Пояс Ориона - Устинова Татьяна. Страница 2
Поднявшись, она оказалась собственным Тонечкиным мужем Александром Германом, телевизионным продюсером и режиссёром.
– Я пришёл, – сказал Тонечкин муж, – на своих ногах, заметь!
– Я замечаю, – едва выговорила ошеломлённая Тонечка.
– Я тебе яблоки нёс, но растерял.
– Я нашла, – сказала Тонечка и сняла у него с головы корзину. – Ты проходи, проходи!..
Он ввалился в номер, дублёнка волоклась за ним по полу.
– Вот сюда, сюда давай! Ложись!
Он плюхнулся на кровать, запутался в дублёнке, стянул один башмак, а про второй забыл и полез к Тонечке с поцелуями.
– От тебя разит, как от самогонного аппарата!
Продюсер всех времён и народов нахмурился, на лице его отобразилась работа мысли.
– Не, – в конце концов обиженно сказал он. – Не было никакого аппарата. Мы самогонку не гнали!
Тонечка стащила с него дублёнку.
Он опять потянулся, чтоб поцеловать.
– Иди ты на фиг! – Она оттолкнула его физиономию. – Как ты в лифт зашёл? И кто тебя вёз?!
– Кто-то вёз, – признался Герман. – Я не помню. И яблоки потерял. Вкусные такие яблоки, красные. Кондрат тебе передал, а я потерял.
– Ты зачем корзину на голову надел, алкоголик?
– Я нннеее надевал!
Тонечка отбежала к чемодану, раскопала аптечку, которую всегда брала в поездки, немного там, у чемодана, похохотала сама с собой, бросила в стакан четыре таблетки растворимого аспирина и залила их водой.
Когда она вернулась к мужу, тот крепко спал, подложив под щёку башмак.
Тонечка забрала башмак, заставила страдальца сесть и выпить аспириновую воду.
Страдалец хныкал, мотал головой и пить отказывался.
– Нужно сейчас, – уговаривала Тонечка. – Иначе утром совсем плохо будет!
– Будет хорошо! – не соглашался её муж, но в конце концов всё допил.
Тонечка прикрыла его пледом, побежала в коридор и собрала в корзину рассыпанные яблоки. Они на самом деле были очень красивые – крепкие, зимние.
Когда она вернулась, муж, не разлепляя век, спросил строго:
– Зачем ты её позвала?
– Кого? – не поняла Тонечка.
– Эту Геллу из телека.
Тонечка оглянулась на экран, там вовсю продолжалось шоу «Любит – не любит».
– Гони её отсюда, – продолжал муж. – Она Ермолаю всю жизнь испортила!
– Кто?!
– Гелла из телека. Она его жена.
– У тебя белая горячка, – констатировала Тонечка, – в начальной стадии.
– Что ты, – сказал муж, – нет у меня горячки. Я просто напился.
После чего захрапел так, что занавеска на окне, выходящем на драматический театр, пошла мелкой волной, и унять этот храп до самого утра не было никакой возможности.
Утро началось, как и полагается утру после грандиозной мужской попойки: муж стонал, что больше никогда не будет пить, жена отчитывала его за содеянное и параллельно лечила.
Фраза «Сколько раз я тебе говорила!» была повторена неоднократно.
– Хорошо ещё, я тебя вчера заставила аспирин принять, – говорила Тонечка, выжимая принесённый из ресторана лимон в стакан воды со льдом. – Господи, что за удовольствие так налакиваться!
– Да я же не специально, – морщась отвечал Герман. – Мы под разговоры и под закуску хорошую… Он же повар…
– Я знаю, что он знатный повар, ты мне все уши про это прожужжал! – Тонечка подала мужу воды, он жадно припал к стакану. – Только я не понимаю, как это связано! Повар обязательно должен надираться до поросячьего визга?! Я вообще не понимаю, как ты до номера дошёл, как тебя в отделение не забрали или не ограбили по дороге, честное слово!..
– Тоня, я не специально, – Герман выпил всю воду и теперь налитым кровью глазом косил на стол: там был стратегический запас воды, но о том, чтобы встать, подойти и налить, не могло быть и речи!
Тонечка, сообразив, налила ему ещё и поставила в изголовье кровати целую бутылку.
– У меня первый муж был алкоголик, – напомнила она тихо. – Он допился до психиатрической больницы.
Герман посмотрела на неё. В ушах у него шумело, в горле стояла гадость, голова была тяжелой и словно пылала.
