Цветок с тремя листьями (СИ) - Фламмер Виктор. Страница 20

— Отец! Умоляю вас пощадить О-Кику-химэ, мою нареченную невесту! — старательно проговорил он.

Хидэёси наклонил голову. И в этот момент Нагамасе удалось увидеть его взгляд. Остекленевшие глаза, в которых не было ничего — только звенящая пустота взирала на этот мир. И Нагамаса разглядел в уголке его рта кровь. А Хидэёси поднял руку и медленно проговорил:

— Сделайте, как желает мой сын, ― и тут же, указав рукой куда-то в сторону: — Уведите его. И эту женщину. Немедленно!

Несколько слуг кинулись уводить Хироимару. Тятя сама пошла за ними, низко опустив плечи и сгорбившись. Видимо, силы оставили ее.

Нэнэ спустилась вниз, зашла за ограждения и спокойно взяла младенца из рук девушки. Та подняла голову и посмотрела на Хидэёси:

— Благодарю, благодарю вас, милостивый господин! — она ударилась головой о землю и снова подняла ее. В волосах застыли крупинки песка. — Благодарю вас! Пусть боги даруют вам долгую жизнь!

Она снова упала на землю и затихла. Помощник подошел к ней и попытался поднять. Но рука ее, выпущенная им, безвольно стукнулась о землю — девушка была мертва.

Нагамаса увидел, как Исида Мицунари нагнулся и что-то зашептал на ухо Хидэёси.

Наверняка именно так он и шептал своему господину, когда тот принимал решение казнить семью племянника. Что он ему сказал? Что это будет хорошим жестом устрашения недовольных? Или что будет хорошей проверкой верности?

Или это вообще все подстроил сам Исида Мицунари?

— Когда-нибудь и твоя голова будет также выставлена на площади… — сквозь зубы прошипел Нагамаса и пошел к Нэнэ. Надо было помочь ей и спасенному ребенку.

…Тропинка давно заросла высокой травой и редким, но густым кустарником. Хидэёси закатал штаны и придерживал их руками, чтобы они не цеплялись за торчащие ветки и репьи. Босые ноги хлюпали по лужам. Вероятно, недавно здесь прошел дождь, и земля не до конца впитала воду.

А вот и дом. Его старый дом, где он провел детство. Только уж очень он ветхий… Зарос травой, и через крышу словно бы пробилось дерево?

Он подошел к открытой створке двери и услышал тихие всхлипы. И сердце тоскливо сжалось.

— Матушка? — испуганно позвал он. Но в ответ услышал только участившиеся всхлипы.

— Матушка! — он вбежал в комнату, шлепая по пыльному полу мокрыми ногами.

Она обернулась… Лицо, покрытое густой сетью морщин, было мокрым от слез.

— Матушка! Почему вы здесь?.. И в таком виде? И… почему вы плачете?..

Одежда на ней висела лохмотьями. Даже в самые тяжелые времена он не мог вспомнить ничего подобного. И она опять не ответила, лишь всхлипнула и закрыла лицо руками, отворачиваясь.

— Матушка! — он бросился к ней, пытаясь ее обнять, но она отползла от него в сторону, а потом зарыдала в голос и обняла его ноги.

— Матушка… это из-за Хидэцугу, да? Простите, я умоляю вас, простите меня! У меня не было другого выхода! Я… не хотел!

Хидэёси попытался упасть перед ней на колени, но матушка крепко держала его ноги. И он почувствовал, что она вытирает их рукавами своей одежды. Он наклонился и с ужасом вскрикнул — его босые ноги по щиколотку покрывала кровь.

— Матушка! — Хидэёси подскочил и сел на постели. Провел рукавом по лицу, стирая слезы. И закрыл его руками.

Он и так очень долго не мог уснуть. А сейчас в небе уже краснела яркая полоска рассвета. Хидэёси пошире распахнул ворот, чтобы легче дышалось, и снова лег в надежде все-таки уснуть. И ему вдруг захотелось, чтобы рядом лежал кто-то надежный, кого можно было бы обнять и наконец успокоиться.

— Нэнэ… — негромко позвал он, — Нэнэ!

И тут же понял, что она его не услышит из своих покоев. Приказать служанке разбудить ее и привести? Он представил себе сонную растрепанную Нэнэ, и его сердце сжалось от жалости и нежности. Она всегда была рядом в трудные минуты, а он совсем позабыл о ней…

Хидэёси снова сел и поправил волосы, упавшие на глаза. Вот что он сделает. Сам к ней придет и ляжет рядом. Как делал когда-то давно, возвращаясь домой усталым.

