Ты любил меня за мои слабости (СИ) - Харпер Эви. Страница 41

Я начинаю говорить и не знаю, с Донованом ли я говорю или сама с собой. Но я чувствую, что должна произнести эти слова, кому бы они ни были сказаны.

— Я продолжала жить своей жизнью. Я наконец поняла, что все эти годы насилия были из-за того, что ты ненавидел себя. Эти ярлыки — никчемная, использованная и жалкая — они все не обо мне, они о тебе. Так ты видишь себя.

Донован прищуривается, и лицо его темнеет от ярости. Я задеваю за живое.

— Я сильная, умная и любимая.

Донован отрывисто смеется, но прежде чем он успевает что-то сказать, я перебиваю его:

— Вот почему ты был одержим мной все эти годы.

Он прищуривается, глядя на меня, и в его глазах вспыхивает дрожащая волна эмоций. Выражение его лица кричит мне, чтобы я замолчала. Как будто он пытается заставить меня замолчать.

— Ты мне завидовал. Ты видел, как я выживаю в аду, и завидовал мне. Ты хотел быть мной. Ты хотел быть таким же сильным, как я. Таким же умным, как я, и ты отчаянно нуждаешься в ком-то, кто любил бы тебя так же сильно, как я люблю свою семью. Но ты — не я. Ты не сильный. Ты не тупой, но и не умный, Донован. И тебя не любят. Ты видел во мне все, что хотел, и хотел уничтожить меня так же, как был уничтожен сам. Ты родился таким и просто хотел того, чего у тебя никогда не было?

— ДА ПОШЛА ТЫ! — он выплевывает слова в крике. — Ты так же слаба, как и я.

— Нет! Я была слабой, но уже нет. Я тебя раскусила. Ты мог брать мое тело столько раз, сколько хотел, но мы оба знаем, кто на самом деле был слабым.

Донован издает смешок, граничащий с гневом и смущением. Его смех превращается в пронзительные крики, когда я пользуюсь возможностью удивить его и вонзаю отвертку в его левое бедро.

— Сука! Бляяяядь! — слезы текут по его лицу.

Я отступаю и оставляю отвертку крепко зажатой в его ноге.

— Что случилось, Донован? Ты не можешь, бл*дь, вытащить ее, не так ли? — его лицо меняется от боли к осознанию того, что я говорю ему его ужасные слова.

Я быстро вытаскиваю отвертку и так же быстро вонзаю ее ему в другое бедро. Он кричит снова и снова, но на этот раз это сопровождается мольбами.

— Аххх! Черт, пожалуйста. Пожалуйста, остановись! Я обещаю, что отпущу тебя. Просто остановись.

Его лицо искажено болью, глаза закрыты, а слезы из его глаз льются градом.

Я думала, что буду больше наслаждаться его мольбами. Но я бы солгала, если бы сказала, что его мольбы не влияют на меня ни капельки. Пора с этим покончить. Я вытаскиваю отвертку, и Донован взвывает от боли. Лицо у него бледное, глаза стеклянные, он теряет сознание.

Алекса ахает, и я предполагаю, что это из-за крови, стекающей по ногам Донована. Но потом я слышу это, самую большую шутку, которую Бог когда-либо сыграл со мной. Голос Канье произносит мое имя, словно галлюцинация в голове. Это мое наказание за лишение жизни? Именно таким образом Бог планирует мучить меня.

— Эмили.

Мой мир вращается, и отвертка выпадает из моей руки. Кровь внутри моего тела перестает идти. Пульс замедляется. Затем в мгновение ока я оборачиваюсь и вижу его. Канье. Мое сердце вновь начинает биться, и тело сотрясается с такой силой, что я не могу даже вскрикнуть. Оно начинает трястись, каждый дюйм моего тела сопротивляется поднимающемуся внутри приступу, который у меня вот-вот случится.

Он жив.

Он делает шаг ко мне, но не его шепот «Эмми» ломает меня, не запах его одеколона и не его голубые глаза, пронзающие меня. Это его прикосновение. Как только моя плоть чувствует его, я поддаюсь сердечной боли, опустошению. Я сгибаюсь в приступе боли, которую только что похоронила глубоко внутри себя.

Канье обнимает меня, и мы падаем на пол. Я испытываю чувство потери, муки, а теперь и облегчения. Я потеряла человека, без которого не могу жить, но теперь он здесь. Он прикасается ко мне. Он жив, и я знаю, что все будет хорошо.