И тем не менее он рассердился.
– Не нужно никаких сравнений! – ответил он грозно. – Ещё не хватает! Я не алкоголик и не первый муж. Я твой единственный муж, и точка.
Тонечка наклонилась и с сочувствием поцеловала его в небритую щёку.
– Бедный ты мой пьянчужка.
– У меня голова вот с этой стороны болит, как будто я ударился.
– Ты и ударился, – сообщила жена. – Ты упал в коридоре, стукнулся о стену! Рассыпал яблоки и надел на голову корзину.
Он посмотрела на неё.
– Что, серьёзно? Или ты шутишь?
– Ничего я не шучу.
– Вот дела, – протянул Александр Герман задумчиво. – Вообще не помню.
– А ещё ты мне велел прогнать Геллу из телевизора, потому что она жена Ермолая.
– Здесь была Гелла?!
– Саш, хорош дурить, – сказала Тонечка с сердцем. – В телевизоре была ведущая, Гелла Понтийская какая-то! Ты в бреду решил, что она здесь, и велел её прогнать!
– Да я вчера на неё полвечера убил, – Герман сел, осторожно придерживая голову. – Она приехала, такие давала гастроли, прямо образцово-показательные! И что он ей жизнь испортил, и что она несчастная, и что она в соцсетях всем расскажет, как он её избивает!..
– Саш.
– А?
– Ты сейчас о чём говоришь?
– Я тебе рассказываю про Кондрата Ермолаева, моего старого друга, с которым мы вчера вместе пили! Он первоклассный…
– Повар! – перебила Тонечка. – Я знаю! На кого ты убил полвечера и кто давал гастроли?
– Ведущая эта, Гелла! Она его жена.
Тонечка зачем-то оглянулась на телевизор, словно Гелла, жена повара, могла внезапно выскочить оттуда. Телевизор не работал.
– Она приехала в самый… разгар, – продолжал её муж. – И сразу стала беситься и кидаться на Ермолая, а он…
– Он же вроде Кондрат.
– Кондрат Ермолаев он. Смирный мужик, но вчера тоже чего-то разошёлся!
– В смысле?..
– Ну, они почти подрались, – выговорил Герман неохотно. – Как в сериале, которые ты пишешь.
– Саш, я не пишу плохих сериалов!
– Значит, как в хорошем сериале подрались! Почти.
– Но не подрались?
– Чтоб Кондрат женщину ударил?! Но послать … послал. И она уехала.
Тонечка налила ему ещё воды и подсыпала льда из ведёрка.
– Ну, муж и жена одна сатана, – сказала она задумчиво. – Всякое бывает…
– Я, видишь ли, к семейным сценам непривычный, – он вдруг улыбнулся. – Ты же мне не закатываешь!
– А она прям … закатывала?
Герман кивнул. Он шумно хлебал воду из стакана.
– А когда она уехала, мы уж всерьёз за дело взялись. Я вообще не помню, на чём ехал, кто меня вёз, как я в лифт зашёл. Яблоки помню, Кондрат за ними в погреб лазал.
– А как ты корзину на голову надел, помнишь? – не удержалась Тонечка.
– Ты её выдумала, эту корзину? Чтоб уж окончательно добить?
Тонечка засмеялась.
– Саш, даже я такого не выдумаю! Но это была картина!
– Всё, проехали.
Тонечка промолчала.
…А вот и не проехали, Сашечка, милый! Я теперь эту корзину тебе всю оставшуюся жизнь буду поминать, и ты об этом прекрасно знаешь! Стыдно тебе? Вот и хорошо, вот и постыдись всласть, от души!..
Зазвонил телефон, и супруги стали синхронно озираться по сторонам.
– В дублёнке, – определил Герман. – В кармане.
Тонечка вытащила телефон и подала ему. На экранчике светилась надпись «Ермолай». Лёгок на помине! Он первоклассный повар, нам это известно. Должно быть, опохмелиться нечем. И ухаживать некому, Гелла-то была послана и уехала куда послали!
Герман нажал на телефоне громкую связь и откинулся на подушки.
– Са-ань? – проговорил из трубки грубый, словно больной голос.
Тонечка остановилась и посмотрела на телефон. Что-то случилось, моментально поняла она.
Герман ничего такого не понял.
– Кондрат! Здорово! Ты только глаза продрал?..
– Нет, – ответили из трубки. – У меня тут… беда, Саня. Давай ноги в руки и ко мне.