Ты любил меня за мои слабости (СИ) - Харпер Эви. Страница 4

Я отчаянно качаю головой на его слова, пытаясь скрыть, что они почти ставят меня на колени. Они пошатнули фундамент, на котором строились моя сила и мой бесчувственный внешний вид. Я изо всех сил сопротивляюсь эмоциям, желающим вырываться наружу, и чувствую себя так, словно все мои внутренности превратились в пепел. И сердце моё вместе с ними.

Моё бедное, раненое сердце. Оно молит о мгновении покоя.

Прикоснись к нему. Поцелуй его. Будь с ним.

Но я не могу сделать этого. Чтобы ощутить покой, мне придётся причинить боль человеку, которого я слишком сильно люблю. Канье заслуживает большего, чем та дешёвка, которой я стала.

Поднявшись, он делает шаг назад, сдерживая эмоции.

Подойди к нему.

Не могу. Причинив ему боль сейчас, я спасу его от дальнейших страданий.

И себя. Ты спасёшь себя от сердечной боли, которую точно ощутишь, когда он поймёт, насколько никчёмной ты стала.

— Эми, я полюбил тебя ещё до того, как узнал, что такое любовь. И буду любить тебя до тех пор, пока не стану настолько старым, что забуду, что это такое, — Канье замолкает, и на этот раз из моих предательских глаз падает одинокая слезинка. — Я дам тебе время, но знай — ты моя. Я буду наблюдать за тобой и ждать, потому что не потеряю тебя снова. Я буду бороться за тебя, и, если это значит предоставить тебе время, тогда именно это я и сделаю. Просто знай, что, когда время придёт, я приду за тобой. За нами.

От решительности в его голосе мой рот слегка приоткрывается.

Подойдя к двери, Канье оборачивается ко мне:

— Я перевезу свои вещи к Дому, поживу пока у него. А ты возвращайся домой. Я уже вижу, как тяжело тебе притворяться перед родителями. Возвращайся домой и будь самой собой, чтобы быстрее исцелиться.

Сказав это, он открывает дверь и уходит, а я смотрю ему вслед и думаю о месте, которое раньше считала домом. Там я смеялась, мечтала о семье, и возвращение будет болезненным. Но Канье прав: я не смогу притворяться перед родителями каждый день. Это получится намного лучше на расстоянии.

Ужин с родителями проходит неловко. Мама старается заполнить тишину рассказами о соседях и моих друзьях. Каждая история об одной из моих подруг, которая вышла замуж и родила ребёнка, ощущается подобно удару ножом в сердце. Эти истории напоминают о тех годах и счастливых моментах, которые я потеряла. У меня не будет свадьбы, детей, не будет «жили они долго и счастливо». Это всё пропало, когда меня швырнули в кроличью нору, только попала я не в загадочное место, а в кошмар. Кошмар, которому нет конца.

Я киваю родителям, когда они говорят и улыбаются мне, словно я чудо, посланное Богом. И это можно понять: вернулась дочь, которую они давно потеряли. Мне хочется радоваться вместе с ними, но всё напоминает о том, что я потеряла, о том, что было у меня отобрано. Моя невинность, моё достоинство и моя душа. Теперь уже ничего не поделать — я стала оболочкой женщины, которой суждено сидеть напротив людей, которых она любит, притворяться счастливой и заинтересованной, и кивать, в то время как перед глазами у неё мелькают их лица. Мелькают губы, которые говорят, насколько она никчёмная. Раньше я подходила своей семье, но теперь я грязная и, если останусь, то только перенесу эту грязь на любимых людей. Нужно сказать им, что я не проведу тут больше одной ночи.

Так будет лучше.

— Канье некоторое время поживёт у Дома, так что я перееду к нему домой, пока не найду более подходящее место, — произношу я быстро, прежде чем мама начнёт рассказывать очередную историю.

Родители замирают, не донеся вилки до рта, и смотрят на меня. Обдумав мои слова, они постепенно расслабляются.

— Милая, это и твой дом тоже, — мягко отвечает мама, снова начав есть.

— Эм… да, я знаю, — вру я, не желая говорить об этом.

Они медленно кивают, смотря на меня с растерянностью, но стараясь не давить.