Он решил не идти прямо в западные покои, а прогуляться вокруг, по парку, один и в предрассветной прохладе. И вышел в сад, предвкушая, как, замерзнув, заберется к Нэнэ под теплое одеяло.

Начитало светать, и темные окна замка выглядели уютными, словно замок тихо спал, прикрыв уставшие глаза. Хидэёси свернул по дорожке и вдруг увидел в одном из окон неяркий свет.

— Мицунари… — он улыбнулся и покачал головой. На душе потеплело, будто пламя лампы в той комнате наверху согрело ее.

— Я сейчас тебе покажу, как работать до рассвета! — пробормотал он, представляя, какие ошалелые будут глаза у Мицунари, когда тот увидит его. Эх… надо было подождать, пока Мицунари заснет, и уж тогда отомстить за все утренние побудки.

По коридору Хидэёси постарался идти тихо, чтобы Мицунари не услышал заранее шаги и его удалось застать врасплох. Довольно улыбаясь, он рывком отодвинул дверь — да так и застыл на пороге. Улыбку словно смыло с его лица, и он ошарашенно замер.

Мицунари сидел посреди комнаты, повернувшись к нему боком, одетый во все белое. На низком столике напротив него лежал аккуратно завернутый в белую ткань танто [19]. А рядом — лист бумаги, на котором Мицунари сосредоточенно что-то писал. В неверном утреннем свете казалось, что одежды Мицунари сияют, и Хидэёси отчаянно заморгал, надеясь, что ему снова снится плохой сон. Он перевел взгляд с клинка, на котором отражался мерцающий отблеск лампы, и рук Мицунари на его лицо. И в этом момент Мицунари медленно повернулся к нему. Глаза его были абсолютно пустыми, словно он уже был мертв.

И в эту секунду Хидэёси понял, что это не сон. Он медленно сполз спиной по стене и опустился на пол.

— Сакити… Что же ты делаешь, Сакити?.. Ты что ли меня тоже бросить решил?..

Мицунари вздрогнул и уронил кисть. Моргнул, и глаза его снова стали нормальными. Только в них теперь плескалась тоска и какая-то детская обида.

— Ваша светлость… — Мицунари резко развернулся, прижался на мгновение лицом к полу и пополз к Хидэёси. — Ваша светлость… я прошу простить меня… я совершил ужасную ошибку. Умоляю вас, не нужно останавливать меня. Вы сами прикажете мне… когда узнаете.

Хидэёси схватил его за плечи и тряхнул:

— Что происходит?! О какой ошибке ты говоришь?

Мицунари поднял глаза:

— Письмо…

— Какое письмо? Сакити! — Хидэёси снова его тряхнул.

Мицунари шумно и судорожно выдохнул и вдруг мелко затрясся:

— Письмо Хидэцугу. Он написал его перед… смертью. Я получил его вечером.

Он старался говорить ровно и четко, но Хидэёси почти физически ощущал, с каким трудом Мицунари выговаривает слова. И нахмурился:

— Что еще за письмо?

— Вот это, — Мицунари, взяв обеими руками конверт, почтительно поклонился и положил его перед Хидэёси.

— И… что в нем? — Хидэёси протянул руку, но письма не коснулся, а лишь вопросительно взглянул на Мицунари.

Мицунари опустил взгляд. Ему уже удалось справиться с дрожью, но слова он проговаривал медленно, словно вспоминая, что они означают:

— Письмо я получил в начале стражи крысы. Господин Хидэцугу написал его перед тем, как совершил самоубийство. Оно адресовано мне, и в нем господин Хидэцугу говорит о своей невиновности и просит не бросать расследование дела о его мятеже, чтобы найти настоящих виновников и оправдать его честное имя. Там же — запечатанное письмо, которое он просит передать вам.

Мицунари вдруг вскинул голову:

— Ваша светлость! Перед смертью не лгут. Ваш племянник не был ни в чем виновен, кто-то нарочно подстроил все так, чтобы его обвинили в мятеже. Я совершил ошибку. Ошибку, которую уже никак не исправить.

Хидэёси вздохнул и приблизился вплотную к лицу Мицунари:

— Сакити… мой маленький глупый Сакити… все совершают ошибки, и даже непоправимые…