Повесть о ледовом комиссаре - Водопьянов Михаил Васильевич. Страница 30
У Отто Юльевича был уже не малый опыт трех полярных экспедиций. И на этот раз Шмидт лично руководил подбором кадров и снабжением одной из самых больших экспедиций, когда-либо отправлявшихся в Арктику.
«Челюскин» пришел в Ленинград, как говорится, «голый». На новом судне, только вышедшем из верфи, не было ничего из того, что годами скапливается на старом «обжитом» корабле. Нужны были матрацы и мореходные карты, ложки и сложные оптические приборы, полотенца и хронометры… Все это надо было достать, закупить, заказать заводам, а иногда просто «одолжить» у научных учреждений.
Нелегко было получить для участников экспедиции необходимую теплую одежду. Шмидт особо настаивал на том, чтобы для каждого человека на «Челюскине» имелась малица (меховая шуба с капюшоном, надеваемая через голову), специальная кожаная обувь на теплой подкладке, спальный мешок.
В 1933 году наша промышленность спальных мешков не выпускала. Приходилось делать специальный заказ на них. Снабженцы никак не могли найти подходящую для этого фабрику и пытались уговорить начальника экспедиции отказаться от такой «роскоши», как спальные меховые мешки.
Отто Юльевич рассказал им тогда о том, как готовился к походу на Северный полюс Георгий Седов, мужеством которого он непрестанно восхищался.
Как известно, Седов снаряжал свою экспедицию на скудные пожертвования частных лиц. Когда его судно «Святой Фока» было готово к отплытию, на проводы в архангельском порту собрались многие именитые «отцы города». Один подвыпивший купчина, настолько же богатый, насколько невежественный, сказал Седову на прощание:
— «Вот, Георгий Яковлевич, собрались вы на север и поистратились изрядно на всякую меховую одежу. Ехали бы лучше к Южному полюсу, теплой одежи тогда не понадобилось бы — юг ведь… — и денежки были бы целы»…
— Может быть, нам тоже изменить маршрут! — улыбаясь в бороду, насмешливо закончил Отто Юльевич.
Меховые спальные мешки сослужили челюскинцам отличную службу. Благодаря им была сохранена не одна жизнь в ледовом лагере.
«Челюскин» в основном был снаряжен в Ленинграде. Но кое-что не успели там получить, и погрузка завершалась в Мурманске. Сюда пришли грузы из Сибири и с Украины, из Вологды и Омска…
Наконец, три тысячи пятьсот тонн высококачественного угля и восемьсот тонн разнообразных грузов размещены в трюмах и на палубах «Челюскина». Полоса, обозначающая ватерлинию, скрылась под водой. До предела нагруженный корабль глубоко осел.
Зато на «Челюскине» есть все необходимое, чтобы сто двенадцать человек могли жить с комфортом, не уступающим условиям жизни в большом городе, вести научные исследования, работать, охотиться, отдыхать.
10 августа на «Челюскине» развели пары.
Получив разрешение начальника экспедиции, капитан Воронин отдал приказ поднимать якоря.
«Челюскин» начал медленно разворачиваться.
На мачтах кораблей, стоявших у причала, взвились сигнальные флажки:
«Желаем благополучного плавания и скорого возвращения».
Традиционное приветствие на этот раз было не совсем по существу. «Челюскин», приписанный к порту Владивосток, не должен был возвращаться в Мурманск.
…Корабль миновал маяк, одиноко возвышающийся на острове Седловатый, и вышел в Баренцево море — первое на пути к далекой цели.
Началась обычная морская «непрерывка». Каждые четыре часа били склянки и менялись вахты.
Люди, свободные от дежурства, отдыхали от сутолоки погрузки. Тихо на пустынном море. Лишь изредка, рассекая волну, покажется косатка. На горизонте маячат кажущиеся неподвижными рыбацкие тральщики.
Тишина и на палубе «Челюскина». Слышны лишь всплески легкой волны, разбивающейся о борта, да мерный стук машины.
Когда ветер посвежел и достиг шквальной силы, «Челюскин» проявил свои наихудшие качества. Его качало так сильно, что крен временами достигал пятидесяти градусов. Тяжелогруженое судно, вздрагивая, неуклюже переваливалось с боку на бок, черпая бортом воду.