— Для тебя всегда есть комната здесь, малышка, — говорит папа, взявшись за еду.

После ужина я поднимаюсь в свою бывшую комнату и сажусь на постель, накрытую фиолетовым покрывалом, которое сочетается цветом со стенами. Стенами, на которых всё ещё остались отметки в местах, где я прикрепляла фотографии Келли Слейтера и Леонардо ДиКаприо. Я была одержима фильмом «Ромео+Джульетта», могла бесконечно смотреть, как умирали Лео и Клэр, и даже как-то заставила Канье посмотреть на это. В то время мне было семнадцать, родители уехали вместе с Джейком на футбол, и я уговорила Канье прийти ко мне. Он сначала не решался, говорил, что если родители застукают его у меня, то ему будет ещё сложнее доказать им, что он мне подходит, но меня это не волновало. В семнадцать меня заботила только любовь к жизни, поэтому Канье я всё-таки уговорила, и в итоге всё прошло как нельзя лучше. Родители обычно не приходили домой раньше времени, всегда придерживаясь определённого распорядка дня.

— Пойдём посмотрим фильм «Ромео+Джульетта» у меня в комнате, — говорю я Канье, поднимаясь с дивана и потянув его за руку. 

Канье стонет: 

— Эми, ни за что. 

Притянув меня к себе, он внезапно разворачивается так, что я оказываюсь под ним. 

— Я не собираюсь тратить выходные с тобой на просмотр сопливого фильма, где в конце все умирают. 

Он целует меня, но я качаю головой, смеясь. 

Я ахаю, изображая ужас: 

— Канье, эта история вовсе не сопливая: она способна изменять жизни. И они не просто умирают! Они умирают друг за друга, потому что не могут существовать без своей половинки. Эта история очень красивая, и ты ещё не видел версию с Лео. Ты смотрел только старую версию в школе, а в этой есть перестрелки и взрывы.

Я выпячиваю нижнюю губу, взглядом умоляя его согласиться. 

Застонав, он целует меня в надутые губы. 

— Чёрт побери, Эми, настанет ли когда-нибудь день, когда я смогу отказать тебе в чём-либо? — он смотрит на меня так, словно ожидает серьёзного ответа. 

— Боже, надеюсь, что нет, иначе мне придётся самой покупать шоколад, мороженое и мыть машину. 

Канье громко смеётся, и я, пользуясь возможностью, вскакиваю с дивана. 

Шлёпнув меня по попе, Канье говорит: 

— Ты слишком милая, чтобы злиться на тебя. 

Я подмигиваю ему, и он резко встаёт с дивана, вынуждая меня взвизгнуть и рвануть к лестнице. Я успеваю только забежать в свою комнату, как Канье ловит меня и опускает на кровать. Тут он начинает щекотать меня, и я беспрерывно хохочу, пока, наконец, не начинаю задыхаться. Увидев, что я достигла предела, Канье останавливается, давая мне возможность отдышаться. 

В последний раз хихикнув, я отталкиваю руки Канье и включаю фильм. 

Всё сделав, я возвращаюсь к кровати и вижу, что он лежит на боку, подперев голову рукой и улыбаясь. Я улыбаюсь в ответ, думая о том, как же мне повезло, что этот замечательный мужчина заботится обо мне. Любит меня. 

Опустившись рядом с Канье, я прижимаюсь к нему. Притянув меня ещё ближе, он целует меня в шею и обхватывает руками за талию. В таком положении мы и остаёмся до конца фильма.

Мы с Канье всегда были такими. Влюблёнными. Это продолжалось до самого дня моего похищения. Мы ссорились иногда, но в основном из-за ревности. И я, и Канье были очень ревнивыми. Наша любовь была неистовой, и с этой же неистовостью мы защищали свои отношения. Мы знали, что никогда не предадим друг друга, но знали и то, что другие завидовали нам, нашему счастью и пытались его разрушить. Несмотря на это, наша любовь всегда побеждала. Команда «Эмили и Канье» всегда оказывалась на первом месте.

Но теперь всё изменилось. Канье должен понять это, и он поймёт. Приблизившись ко мне, он увидит, насколько я запятнана.