Эмми в моих объятиях, ее тело вздрагивает от рыданий. Моя девочка. Мне очень жаль. Она уже через многое прошла. Я бы хотел, чтобы ей не пришлось проходить через это вновь, но больше я ничего не мог сделать.

— Детка, пожалуйста, перестань, все в порядке. Я в порядке, — шепчу я ей на ухо.

Она смотрит на меня. У меня перехватывает дыхание, когда ее лицо искажается мукой, и покрасневшие от слез глаза смотрят на меня с благоговением. Как будто каждое мое слово — чудо. Я понимаю, что она чувствует. Именно так я себя и чувствовал, когда мы нашли ее в доме Марко. Страх, что в любую минуту ты можешь проснуться и понять, что все это сон.

— Мне так жаль, что тебе пришлось пройти через это, Эмми, — мягко говорю я.

Она выпрямляется и вытирает слезы с лица. В процессе, она размазывает немного моей крови на своем лице. Я протягиваю руку и вытираю ее, и она смотрит на мою руку, а затем на мою ногу.

— Боже мой! — голос Эмили высокий, она в панике.

— Все в порядке. Пуля прошла насквозь, и у меня есть повязка, чтобы остановить кровотечение.

Эмми смотрит на меня дикими глазами, изучая мое тело.

— Я не понимаю. Я слышала... Потом я услышала еще один выстрел. Ты перестал кричать, а потом мужчина... — Эм останавливается и с трудом сглатывает. — Тот мужчина сказал, что дело сделано, — ее голос печален, а прекрасные карие глаза выражают замешательство.

— Он стрелял в меня дважды. Один раз в ногу, другой раз в грудь. Но мы с ребятами надели жилеты, прежде чем войти. Знаешь, у Джейка в машине есть всякие мальчишеские игрушки. Когда я понял, что он не остановится, пока я не умру, я решил притвориться мертвым. Он купился и ушел. Сразу после этого я услышал выстрелы, поднялся на ноги, выбрался наружу и обнаружил три трупа, над которыми стояли Джейк и Джозеф.

Эмили прикасается к моей груди, прижимаясь к моему телу без жилета. Я вздрагиваю, и она тут же отстраняется.

— Нет-нет, все в порядке, просто синяк там, где пуля попала в жилет, вот и все.

Ее тело заметно расслабляется, затем она вскакивает, ее руки обвиваются вокруг моей шеи, она прижимается своими губами к моим. Жесткий и собственнический поцелуй: дикий, отчаянный и чертовски горячий. Это моя девочка.

— Дерьмо.

Услышав проклятия от Алексы, мы с Эмили одновременно отстраняемся и смотрим на нее. Затем в доме раздаются громкие шаги. Джозеф вбегает в комнату. Он дико озирается по сторонам, а затем пристально смотрит на Алексу.

Из его груди вырывается глухое рычание, и он целеустремленно шагает к Алексе.

— Иди, черт тебя дери, сюда, Лекси.

Алекса выглядит так, будто вот-вот упадет на задницу, но Джозеф быстрым шагом приближается к ней, и Алекса, не теряя времени, прыгает в его объятия, и их губы сливаются в жестоком поцелуе.

Я чувствую, как Эмми поворачивается ко мне, и я смотрю в лицо моей девочки. Она слегка улыбается мне.

— Твою мать, — говорит Джозеф и ставит Алексу на ноги. Мы наблюдаем, как его тело заметно расслабляется. — Слава Богу, с тобой все в порядке, Лекси, но, черт возьми, у тебя большие неприятности. Нам есть, о чем поговорить, — Алекса кивает, соглашаясь с Джозефом.

Джейк врывается в комнату, быстро находит Эмми и почти подлетает к ней, берет ее на руки и крепко обнимает.

— Эм, твою мать. Слава Богу, — голос Джейка срывается, он крепко обнимает сестру.

Он смотрит на меня убийственным взглядом, по его лицу стекает пот. Я улыбаюсь, потому что знаю, что он собирается сказать.

— Позже я надеру тебе задницу за то, что ты уехал, оставив нас с Джозефом одних. Ты знаешь, как далеко это было? — он кричит на меня поверх головы Эмили.

Стоны в комнате внезапно привлекают все наше внимание, и все поворачивают головы к окровавленному ублюдку, привязанному к стулу.

— Я и забыла, что он еще здесь, — говорит Эмми.

Я тяну Эмми от Джейка и сообщаю ей:

— Пора, детка. Я разберусь с этим куском дерьма. Вы с Алексой уезжаете.