пор висел один из ее портретов, написанный рукой младшего Ильда. Рукой, вот уже несколько недель тлеющей в могиле.

Взгляд девушки упал на кольцо, подаренное принцем. Изящное золотое плетение и чистейшей воды аметист. Нейри часто сравнивал ее глаза с этим камнем. Неудивительно, что аметист был выбран для обручального кольца. С подарка принца глаза невольно скользнули на другое кольцо, с чрезмерно большим, тревожно сверкающим рубином. Оно появилось у нее лишь недавно и совсем ей не нравилось, тем более что стало вестником страшных событий, о которых постоянно напоминало. Но Тэсса считала себя не вправе его снимать: кольцо с рубином было прощальным даром короля, который он передал ей через юного Лана Таскилла. Тэсс носила кольцо не в память о погибшем короле и его брате. Девушке не нужно было украшение, чтобы помнить тот страшный день, но Йеланд, предполагая скорую свою кончину, решил отдать перстень ей, а воля умирающего священна. Смотреть на алый камень было тяжело, поэтому Тэсс вновь перевела взгляд на спокойное и прекрасное кольцо принца.

Девушка вздохнула. Она не собиралась хранить верность Нейри, отрекаясь от земных радостей, она собиралась хранить верность брату. Но брак с ненавистным Дайрийцем столь же мало похож на отныне недоступное ей женское счастье, как колючки чертополоха похожи на голубые фьеррские розы.

Так на что же решиться? Доводы отца так разумны и даже по-своему благородны, но до чего же все это мерзко! На Тэссу накатила бессильная ярость зверя, брошенного в клетку. Она — пленница, заложница страшного выбора. И, что бы она ни выбрала, все равно будет предательницей. Или она предаст отца, его единомышленников, страну, наконец, или предаст саму себя.

Пальцы девушки перестали нежно перебирать струны и теперь били по ним чуть ли не с ненавистью, создавая отрывистый и злой мотив. Сами собой на аккорды легли слова — гневные, отчаянные, безнадежные.

Глава 8

Рудо Гуттон, который больше привык отзываться на прозвище Хомяк, данное ему из-за расплывшейся в последние годы фигуры и щек, ставших поистине выдающейся частью физиономии, вышел из таверны «Безухий кролик». Было уже около двух часов пополуночи, и страшно подумать, что он услышит, вернувшись, от своей благоверной Жаволи. Эта кара богини на его голову будет пилить его до рассвета! Впрочем, вернись он домой даже на три часа раньше, она бы все равно бранилась и верещала, обзывая его никчемным пьяницей, пропивающим последние мозги. Хотя насчет мозгов она права. Только безмозглый идиот мог жениться на этой визгливой дуре, польстившись на знатное приданое, которое давал за ней отец-лавочник. Да к демонам то приданое, никакие деньги не стоят такой крысищи в доме! Но возвращаться все равно надо, тем более что и деньги кончились, а в долг Сизый Колин, даром что старый друг, не наливает, зараза.

Бросив на таверну прощальный взгляд, исполненный одновременно негодования и тоски, Хомяк перешел улицу и нетвердым, но решительным шагом направился в сторону дома. На улице было темно и как-то душно, даже дышалось тяжело. Но, впрочем, когда приходится таскать такой живот, да еще и под завязку залитый дешевым вином, не удивительно, что каждый шаг дается с трудом.

Откуда-то из-за угла послышалось странное шипение. Рудо решил, что все-таки хватил лишнего, если ему всякая муть слышится. Ну кому здесь, позвольте спросить, шипеть? Ну да демоны с ним, с шипением. Вот раздайся залихватский свист или крики, было бы куда как хуже. И все-таки как-то сразу стало неуютно, захотелось поскорей домой. Хотя дома Жаволь, и шипит она похлеще этой невидимой гадины.

С каждой минутой на душе становилось муторней и тревожней. Наверное, именно такое состояние называется дурными предчувствиями. Хомяку захотелось повернуть назад и вернуться в таверну. Вот только как объяснить свое возвращение трактирщику, который, кстати, намекал, что собирается закрываться, и засидевшимся посетителям? Колин, да и все остальные, в курсе, что деньги у Рудо кончились. Делать вид, что вернулся потому, что позабыл в таверне что-то, глупо, потому как нечего ему там забывать. Да и вообще, мужчина он или суеверная старуха, которая шарахается от собственной тени?! Не пойдет он обратно в «Безухого кролика», рискуя прослыть дураком или трусом, он пойдет домой и плевать ему, Рудо Гуттону, на всякие там шипения в ушах!