На третий день плавания показались вдали скалистые берега Новой Земли.
Экспедиционная жизнь входила в свою колею. Начались планомерные научные исследования. Запускались шары-пилоты, измерялась глубина моря.
Приступили к занятиям кружки самообразования. Больше всего записавшихся было в группу по изучению немецкого языка. Занятия с ней проводил О. Ю. Шмидт.
Пройдя Маточкин Шар, «Челюскин» вошел в суровое и коварное Карское море. Резко похолодало. Стали попадаться редкие льдины.
Впереди стлался темный, как дождевая туча, туман.
Скоро туман рассеялся и началось единоборство корабля со льдами. «Челюскин» шел легким льдом небольшой сплоченности, в 4–5 баллов. Можно сказать, что до настоящего арктического льда корабль еще не добрался, но уже начались на нем неприятности. Срезало тридцать три заклепки. По обоим бортам разошлись швы и появилась небольшая течь. А в носовом трюме № 1 течь уже солидная. Повреждено двенадцать шпангоутов. В корпусе глубокие вмятины.
Надо беречь судно — впереди еще длинный путь.
Механики «Челюскина» придумали поставить добавочные деревянные крепления к поврежденным шпангоутам. Для этого надо было перегрузить уголь из носового трюма в угольную яму средней части корабля, а также на корму. Дело это весьма трудоемкое.
Шмидт вспомнил знаменитые авралы на «Сибирякове». Вот уже проверенный в арктических экспедициях способ быстрого проведения больших работ!
И на «Челюскине» был объявлен всеобщий аврал. Почти все участники экспедиции, за исключением двухлетней Алочки Буйко — дочери вновь назначенного начальника зимовки острова Врангеля и женщин, были разбиты на бригады.
«Челюскин» стоял затертый льдами. Когда палубу окатили водой, смыв следы угольного аврала, челюскинцы вышли погулять вокруг судна. В это время на горизонте показался силуэт ледокола.
Это шел «Красин», легко расталкивая льдины. Они, словно мячики, отскакивали от его массивного корпуса. Казалось, что нет для него непреодолимых препятствий, дай только его котлам вдоволь топлива. А уголька он «съедает» немало — 100–125 тонн в сутки!
«Красину» было поручено кратчайшим путем вывести «Челюскин» на чистую воду в средней части Карского моря. Он двинулся вперед, расчищая дорогу, за ним в кильватере шло экспедиционное судно. Канал, оставляемый «Красиным» во льдах, был узким и извилистым. Неповоротливый, широкий «Челюскин» с трудом пробирался по нему. Через восемь часов благополучно вышли на участок моря, свободный ото льда. Тут пути двух кораблей разошлись. «Красин» взял курс на гавань Диксона, где его ждали пароходы Ленской экспедиции, а «Челюскин» двинулся дальше на восток.
«Челюскин» шел, огибая скопления льдов, через каждые три-четыре часа делая остановку для гидрологических работ.
На тринадцатый день пути внезапно лот показал очень малую глубину — всего 14,5 метра. Сразу же застопорили машину. Измерили еще раз — 14,5 метра. Обеспокоенный Воронин дал команду «малый ход» и распорядился измерять глубины каждые десять минут. Они не менялись. В чем дело? Судя по картам, здесь мелководья не должно быть. А оно налицо.
Кругом густой туман. Корабль идет вслепую, в сплошном «молоке». Каждую минуту можно сесть на мель. Рисковать нельзя, и капитан приказывает отдать якоря и ждать прояснения погоды.
Ранним утром, когда рассеялся туман, вахтенные увидели на траверзе в двух-трех с половиной милях очертания неизвестной земли.
С корабля можно было хорошо разглядеть обрывистые берега и заснеженные долины острова, окруженного плавающим многолетним льдом.
Так вот почему здесь такая малая глубина!
Но что это за таинственный остров поднялся со дна морского на пути «Челюскина»?
Напрасно искали его на карте. Согласно карте, ближайший остров лежал примерно в 50 милях отсюда к востоку. Это был остров Уединения, открытый норвежским промышленником Иогансеном на зверобойной шхуне «Нордланд» в 1878 году и им же нанесенной на карту.