Лисья тень (СИ) - Рябинова Элли. Страница 34

— Иван, — послышался голос врача с того конца трубки, — пройдите, пожалуйста, в мой кабинет.

И сразу после этих слов гудки. Дверь позади меня со скрипом открылась, и там не было привычного для меня коридора. Коридор там был, но это был коридор больницы, который был практически полностью заснежен. А еще там были люди. Полицейские и члены «Дождя». Только были они заморожены. Все до единого. Проходя мимо них, я даже дотронулся до одной такой замороженной статуи, которая тут же рассыпалась, от чего я снова же невольно вздрогнул.

Пройдя дальше по коридору, я почувствовал, как мне становится все холоднее и холоднее. Так же я заметил Пушка, который сидел на подоконнике и повторял одно и то же слово с интервалом в несколько секунд.

— Холодно.

Я ничего не сказал. Сняв с себя плащ, я постарался укутать его как можно теплее и, погладив того по голове, направился дальше. У кабинета я встретил и самого доктора, который, завидев меня, улыбнулся и рукой подозвал меня к себе.

— Ох, Иван, вы наконец-то пришли! Сегодня наш последний прием перед выпиской, так что…

— Она там?

Я говорил о Танаис. Это было единственное разумное объяснение холоду. Доктор как будто не слышал меня. Он все продолжал говорить о том, что на пути к моему выздоровлению была проделана большая работа и я должен быть благодарен ему и всему персоналу. Я врезал ему. Он свалился на землю, но выражение лица его не изменилось. Он все так же улыбался и говорил, что я — молодец.

— Ебаный цирк, — сказал я, плюнув ему в лицо.

Открыв дверь, я действительно застал Танаис там, внутри.

В кабинете было еще холоднее. Книжная полка, стоящая позади нее, полностью покрылась льдом. Самое смешное, что вентилятор, стоящий на письменном столе, все так же работал и не был покрыт льдом.

— Холодно? — со злой улыбкой спросила она.

Беловолосая вдруг рассмеялась. Я впервые слышал смех Танаис. Выходя из-за стола, она откинула стул дальше от себя и медленным шагом направилась ко мне. Я вытащил клинки из плаща и сжал их как можно сильнее. Из-за этого она рассмеялась еще громче.

— Ты хочешь драться со мной? А может быть, лучше просто поговорим?

— Поговорим?! — вскрикнул я, метнув в нее один из клинков, от которого она ловко увернулась. — Ты, наверное, шутишь?! Посмотри, к чему привело твое стремление к миру, Танаис! Люди гибнут, сражаясь друг с другом. Ты наложила пелену лжи на каждого из членов собственной организации и собиралась использовать меня в своих же целях! Ненависть поглотила тебя полностью. Ты собиралась сделать больно моим друзьям, ты делаешь больно КАЖДОМУ на поле битвы, и сейчас ты предлагаешь мне просто погово…

Я не закончил. Танаис подобрала клинок, которым я промахнулся, и метнула его уже меня, попадая мне в плечо. Я рад был бы увернуться, но был приморожен к полу. Протяжный стон и ругательства вырвались из меня. Хотела бы убить, наверняка убила бы.

— А что насчет моих друзей? — Она подходила ближе ко мне, продолжая говорить. — Что насчет моих родных? Что насчет мира, к которому я стремилась с самого начала? Ты подвергаешь его сомнению, хотя еще так глуп.

Когда она остановилась возле меня, она наклонилась к моему лицу очень близко. Я смотрел ей в глаза. Ее холодные, стеклянные глаза. Указательным и большим пальцем она взяла меня за подбородок. Я не думал вырываться, потому что хотел позволить ей закончить говорить.

— Полное уничтожение правительства привело бы к окончанию изоляций носителей. Окончанию бессмысленных битв, как эта. Думаешь, если бы я добилась успеха, я бы не позволила тебе увидеть Яну? Или, может быть, не вернула бы память каждому из вас?! Ты собственноручно уничтожил Тигрова. Такого же друга для меня, каким для тебя является Солнцев. Ты так же уничтожил возможность достижения мира, который практически был достигнут! Думаешь также, что идея универсальных солдат плоха. Но это не так, однако ты все еще слишком глуп, чтобы понять. Подумать только…

Она вновь рассмеялась, вытаскивая у меня из плеча клинок.

