Мы ничего им не должны! (СИ) - Иванов Петр Иванович. Страница 36

Гостеприимным владельцем этого маленького уголка Франции оказался некий "папаша Фуршон", так обычно принято величать на селе домохозяина и главу семейства, впрочем на вид мужику, как и его супруге было не более сорока. Семейство у Фушона оказалось на удивление небольшим: жена и две несовершеннолетние дочери, правда позднее из разговора с хозяином выяснилось, что были у него еще и взрослые сыновья, но они по разным причинам отсутствовали: один подался в город на заработки, другого забрали в прошлом году конскриптом в армию. Нельзя сказать, что незваных гостей, "не пойми кого" сразу приняли радушно, но прирожденное умение Самойловича ладить с людьми и несколько серебряных монет быстро прорвали плотину недоверия.

Особое внимание сразу же привлекла к себе старшая дочь хозяина, девица в юном возрасте, что называется шекспировской Джульетты. Анна-Мария, простая крестьянская девочка, была не по летам развита, что свойственно многим натурам, которым суждено так же преждевременно увянуть, как преждевременно они расцвели. Тоненькая, хрупкая, смуглая, как листок табака, миниатюрная, девица была не по росту сильна, в чем вскоре убедились оба Александра, ни Сашка и Самойлович не удержались от соблазна и соответственно предприняли попытки ухаживания. Француженки в провинции, как правило, в массе красотой не отличаются, но эта молоденькая девушка была приятным исключением, совсем как в старой оперетке "Соломенная шляпка", где там Миронов напевал: "Зубки жемчуг, а губки – коралл, хороши так же взгляд и улыбка…" Расстояние между нижней губой и подбородком было так мало, что, взяв Анну за подбородок, вы обязательно задели бы и губы, но вы не замечали этого недостатка, любуясь красотою ее зубов. Вы невольно наделяли душою эти блестящие, гладкие, прозрачные, красиво выточенные зубки, которые не скрывал слишком большой рот с губами, похожими на причудливо изогнутые кораллы. Ушные раковины были так тонки, что на солнце они казались совсем розовыми. Цвет лица, хотя и немного смуглый, однозначно говорил об удивительной нежности кожи. Если правы некоторые знатоки, утверждающие, что любовь основана на прикосновении, то нежность этой кожи, несомненно, волновала так же сильно, как запах дурмана. Грудь, да и все тело поражали своей худобой и изящностью, но в соблазнительно маленьких ножках и ручках чувствовалась необычная нервная сила, живучесть организма. Сашке девица напомнила почему-то Марину Влади в юности, память услужливо подсунула скверную черно-белую фотографию из какого-то журнала. Тут скорее всего сработала установка даже не на внешнее сходство, а на стереотип поведения, каким запомнилась актриса по кинофильмам.

Вот только в руки эта привлекательная "ласточка-рыбка" упорно не давалась, ласки, объятия и поцелуи – пожалуйста, под юбку – никак, вырывается девчонка, вплоть до драки: обет видите ли она дала остаться до свадьбы девственницей. Резонное замечание Фигнера, что, дескать мужу все одно больше достанется, действия не возымело и пришлось удовлетвориться в основном внешним осмотром, да "ощупом". Вдвойне удивительно, особенно если учесть, что вела себя молодая особа с ними более чем "вольно". Обладательница редкого двойного имени то и дело с какой-то развратной кокетливостью покачивала, как бы встряхивала бедрами, отчего при каждом шаге колыхалась ее белая в синюю полоску юбка. Не давала она покоя ни Александру, ни его спутнику весь вечер, то на колени залезет на правах полу-ребенка вслед за сестрой, то толкнет как бы случайно, а уж глазками шаловливыми прямо насквозь прожигает, точно неизвестными еще в 1800-х лазерами. На младшую, 3-х или 4-х летнюю сестренку внимания, по вполне понятной причине гости не обратили, та находилась в столь юном возрасте, что ее можно было счесть еще существом бесполым. Александр даже имя девочки не запомнил, тем более что мать и старшая сестра каждый раз называли ее иначе, различными детскими прозвищами.

– Играется, травит нас дрянь такая… – сказал тогда в полголоса разочарованный Самойлович, а его собрат по несчастью вынужден был согласиться с таким точным определением.

