Мы ничего им не должны! (СИ) - Иванов Петр Иванович. Страница 16

– Что за пропасть, я уже сказал, что нет лошадей! – и обернув голову одеялом, чиновник снова отвернулся прочь от назойливых посетителей. Но поспать ему не удалось, пришельцы разбудили хозяина вежливым, но сильным и болезненным тычком в бок ножнами сабли.

– Курьерская!!! – проорал в самое ухо станционному Сашка.

– Хр-р-р! А мне по х… – зевнул тот и попытался отмахнутся от унтер-офицера, как от назойливой мухи, – Пошли прочь, не то велю мужикам палками бить! Ездют тут всякие, людям ночью отдохнуть не дают!

Дальше вести диалог по-хорошему смысла не было, офицер взглянул на своего спутника и тот без слов понял, что от него требуется. Секунда и смотритель уже находится в вертикальном положении, зафиксирован в захвате, а то еще начнет спросонья руками махать, поэтому Сашка решил его упредить. Трах-трах-трах… ласковый мануальный массаж морды лица ладонью – это уже другой Александр старается. Самойлович поспешил подключился к процессу "обработки" станционного смотрителя. Для такой необъятной хари, как у этого господина, легкое похлопывание ладошкой, все равно, что бегемоту по толстой заднице. Но дошло и проняло, дядя глаза наконец открыл и взревел густым басом, как коренной обитатель африканской саванны.

– Б…ть!!!Как смеете!!! Я же дворянин, я вас…!!!

– Если через пять минут нам не дадут лошадей, то я тебя в столбовые бояре произведу! – ласково пообещал станционному смотрителю Фигнер и поднес прямо к осоловевшим глазкам чинуши циферблат наручных "командирских" часов. Затем пояснил мысль, чтоб дошло получше, – Будешь фонарями светить как столб на улице! Саша, будь добр, проводи этого х…, пардон, господина до дверей, а я пока в казенной ведомости за получение прогона распишусь.

Когда унтер-офицер тащил упирающегося смотрителя к выходу, тот опять вспомнил о своем достоинстве и принадлежности к привилегированному сословию российской империи. Однако очередная попытка "побыковать" и "покачать права" была немедленно пресечена самым безжалостным образом.

– Быдло тут всякое… – вторую часть фразы договорить чиновник не успел, поскольку ему пинком под зад придали соответствующее ускорение. Господин дворянин мешком вылетел на улицу, приземлившись носом прямо в дорожную пыль, под ноги собравшихся на шум скандала ямщиков. Мужики только крякнули и зачесали затылки, но никто "дворянску честь" начальника защищать не кинулся.

Ничего нового Сашка для себя не открыл, еще когда со штабс-капитаном Денисовым добирались до Питера то усвоили на собственном опыте, что скорость передвижения по России определяется сложением крепкого кулака и тугого кошелька. А подорожная и прочие бумаги – только полезное, но совсем не обязательное приложение, как цифры после запятой, иногда их учитывают при округлении, иногда нет.

На следующем "перегоне" были уже утром, там картина практически та же самая, даже вертикальные полоски на штанах служителей того же цвета, и бороды той же длины.

– Почивает начальник? – сразу спросил первого попавшегося ямщика Фигнер и получив утвердительный ответ, схватил его за руку и силой потащил бедолагу в конюшню.

– Вот эту коренником, экая красавица как играется, хорошо побежит! Ту сивую возьмем пристяжной, и пегую тоже. Запрягай, чего глаза на меня пялишь ирод?

– Ваш благородие!!! Как можно?! Помилуйте!!! – сжался в комок и взвыл мужик от страха.

– Казню! На кол посажу! – весело ответил напуганному ямщику капитан и слегка похлопал по плечу, утешая, – Да не бойся, не обижу, рубля на водку мало – дам три! Чего жалеть, один хрен деньги казенные, все едино пропадут. Гулять, так гулять!

Оригинальной была русская троечная упряжка, иногда называвшаяся ямской. Сильный, старший годами и хорошо обученный коренник, заложенный в оглобли с хомутом и дугой, задавал направление и скорость движения. По бокам в постромках шли молодые и резвые пристяжные в хомутах или шорках; они создавали дополнительную тягу. Коренник обычно шел крупной рысью, для чего подбирался "шаговитый" конь, а пристяжные, отвернув головы в стороны, шли в галоп. Весело и с ветерком!

