Цветок с тремя листьями (СИ) - Фламмер Виктор. Страница 2

— Я не понимаю… Господин Като был другом господина Исиды! Как он мог так с ним поступить?

Нагамаса рассмеялся:

— А Фукухара Нагатака — его зять. Разве тебя удивляет, что Мицунари поддержал именно его? Впрочем, тот даже фундоси [4] не завяжет без позволения Исиды Мицунари. И я абсолютно уверен, что написанный им доклад был до последнего слова одобрен. Дружба… Поверь мне, Мицунари не склонен к подобным сантиментам.

Юкинага вскочил:

— Я убью его! Если никто больше не способен выцарапать гадюку из ее логова…

— Сядь! — рявкнул Нагамаса.

— Почему?! Почему все трясутся от страха, как немощные старухи?! Всего-то и нужно — расправиться с одним подлецом!

— Да потому что тебя убьют. А Като Киёмасе прикажут сделать сэппуку. А меня сместят с должности, в лучшем случае. Вся наша семья давно стоит поперек горла у…

— Госпожи Тяти, да? Все дело в этом?

— Кто тебе это сказал?

— Господин Като говорил, что она…

— Господину Като следует отрезать себе язык.

Юкинага бросился к ширме и что было силы врезал по ней ногой. Тонкие перекладины, натягивающие шелк, треснули, и бесформенная куча дерева и ткани отлетела к стене. Юкинага обернулся:

— Почему? Почему вы все это терпите?! Мы же там… в крови, в грязи… Позорно подыхали от болезней… И знаете? Там не было и сотой доли той грязи, которую я вижу здесь, вернувшись домой. Зачем? Чтобы лопающиеся от жира чистенькие чиновники вытирали о нас ноги?!

— Я сказал — сядь!

Юкинага снова сел.

— Ну почему, объясните, почему вы позволяете так с собой обращаться, отец? Почему я тоже должен это терпеть? Эта размалеванная бесстыдная девка…

— …Мать сына и наследника его светлости. Ты это хотел сказать?

— Отец…

Нагамаса стукнул кулаком по полу:

— Все, достаточно. Послушай теперь меня. Ты хочешь знать — почему мы все это терпим? Ради господина Хидэёси. Мы все, запомни это слово — все — служим ему. И то, что ты сейчас предлагаешь, — это и называется заговор. Кого ты хочешь убить? Исиду Мицунари? Госпожу Тятю? Или, может, уж сразу…

— Отец!.. Я… мне бы… как вы!..

— Понял?

Юкинага опустил голову. Нагамаса устало провел ладонью по лицу:

— Если меня кто-нибудь спросит о тебе, я скажу, что наказал тебя. Поэтому не покидай поместье. Если кто-то захочет встретиться с тобой, пусть навещает тебя здесь. По крайней мере, я уверен в том, что среди наших слуг нет болтливых.

— Тогда… я могу хотя бы передать господину Като письмо? Даже слова поддержки в такой ситуации многое решают.

— В этом ты прав. Но переписка тоже может попасть в чужие руки. И будет неверно истолкована, даже если в письме не будет ничего, кроме засушенных белых гвоздик.

— Отец!

— Что?

— Ничего… — Юкинага усмехнулся. — Если бы я прислал господину Като подобное письмо, он бы заставил меня его съесть… вместе с гвоздиками.

— Эх, Киёмаса… Совершенно неромантичная натура. Но, согласись, это бы определенно его развеселило и отвлекло от тяжелых мыслей.

— Да уж… но он тогда навсегда утратит уважение ко мне. Больше всего он не выносит пустых слов и бессмысленных красивых жестов. И, я думаю, он бы решил, что кто-то просто подделал мою подпись, чтобы ввести его в заблуждение.

— Умница. Молодец. Ты наконец-то вспомнил, что существует еще что-то, кроме меча в твоей руке. Что бы ты ни написал, в письме будут искать скрытый смысл. И, поверь мне, его найдут. Даже если это будут засушенные цветы или ободряющие стихи.

— Единственный стих из тех, что будут написаны моей рукой и который я позволю увидеть господину Като, — это мой дзисэй [5]!

— Я тебе очень сочувствую, мальчик мой… — на лице Нагамасы появилось выражение глубокой скорби.

— Отец! Да прекратите уже надо мной насмехаться!

— Ну прости. Когда ты так реагируешь, совершенно невозможно остановиться.