Обет, обет… обед – накормили у папаши Фушона их распрекрасно, до отвала поэтому вскоре кокетничавшую напропалую Анну-Марию не сговариваясь решили оставить в покое. Разве, только пощипывали Аньку временами за круглую попку, благо девчонка не возражала и не шумела лишний раз по этому поводу. Все эти "развратные действия" происходили прямо на глазах у родителей девушки – нравы на селе простые, близость к природе сказывается. Разве только безуспешные попытки сблизиться предпринимались в отдалении: на заднем дворе возле уборной, в разросшемся до состояния джунглей винограднике, или в уютной беседке.

Скорее всего так все бы и закончилось без каких либо происшествий, но наступил вечер. Деревенские жители свечи экономят и спать ложатся сразу, как только на улице стемнеет. Сашка и его компаньон отправились на чердак, чтобы не стеснять хозяина и его семью, все равно в доме кроме супружеского ложа других кроватей и коек не было. Если в стены папаша Фушон вложился по полной, сразу видна хорошая профессиональная кладка и материал использовали прекрасный, то на потолок не то денег не хватило, не то данный элемент конструкции жилища был сочтен незначительным. Все выглядело как в старом добром советском гараже, кое-как струганные и плохо необтесанные толстые доски, положенные поверх сосновых балок. Земли для тепла как в России в этих южных краях на потолок не подсыпали, зато там нашлось немало свежего сена, а что еще надо для ночлега усталому путнику с дороги? За годы странствий и походов Сашка настолько привык к этому "естественному матрасу", что когда случалось спать на нормальной кровати, то зачастую чувствовал себя "не в своей тарелке".

Едва они устроились на новом месте, только расстелили дорожные плащи в качестве подстилки, как неожиданно объявились конкуренты, точнее конкурентки. Пришла собственной персоной Анна-Мария, да не одна, а в компании с младшей сестренкой, обе раздетые – в одних ночных рубашках, сшитых из тонкого полотна заботливой матерью явно "на вырост". У старшей девочки под мышкой было зажато аккуратно свернутое в трубку одеяло, что не оставляло ни малейшего сомнения о их намерениях и цели визита. Вот те на, оказывается, здесь дети спят не с родителями, как нередко принято в крестьянских семьях, а отдельно. Может быть просто хозяин решил приласкать сегодня ночью жену и отослал девочек прочь…

– Давайте уходите отсюда! Убирайтесь в беседку или в сарай. – совсем невежливо набросилась на обоих Александров старшая девица, – Мы здесь завсегда ночуем!

С большим трудом, отмобилизовав все свои дипломатические таланты, Самойловичу удалось все же решить пограничный конфликт, чуть было не переросший в открытое столкновение. Закончили на том, что чердак честно поделили на две половины, прочертив углем линию на полу, и клятвенно заверили девочек, что граница "на замке" и никаких покушений на них не будет.

Деревенская ночная романтика, нет скорее вечерняя, уже сентябрь на дворе и темнеет достаточно рано. Сверчок тарахтит где-то за кирпичной трубой, старается изо всех сил, пряный запах свежего сена, сквозь узкое оконце светит полная луна, и совсем рядом девки шепчутся, жаль до них сегодня не добраться. Младшая что-то настойчиво требует от старшей, а та отнекивается и придумывает различные предлоги, чтобы отказать в просьбе, к сожалению, во французском Александр еще не настолько силен, что бы разобрать чего они там… Постепенно перебранка на "девичьей" половине прекратилась, и теперь стали слышны какие-то странные звуки.

– А ну глянь! – толкает его локтем в бок Самойлович, – Днем она свои перси показать не захотела, а теперь соизволила!

Александр приподнялся, принял сидячее положение и был немедленно вознагражден поистине царским зрелищем. Действительно они попеременно с обеда и до вечера уговаривали Анну-Марию показать грудь, но нисколько в этом не преуспели. Платье у девушки было без выреза "декольте", детская в сущности одежка и раздеваться для них девчонка не пожелала – обет у нее. Только здесь во Франции Сашка по достоинству оценил "европейский" вариант женской одежды, не привившийся в среде российского простонародья. При вертикальном положении девицы все чинно-благородно, видна только шея и верхняя часть бюста, но вот стоит ей нагнутся, как сразу положение меняется. Особенно заметно у молоденьких, у них груди еще не обвисли и сплошь и рядом соски как бы невзначай выскакивают наружу. По дороге не раз и не два путешественники останавливались поговорить с местными крестьянками, занятыми стиркой белья и заодно полюбоваться на "открывшиеся перспективы". Молодые женщины и девушки не особенно стеснялись, смотри на здоровье, обычно проблемы начинались, когда возникало желание потрогать руками.