Рой или Лу номер три (СИ) - Каримов Данияр. Страница 18

     - Одевайся! – К ногам Сегмента швырнули ворох одежды. Он наклонился и потянул на себя кусок ткани, оказавшийся штаниной. Осколок просунул в нее руку, потом попытался втиснуть туда же вторую, чем вызвал смешки и ядовитые комментарии ополченцев. Не понимая, что делать дальше, Сегмент отпустил ментальную узду, и тело, неожиданно получившее свободу, обратилось к рефлекторной памяти. Носитель споро оделся, чем огорчил охранников. Тычок в спину направил его к костру, у которого уже поджидали конвоиры, готовые сопроводить «лазутчика» наверх в компании командира разгромленной группы. Офицер по-прежнему хранил безучастный вид, явно не осознавая происходящего вокруг.

     - При попытке к бегству разрешаю открыть огонь на поражение. Без предупреждения, - просипел старший конвоя, смерив пленных нарочито свирепым взглядом. Слова были обращены не столько к охранникам, сколько к тем, кого предстояло вести, но Сегмент посчитал их лишними. Перед тем, как тронуться в путь, пленников приковали друг к другу тяжелой цепью.

     Конвой двинулся по опустошенным Роем горизонтам колонии. По примеру офицера, осколок сегмента шел молча, не задавая вопросов, но жадно хватаясь глазами за все, что проплывало вокруг. Сегмент определенно находил удовольствие в новом способе получения информации. «Визуальной информации», – уточняла человеческая память, делясь с новым владельцем тем, что постепенно всплывало из ее глубин.

     Мозг носителя ассоциировал сцены разорения с трепетом, оценивая произошедшее вокруг едва ли не как личную драму. Он подмечал черные следы подпалин на стенах, зевы растерзанных обиталищ, разбитые лавки в общественных галереях и сметенные в кучи ошметки того, что еще совсем недавно было чьими-то вещами или предметами обихода, вперемешку с осколками стеклопластика. Сегмент же рассматривал картину под другим ракурсом, подмечая, сколько еще ресурсов обращенные могли, но не успели забрать с собой в тоннель, и как нерационально пользовались доступными активами пришельцы. То, что посчиталось испорченным, безжалостно выбрасывалось или уничтожалось на месте без должной переработки. Паразит, думалось ему, не мог изжить в себе хищную природу, и был обречен ею выискивать новое жизненное пространство. Искать все время, отпущенное жалкому, ущербному виду.

     Покинув безлюдные места, группа вынырнула в оживленную выработку. Вниз и вверх, насколько хватало взгляда, сновали озабоченные колонисты и бездушные механизмы, перемещались разные грузы и пустые контейнеры, перетекала неупорядоченно броуновская энергия разворошенного муравейника. Поселение чужаков жужжало, лязгало, гудело и стучало, как плохо подогнанные детали примитивного, хоть и диковинного механизма.

     Нейроустройство, досель почти не подававшее заметных признаков активности, проснулось и подкрасило поверхности, сглаживая неровности, но дополненная реальность не могла скрыть трещин на стенах и жалкого состояния тюбингов. Искусственная сеть, с которой мозг носителя связывал имплантант, была богатейшим кладом для пытливого ума. Ее широкими возможностями Сегмент научился пользоваться раньше - в поглощенных колониях, но прежние базы данных стали недоступными, едва он утратил связь с созерцателем, и поэтому теперь поглощал новый массив информации, едва ли не мысленно урча от удовлетворения.

     Симбиотическая система услужливо подсказывала названия и назначения предметов, идентифицировала проходивших мимо чужаков, потчевала разнообразной информацией – от сплетен на анонимных площадках, до данных о мироустройстве. Сегмент довольно скоро обнаружил, что пришельцы не догадываются о природе созерцателя, и вообще не представляют, с чем или кем столкнулись. Местная сеть кишела, в основном, слухами о заражении неизвестным вирусом, мутациях и биологическом оружии, примененном конкурирующими поселениями. Самым же близким к истине был вывод, не набравший и сотой доли внимания колонистов. Кто-то предположил, что обращение сродни наркомании, поскольку есть следствие длительного воздействия чистого нейробита. Но автора этой версии быстро забросали негативными комментариями, и он не рискнул продолжить тему.

     Выделив часть сознания для тщательного исследования сети и ее возможностей, Сегмент погрузился в мир чувств и осязания, невольно удивляясь, что не прикоснулся к нему раньше. Созерцатель контролировал тысячи незваных пришельцев и не концентрировался на деталях, ошибочно считая их незначимыми. Познав одиночество, Сегмент понял, насколько заблуждался в природе инопланетных гостей, пребывая в прежней ипостаси. Людское восприятие таило в себе много удивительных открытий, и познание новых возможностей теперь служило усладой.

     Носитель, к пущему разочарованию Сегмента, практически не обращал внимание на запахи - внешние химические сигналы. Он реагировал только на сильные раздражители. Воздух лабиринта в это самое время говорил больше любимых людьми слов. В нем витал душок страха и разложения, кислина ржавых труб, пота и всемерного отчаяния, обильно сдобренного прахом другого созерцателя. Розоватая взвесь нейробита пропитала все, включая колонистов, наивно полагавшихся на фильтры респираторов. Но кое-кто из обитателей рукотворного лабиринта обходился без бесполезной защиты. Сегмент заметил нескольких чужаков, затаившихся от глаз сородичей в темноте боковых штолен. Похоже, вдыхание взвеси действительно приносило двуногим пришельцам удовольствие.

     На полпути к центральному уровню конвой вдруг остановился, и пленников поставили лицом к стене. Холодно лязгнул затвор и тело носителя судорожно втянуло в легкие воздух, пропитанный узнаваемым запахом сырости и плесени, расплодившейся в тоннелях. Сегмент отстраненно задумался над реакцией водянистого организма на внешние раздражители. Еще недавно он чувствовал тепло – в ответ на безмерный восторг познания, а теперь кожа покрылась мурашками, словно температура вокруг внезапно опустилась, хотя рецепторы утверждали обратно.

     - Покажите, - вдруг произнес за спиной приятный, но полный сожаления голос и Сегмента окатило неожиданно мощной волной ярких и сильных эмоций. Память двуного отреагировала на бархатные обертоны чередой образов, вызвавших учащение дыхания. Голос принадлежал одному из подвидов пришельцев - женщине, и носителю она была слишком хорошо знакома. Сегмент уловил четкий намек на близкую связь, отчасти подобную той, что существовала между ним и созерцателем, оставшимся за завалом, но в большей степени иной, физиологической и эмоциональной природы.

     - Я бы не рекомендовал, - почтительно предупредил старший конвоя. Сипатого Сегмент идентифицировал без труда. – Это не тот человек, которого вы знали. Боюсь...

     - Не забывайтесь, - в женском голосе проявилась неожиданная для мягкого тембра властная жесткость. – Я не домохозяйка, а действительный член правления колонии!

     - Как скажете, - сдался конвоир, словно и не пытался предостеречь, и дал отмашку, чтобы Сегмента грубо развернули. Потом конвоиры отступили, пропуская вперед стройную женщину в тонком воздушном комбинезоне. По человеческим меркам действительного члена правления колонии можно было назвать привлекательной. Мягкие черты лица под прозрачной маской респиратора новейшей модели оставляли обманчивое впечатление беззащитности, но горчинка складок у уголков красиво очерченного рта и хмурая морщинка между тонких бровей говорили о том, что их хозяйке не требуется чужое заступничество. Скорее – наоборот: перед осколком созерцателя предстала хищница, давно привыкшая к положению хозяйки.