Так вот они и ехали до самого Санкт-Петербурга, ямщики боготворили "щедрого барина", даже песни по дороге орали более-менее бодрые, а не заунывно-тоскливые, как принято по обычаю.

"Эх дороги пыль да туман, холода тревоги, да степной бурьян… Знать не можешь доли своей, может крылья сложишь посреди степей." – не то что бы очень веселая, но и не стон, что у нас песней зовется… приживется или нет незатейливая мелодия сказать трудно, но последнему ямщику вроде понравилась.

Смотрители напротив исходили лютой ненавистью, поскольку им чаше перепадали тумаки и плюхи, чем полновесные серебряные рубли – на станциях Сашка с Фигнером надолго не останавливались, а только меняли лошадей. Ели-пили и прочие потребности путешественники удовлетворяли на коротких остановках, спали прямо в экипаже на ходу, единственный длительный привал, на три часа сделали в Валдае, примерно посередине пути к столице.

Городок расположен на Валдайской возвышенности, на берегу Валдайского озера, в 140 километрах к юго-востоку от Великого Новгорода. С озером связана местная легенда, о монахе, пожертвовавшем жизнью ради удовлетворения любовницы. На острове, прямо посреди озера стоит известный Иверский монастырь, построенный по приказу патриарха Никона. Поскольку "милка" находилась в городе, а служитель культа на острове посреди озера, куда даже скотине женского полу вход запрещен, то каждую ночь следовал заплыв почти на версту, да еще под водой, дабы бдительная монастырская стража не углядела. Чем не Шао-Линь, там мастеров рукопашного боя готовили, а здесь, оказывается, боевых пловцов тренировали. Закончилась романтическая история плохо, по одной версии монах утонул в штормовую погоду, по другой его утащили "за муди" на дно вражеские силы – гигантский сом, якобы обитающий в водоеме с незапамятных времен. Странно, что до сих пор монаха, за столь выдающийся подвиг не канонизировали.

Но главная достопримечательность отнюдь не озеро, не монастырь и даже не колокольчики "дар Валдая"… Предоставим слово еще одному Александру – Радищеву. Его "Путешествие из Петербурга в Москву" прихватил с собой в дорогу унтер-офицер, случайно попалась ему эта книжка в бункере. Осталось заглянуть туда и сравнить с увиденным и услышанным, чем не путеводитель.

"Кто не бывал в Валдаях, кто не знает валдайских баранок и валдайских разрумяненных девок? Всякого проезжающего наглые валдайские и стыд сотрясшие девки останавливают и стараются возжигать в путешественнике любострастие, воспользоваться его щедростью на счет своего целомудрия. Сравнивая нравы жителей сея в города произведенныя деревни со нравами других российских городов, подумаешь, что она есть наидревнейшая и что развратные нравы суть единые токмо остатки ее древнего построения. Но как немного более ста лет, как она населена, то можно судить, сколь развратны были и первые его жители. Бани бывали и ныне бывают местом любовных торжествований. Путешественник, условясь о пребывании своем с услужливою старушкою или парнем, становится на двор, где намерен приносить жертву всеобожаемой любовных торжествований. Путешественник, ус ловясь о пребывании своем с услужливою старушкою или парнем, становится на двор, где намерен приносить жертву всеобожаемой Ладе. Настала ночь. Баня для него уже готова. Путешественник раздевается, идет в баню, где его встречает или хозяйка, если молода, или ее дочь, или свойственницы ее, или соседки. Отирают его утомленные члены; омывают его грязь. Сие производят, совлекши с себя одежды, возжигают в нем любострастный огнь, и он препровождает тут ночь, теряя деньги, здравие и драгоценное на путешествие время. Бывало, сказывают, что оплошного и отягченного любовными подвигами и вином путешественника сии любострастные чудовища предавали смерти, дабы воспользоваться его имением. Не ведаю, правда ли сие, но то правда, что наглость валдайских девок сократилася."