— Я думала, что с твоим появлением решится много проблем. Однако это породило еще больше ненависти, предательств и сложностей. Но знаешь что, Иван Долинин?

Она вдруг щелкнула пальцами, и ледяные оковы спали с меня.

— Я предлагаю тебя два варианта. Либо ты вновь присоединишься ко мне и мы ВМЕСТЕ достигнем того мира, к которому стремлюсь я, или…

Она вытянула мою руку так, чтобы положить в нее пистолет, после чего лбом уткнулась в его дуло.

— Либо я дам тебе шанс. Покажи мне тот мир, к которому ты стремишься. Убей меня сейчас, и я буду наблюдать за тобой. Я буду смеяться с твоих неудач из загробного мира, и ты будешь жалеть о том, что не принял мое предложение.

Между нами повисло молчание. Моя рука дрожала. Я не мог нажать на курок, не потому что боялся убить Танаис. Не потому что боялся убить человека. И уж точно не потому, что раздумывал над ее предложением. Ненависть порождает ненависть, и человек, стоявший передо мной на коленях, яркий тому пример. Я поднял руку, подзывая ко мне солдат Фырьева.

— Скрутите ее.

И не было больше никакого льда и холода вокруг. Я стоял на поле битвы и сжимал в руке пистолет, который опустил. Волкова, Фырьев и Четырнадцатый смотрели на меня с гордостью. Кажется, никто из них не ожидал от меня подобного. Волкова, кажется, плакала тогда. Подходящий к ней Пушок успокаивал ее, терся об ноги и говорил:

— Ну-ну, чего ты. Все же закончилось.

И все было бы хорошо, но Танаис не устраивал такой исход. Из-за того, что я позволил себя отвлечься, она выхватила пистолет из моих рук, выстрелила в подходящих к ней полицейских, и посмотрев мне в глаза с дьявольской улыбкой, сказала:

— Я буду наблюдать за тобой, Иван Долинин.

После этих слов послышался последний выстрел вблизи этой больницы. Танаис упала на асфальт. Дождь закончился, а из-за туч показалось яркое-яркое солнце, которое, как мне казалось, освещало наш дальнейший путь. Мир, за который мы боролись, все же настал.

Через несколько дней Фырьев пришел ко мне в книжный, где я с Волковой как раз заканчивал очередную лекцию для людей про «Источники» и «Носителей».

— И помните, — заканчивал я, — носители — такие же граждане, как и вы. Нет смысла бояться их или же любить их сильнее только из-за того, что они ими являются.

Когда в книжном остались только мы втроем, я тяжело выдохнул, подходя к лейтенанту. Мы обнялись как старые знакомые.

— Что, весь в работе? — спросил он, дружески посмеиваясь и хлопая меня по плечу.

— И нужно было тебе рекомендовать меня как ПРЕДСТАВИТЕЛЯ носителей, лейтенант?

Он рассмеялся. И я тоже рассмеялся. Действительно, работы теперь было навалом. Мне нужно было проводить множество бесплатных лекций всем желающим, участвовать в большинстве мероприятий и присутствовать на некоторых судебных заседаниях, на которых решались судьбы носителей. Что касается нас с Фырьевым, то мы стали друзьями. Я в действительности смог поговорить с его дочерью и напарником. Они сказали, что любят и прощают его за все, но просили не торопиться с появлением в загробном мире.

Вскоре вошел Пушок с Четырнадцатым. Последний держал в руках бутылку виски и колу. Поль, завидев их на пороге, тут же рассмеялась.

— В честь чего пьем-то? — спросила она, забирая из рук Четырнадцатого принесенное им добро.

— В честь очередной законченной лекции, конечно, — с улыбкой сказал Пушок, запрыгивая на стол рядышком с нами.

— Ну а если серьезно, то что за повод?

— Нас с Пушком теперь ждут дома, — кивнул Четырнадцатый с грустной улыбкой, — вот и повод.

В книжном, после сказанных Четырнадцатым слов, повисло молчание, которое я тут же попытался нарушить, сказав:

— Так это же здорово!

И это действительно было здорово, но мысль о том, что нам вот-вот придется прощаться, несколько печалила меня. Краем глаза взглянув на Волкову, я понял, что ей тоже было не по себе. Да и сам лейтенант огорчился, услышав это.