Во власти огня (СИ) - Каменски Макс. Страница 57
Но вскоре счастье молодого отца сошло на нет. Подрастая, молодой Лостгорт совсем не проявлял нужной жесткости и ярости своего беспощадно отца-завоевателя. Наоборот, он рос очень мягким, нежным. Плакал при виде разделанной туши зверя, любил ласки матери и... вкусно покушать. Когда ему стукнуло пять унтов, и его отдали на обучение в общую школу мечей, сверстники принялись издеваться над его полным телом, бить и всячески подшучивать. Это страшно обижало маленького наследника Лостгорта, он начал закрываться в себе, не хотел ходить на занятия.
Однако жестокого Дариона совершенно не волновали обиды и переживания сына. В своем каменном сердце он не находил места любви и нежности к своему чаду. Наоборот, совершенную непохожесть мальчика на себя он воспринимал как измену жены. За это беспрестанно бил ее и в конце концов забил до смерти.
Гибель матери стало для малыша ужасным событием - таким, что он даже перестал говорить. Случилось это в шесть унтов. А в семь бессердечный отец продал его на рынке рабов.
***
- Осталось недолго, - доложил верный чернокожий слуга из далекой песчаной страны Егип. Он стоял за спиной высокого, широкоплечего мужчины, закутанного в медвежью шубу. В ней он казался самым настоящим гигантом.
- Хорошо, передай воинам, чтобы они готовились, - ответил тот. Его жесткий, беспощадный голос звучал глубоко и мощно. Сам он стоял на носу корабля и вглядывался в морскую даль.
- Конечно, хозяин, только... Воины спрашивают о добыче, - уже разворачиваясь, вспомнил темнокожий.
Широкоплечий гигант провел рукой по гладковыбритому черепу, затем по щетинистым щекам.
- Пусть заберут все, что смогут. Мне ничего не надо, - глухо сказал он, и в его серо-голубых глазах сверкнул гнев.
Тридцать четыре двухмачтовых парусника и одна огромная галера с бесчисленными рядами весел шли быстрым ходом от города Троя в направлении Туманных островов, родины корсаров Ирийского моря. Ничто и никто не преграждал путь - дорога к столь долгожданной мести была свободна и легка.
Ко второй половине четвертого дня из-за дымки туманов показались очертания берега и огни сигнальных факелов. Приближение чужаков заметили, но слишком поздно - корабли уже подходили к берегам, снарядить команды в море жители туманов не успевали.
Все прошлые походы материковых государей отражались танами Туманных островов в море. Нынешнее же нападение было для них неожиданным, если не сказать - пугающим до бесшабашной паники. Конечно, в этот раз их ослепила очень дорогая и ужасная магия.
Гигант в медвежьей шкуре поднял руку с раскрытой ладонью, а затем сжал кулак. Сегодня он не только удивит туманных призраков.
Корабль, на котором стоял громила, стал сбавлять скорость: вперед него вышли парусники. В отличие от единственной во флоте галеры они были снаряжены пушками и имели как минимум одну палубу. Громила не доверял этим плавучим крепостям с их хитрыми парусами, килями, рулями. Ему были непонятны такие сложности... Поэтому сам он предпочитал быть на посудине, управляемой привычными веслами.
Подойдя на опасное расстояние к берегу, парусники развернулись бортами. В этот момент с берега донеслись разрозненные крики.
А затем громыхнули пушечные залпы.
Смех, которым разразился верзила, мог сравниться своей мощью с грохотом выстрелов.
***
На невольничьем рынке семи унтов от роду малыш провел около недели. Вокруг него много плакали дети и женщины, друг у друга просили еды, кричали, ругались... К проданному собственным отцом мальчику изначально отнеслись недружелюбно. Без всякого видимого повода несколько раз избили. Такие же рабы-мальчишки.
Ужасные дни под палящим солнцем на рынке рабов, и в темноте бараков ночью тянулись бесконечно долго. Запах гнили, пота и нечистот... Резь в раздутом, повышено требовательном желудке. Боль. Каждая нома была прожита подобно вечности.
Слезы текли из маленьких глаз почти постоянно. Воспоминания о маме, непонимание и яростное чувство несправедливости сжигали ужасными мыслями едва открывшуюся миру душу ребенка.
Настал день, и его купил какой-то толстопузый богач, разодетый в разноцветные шелка с золотыми узорами. Он еще постоянно курил трубку, сморкался в белый платок и противно хихикал, когда надсмотрщики били кнутом рабов за провинности. Последним считалось все, что казалось таковым строгому надсмотрщику рабов. Здоровый негр из страны Нубис с бесстрастным выражением лица. У него была золотая серьга в ухе и разорванная правая ноздря.
В рабстве у любителя шелков мальчику пришлось в несколько раз хуже, чем на невольничьем рынке - его определили в продовольственные погреба огромного дворца в Трое, где работали вечно злые и недовольные люди. Они много носили тяжелых корзин и бочек, мало разговаривали и все вопросы решали кулаками. Мальчику доставалось наравне со взрослыми. Его маленького, пухленького ко всему прочему били и без всякого смысла. Только потому что сволочи в погребах более не знали, как еще выместить свою злость.
И с каждым ударом ненависть все глубже впитывалась в подкорку молодого существа, когда с любовью и лаской воспринимавшего мир. Все мрачнее казалась ему тьма, все бесцветнее другие краски. Боль очень скоро стала привычной и почти незаметной. Голод и жажда - всего лишь частью очередного дня.
Год за годом тяжелые коробки, бочки и мешки выбивали жир из его мышц. День за днем тычки, насмешки, издевательства ковали непоколебимый стержень в душе некогда нежного и бесконечно доброго существа.
Час за часом он копил каждую обиду, ожидая, когда каждому воздастся сполна.
И вот однажды при очередной попытке самого сильного и злого раба выместить на нем злость, подросший мальчик схватил тяжелый камень и размозжил голову своему врагу. Кровь тогда забрызгала многих других... Все они видели, что сделал некогда пухлый беспомощный мальчик. И когда он вернулся, отведав плетей от чернокожего надзирателя, то приказал столпившимся вокруг него рабам приготовить ему еды и постель ранее убитого. Никто не поспел сопротивляться, хоть подросший мальчик был очень слаб и едва держался на ногах от ослеплявшей боли - спину покрывали ужасные раны.