С любовью, бывший (СИ) - Снатёнкова Алёна. Страница 31
И сделаю я это, с огромной радостью в голосе. Дайте мне стульчик, и я как малявка перед Дедом Морозом, зачитаю все желания, рифмуя их в стихи.
Готовы послушать? Давайте в другой раз. У меня тут, между прочим, бой на раздевание начинается.
Сперматозоиды кричат: «В атаку»! И я, слушаясь их, делаю шаг мартышке навстречу.
– Лучше не приближайся ко мне. – продолжает стоять на своем она, не снимая маски каменной принцессы обезьян. – Иначе я потом сама пойду к тем бугаям, и скажу номер, в котором ты живешь.
– «Потом», мартышка. Ключевое слово «потом». Потом я готов пожертвовать почками. Поэтому пожалуйста, давай сделаем все по высшему разряду, чтобы прям искры из глаз, и пламя из задницы, чтобы я знал, за что подыхать буду.
«Другими словами, снимай трусы и раздвигай ноги, обезьянка моя, медовая».
– Без меня, пожалуйста. – Я уже рядом, и эти слова она мне в плечо выдыхает. А меня уже мурашит, даже от этого еле ощутимого прикосновения.
– А без тебя не получится. Ты ведь не бросишь его в беде? – Опускаю её руку, и кладу на колом стоящий член. Мартышка сглатывает, проводя языком по нижней губе. – Я тебя, между прочим, от того придурка спас. Ты, вообще, в курсе, что я жизнью жертвовал? Поэтому будь хорошей девочкой, и сделай доброе дело.
– За то, что ты сам, просто так избил человека, я должна ноги перед тобой раздвинуть? – Ага. Желательно прямо сейчас. Можно даже не раздеваясь. Я всегда любил быстрые перекусы, перед плотным обедом. Считаю их полезными. – Ты с какой планеты? Где такие законы?
Эт её от нервов так колбасит, раз она хрень нести начала?
Или я умудрился палку перегнуть и испугал пчелку?
Хреново.
Я, конечно, люблю, когда подо мной женское тело дрожит. Но оно должно от восторга подергиваться, а не от испуга.
Блядь.
Тяну вниз её руку, и сажаю на свои колени. Попытка сопротивления, которую я тут же пресекаю, щипая Майю за голую булку, проваливается.
***
– В Амстердаме. Там стоит тебе только дверь открыть перед девушкой, как она тут же за углом отсосет в знак благодарности. – с какой-то шизанутой гордостью в голосе объясняю, и по нахмуренным бровям мартышки, понимаю, что гордость нужно было у себя в заднице оставить.
– Что? – Удивляется она. – Мамаев, только не говори, что ты в Голландии успел покуролесить.
Майя смеется, ловко вскакивая с моих коленей. Но не уходит, а садится рядом и с интересом смотрит на меня.
– А что здесь такого? Кто там не жил, тот голых шлюх в окне не видел. – Лениво киваю, и с жадностью смотрю на её бедра.
Зачем я, вообще, разговариваю когда могу….
– Значит, пока ты там страну обогащал, я здесь… – И замолкает, сильно сжимая губы.
Не могу.
Облом.
Опять.
– Что ты? Скажи, что скучала, и я, так уж и быть, разрешу тебе побыть сверху.
Глубоко вдыхаю, улавливая, её запах.
– Не дождешься. – Отбрыкивается она.
«Дождусь. Я точно дождусь от тебя этих слов».
– Что тогда? – Все-таки Сергей точно мой брат. И его занудство, есть и в моей крови.
– Ничего. Понял? Ничего. Зачем ты, вообще, вернулся? Чего тебе там не жилось? Купил бы себе бордель, и там бы строил из себя короля, еле успевая менять презервативы.
Скажу по секрету, хотя секреты никто хранить не может, я морально кайфую, когда из милых губ мартышки выкатываются грубые словечки.
Так и хочется себя похвалить. Ведь это от меня она еще тогда набралась, до того как призналась…
Блядь.
Какой-то хренью, сам себе настроение испортил.
– С чего ты взяла, что его у меня нет? – спокойно спрашиваю я, пытаясь держать себя в руках.
– Мамаев, у тебя есть свой бордель? – после секундной паузы, неверящим голосом спрашивает она.
– Он не лично мой. А так – да. Я за экономию. Зачем отдавать бабло постороннему мудаку? – Веселюсь, наблюдая за сменой её эмоций. Поверьте, это лучше порнухи.
И пожалуй, хватит. Поговорили. Можно сказать, душу обнажили, пора обнажить и тела.
Протягиваю руку, хватая мартышку за талию, и с бешеной скоростью словно насаживаю на себя. Закидываю её ноги себе за спину, и ухмыляюсь, когда вижу заветный треугольник, спрятанный за тонкой тканью трусов. Майя пытается оттолкнуться, пятками хренача меня по спине. И честно, я бы остановился. Не в моих правилах трогать кого-то насильно. Но не могу. Опять же, всё её глаза. Они говорят об обратном. Они умоляют меня продолжить начатое. Только в них также отчетливо читается испуг, который меня как-то отрезвляет.
– Мартышка, я трахну тебя в номере. На охуенно удобной кровати. А сейчас просто закрой глаза, и считай блядские звезды.
Слава яйцам! Она тяжело сглатывает, и кивает головой.
Десерт. Перед обедом я люблю сожрать что-нибудь сладкое.
***
Мартышка еще раз кивает, словно в этот раз для самой себя, и, открыв глаза, с вызовом смотрит на меня.
– Ненавижу тебя.
Морщит нос, пытаясь на лицо надеть маску палача, который собирается отрубить башку человеку, из-за того, что он редиску с царского огорода стырил.
Ржу в голос от такой несостыковки и полного отсутствия логики.
– Из-за того, что хочешь? Или потому что я ещё не в тебе?
Кайфую, когда вижу её замешательство. Её борьбу. Её ощутимое желание, которое передается мне, через соприкосновение тел.
– Можешь не отвечать. Мне похрен, что ты хочешь сказать.
Зубами въедаюсь в её губы, не давая и ни малейшего шанса на сопротивление. Когда она выдыхает мне в рот, я сам улетаю. Говорят, что у баб в животе бабочки порхают, а у мужиков по-другому. У них гранаты взрываются, превращая в хлам все внутренние органы. Взрыв. Ещё один, который отдаётся в голове. Сильнее вдавливаю Майю в себя, но и этого мало.
– Жаль. Мой ответ тебе бы понравился, извращенец. – Она всё-таки успевает открыть свой наглый рот, в ту секунду, когда я даю нам обоим возможность сделать последний вдох.
– В расчёт берутся только слова: «трахни меня», на все остальные мне плевать. – Рычу, и пальцами нахожу заветный треугольник между ног.
Мартышка и не думает сопротивляться, когда моя рука начинает выводить невидимые рисунки на её клиторе, закрытым от меня лишь жалким клочком мокрой ткани. Новый заряд долбит по башке. Она стонет мне в шею, когда завожу палец под кружево трусиков. На хера, вообще, сказал про кровать? Здесь. Сейчас. Я должен трахнуть её здесь и сейчас, иначе просто сдохну.