— Знаете, я слышал историю об одном юноше, чьи чувства к господину Като были настолько сильны, что он посвящал ему стихи, которые писал своей кровью. Но ему не удалось это долго скрывать, и господин Като узнал об этом. Он приказал юноше принести все, что он когда-либо писал, и на его глазах, не читая, бросил все листы в огонь. А влюбленному юноше сказал: «Ты выбрал самый отвратительный способ проливать свою кровь ради меня». Юноша ушел опозоренный. Прошло много времени, и господин Като снова увидел его. В его руках была голова вражеского командира, а из спины торчало шесть стрел. Юноша улыбнулся и умер у его ног.

— И ты, разумеется, считаешь его романтичным героем?

— Конечно! А вы считаете иначе?

Нагамаса нахмурился:

— Ты знаешь, когда я впервые услышал эту историю, стрел было две…

— Вы… не верите, что это правда?!

— Почему же? Охотно верю. Но лично я бы предпочел сведения о расположении сил врага, а не голову.

— Отец…

— Все, довольно о романтике и чувствах. Насчет письма… да, в этом я с тобой соглашусь. И с тем, что Киёмасе нужна поддержка, тоже. Господин Хидэёси вспыльчив, да и обстоятельства не способствуют спокойствию духа. Однако он быстро отходит и легко прощает. Я, со своей стороны, постараюсь приложить все силы к тому, чтобы никто не раздул снова пламя его гнева. Не думаю, что Исида Мицунари желает Киёмасе смерти. Его цель совершенно иная. А вот тебе… Именно тебе придется позаботиться о том, как не дать своему другу и командиру упасть духом.

Юкинага прикрыл глаза в знак согласия:

— Но… как это сделать? Передать письмо тайно? Одного моего письма будет недостаточно.

— Хм… стихи, говоришь?.. Есть у меня одна мысль. Кого ты можешь попросить о помощи.

Юкинага распахнул глаза и посмотрел на отца выжидающе.

— Я думаю, тебе стоит пригласить в гости своего друга детства, Токугаву Хидэтаду.

— Друга? Детства?..

Во взгляде Юкинаги появилось такое искреннее недоумение, что Нагамаса хмыкнул:

— Ну да. Ты разве не помнишь его? Ты как-то случайно уронил его с моста во время рыбалки.

— И вовсе не случайно!

— Ну что ты такое говоришь! Хидэтада честный и вежливый мальчик, зачем бы ему лгать?

— Стишки про перья куропатки [6] он бы точно не стал вам читать, отец.

— А очень зря, я бы от души посмеялся. Ты что же, все еще не можешь простить ему эту забавную историю? Ну ты и злопамятный, не ожидал.

— Я?.. Да нет, конечно. И с радостью бы встретился с Хидэтадой. Но… он же совсем ребенок, не понимаю, чем он может нам помочь.

— Ты был на год младше, когда я взял тебя в Одавару.

— Это разве была война? Так, увеселительная прогулка.

— Но тогда она казалась тебе настоящей.

— Я был мальчишкой, отец, — Юкинага склонил голову.

— Ты и сейчас не особенно повзрослел. Послушай меня. Токугава Хидэтада сейчас в большом фаворе у его светлости. До такой степени, что меньше чем через пять месяцев его женой станет госпожа Ого.

— Госпожа Ого?.. Сестра… госпожи Тяти?.. Вы…

— Именно, — Нагамаса слегка прикрыл глаза. — И, кроме того, он довольно юн, однако в подобных вещах разбирается куда лучше тебя. Да, возможно, и лучше меня… — Нагамаса посмотрел куда-то в сторону.

— И… в каких он отношениях со своей будущей супругой? Кроме того, можно ли ему доверять? Когда я видел его в последний раз, он действительно был ребенком.

— А вот это ты у него сам и выяснишь. По крайней мере, одно я знаю точно — его визит тебя развлечет.

Обедал Юкинага с большим аппетитом. Несмотря на беспокойство, а может быть, и как раз наоборот, благодаря ему, чувство голода терзало его с самого утра. Он плохо спал, думая то о письме, которое он собирался написать и отправить Хидэтаде с утра, то об отце, мучимый чувством вины за свое вчерашнее поведение. Но больше всего он думал о том, каково сейчас господину Като. О чем размышляет его командир? Что чувствует? Несколько раз за ночь, едва засыпая, он подскакивал от мысли, что уже поздно. Ему мерещился шелест бумаги, с которым посланник господина Хидэёси разворачивает приказ. Но когда начало светать, сквозь очередной невнятный кошмар он словно услышал резкий отрывистый окрик над ухом: