Солдат… не спрашивай! (СИ) - Иванов Петр Иванович. Страница 81

 – Так время, наше время…  – вслух рассуждал унтер-офицер, надо взглянуть на трофейные часы, пожимает уже,  – Хрен с ним пусть живет скотина, нам надо валить отсюда до темноты.

Так уж судьбой начертано, видно не суждено генерал-аншефу Куролесову стать первым россиянином, умерщвленным самым демократическим способом – в газовой камере. Впрочем, то воинское звание уже давно отменено, да и лжет Куролесов наверняка, "аншеф"  – это полный генерал, без пяти минут фельдмаршал, а таких в российской императорской армии всего четыре десятка числится до 1800-го года. Не может такого быть, что бы даже в бардачные времена Екатерины второй, больного на голову садиста подняли так высоко… майор скорее всего и не больше, обычно этот чин на "отставку" офицерам и давали в годы "бабского царства", а этот "воин" даже и не служил в строю ни года, а только числился состоящим "при полку".

Они с Гришей вернулись в сад, то что там увидел Сашка ему не сильно понравилось, и так обстановка на букву "х", а стало еще хуже за последний час. Он то полагал, что местные жители, напуганные стрельбой, разбегутся кто куда по домам и будут там сидеть тихо… какое там, детей даже больше стало, за ними из деревни пришли и взрослые. Лишние же свидетели им как бы ни к чему.

 – Федька, черт, я же приказал прогнать их всех домой?

 – Лександр, дак энто други набегли, грят короба де свои забрать надобно имя.  – разводит руками помощник в свое оправдание.

Между тем народ кучкуется тремя неравными группами, одна и самая большая разглядывает труп англичанина, другая – в основном взрослые девки, собралась у турка, и третья совсем маленькая – у тела мальчика. Александр не удержался и подошел к последней, это ведь его личный "промах", да еще такой, что уже не исправить никогда. Две девочки лет примерно 10–12 стоят рядом опустив глаза в землю, третья на коленях перед трупом, худенькая спина вздрагивает от рыданий, слезы капают вниз на грубую ткань, где и смешиваются с запекшейся уже и частично засохшей кровью.

 – Брат?  – унтер-офицер слегка тронул за плечо одну из девиц.

 – Неа, дружки оне дяденька солдат,  – ответила та, и тоже шмыгнув конопатым носиком-пуговкой "пустила слезу".

Значит и не родственник, а дружба у них, точнее даже – "детская любовь". Была такая подруга и у Сашки когда-то в юности и он хорошо понимает, что в данный момент переживает девочка, да уж врагу не пожелаешь такого горя. Опять "понесло" его воспоминаниями, да еще и такой древностью, у него "любовь" была чуть ли не с детского сада, там на горшках сидели, случалось, рядом… Алена Королева – его "королева", чуть ли не руках ее Сашка носил до самой армии, а она его не дождалась, хоть и обещала и регулярно посылала письма. Только он пришел в родительский дом с вокзала, чемодан дембельский пинком под стол, обнялся с родителями и младшей сестренкой, сбросил с плеч на диван ушитую, тесную солдатскую "парадку"  – значки и одинокая медаль тихо звякнули, опрокинул в рот поднесенные отцом 100 грамм холодной водки, и тут мать подает трубку телефона. Как пистолет к виску приставили.

 – Саша возьми… вот, тебя на свадьбу приглашают!

Обухом по голове, каким еще "обухом"  – словно пудовой 120мм минометной миной ударили дембеля, но на бракосочетание он все же сходил, посмотрел на нее в последний раз – вроде бы счастливая. На этом вся "любовь" у них и закончилась навсегда.

Все же не нравится Александру христианство, не был бы он атеистом, так выбрал бы обязательно буддизм, самое то для текущего момента. "Харе Кришна, харе Рама!", ладно без говядины прожить можно, он все равно больше свинину любит, важен основной базовый принцип – накопление маны. За погибшего мальчика, вам товарищ сержант минус одна единица, за ликвидированного иностранного наемника – плюс одна, складываем эти достижения – ноль и на душе спокойно и легко, хорошую религию придумали индусы. Но "спасать душу" все же придется в добровольно-принудительном порядке, вместе с мужичками на поле боя заявился и священник, вон черная ряса виднеется между серыми рубахами и зипунами. Похоже, что служитель культа направляется прямо к унтер-офицеру для задушевного разговора. Не то сам по себе сметливый попик догадался, чья тут "работа", не то очевидцы подсказали, не то просто он решил, что за происшедшее побоище должен ответить старший по званию. Знать бы еще с кем судьба на этот раз свела, как правило, сельское духовенство делится на две неравные по количеству категории – "жеребячья порода" и "наш батюшка". И если первого Александр, с молчаливого одобрения сослуживцев, имеет полное право спокойно послать подальше на три буквы, то то со вторыми придется общаться, иначе народ не поймет. Этот конкретный скорее всего – "батюшка" ведь читал же молитвы за "избавление" от барина-подонка, а не должен по идее, так как "всякая власть от бога", очень удобный предлог ни во что не вмешиваться. Но кто его знает, может этот утром поп служит в церкви, а вечером "оперы" церковному начальству на местных мужиков строчит на предмет, кто там и с кем блудно проживает и кто на барина злоумышляет, и такое иногда случается между российскими пастырями христианских душ.

Он прикидывал, может Гришку на попа натравить, что ли, он ведь по теме "подкованный". Старообрядец начитан по теме, любого богослова за пояс заткнет и "зубы заговорит"  – это уже проверенно не раз на практике, однако утер-офицер все решил, что раз "косяк" его личный, он командир, ему и отвечать в итоге.

Понеслось… самое обидное и сказать по существу или возразить что-нибудь очень трудно такому оппоненту, не понимают идеалисты в принципе, что у "биологического придатка" прикрученного к автомату или к снайперской винтовке нет иного выбора, да они и сами бы действовали в перестрелке точно так же… Ядреная толстоевщина однако на потоке, высший сорт, подобную Александр слышал только раз в жизни от случайных попутчиков в поезде. Ехал он как-то в командировку, на одной из станций возле самого города, подсела семейная пара интеллигентов средних лет, не то учителя, не то научные сотрудники, может быть преподаватели в ВУЗе, он так и не понял толком из общения с ними. По дороге разговорились немного за жизнь и политику, случайно Сашка обмолвился, что был почти полгода в ДРА. Как они сразу на него набросились, печатными словами не описать, гуманизм – он на проверку может быть очень агрессивным. В словесных баталиях с гуманитариями Александр всегда стабильно проигрывал и пришлось взять свой рюкзак и убраться в другое купе, хорошо, что вагон был полупустой.

Придется все же обидеть безусловно хорошего человеко, но еще минут десять такой "обработки" и у Александра мозги загудят и начнут плавиться от перегрева, как обмотка трансформатора при коротком замыкании, но что поделать – служба.

 – Простите батюшка, я хоть сам и не христианин, не верующий, но о заповедях знаслышан, и том, что людей убивать нельзя тоже…  – уф-ф-ф, вступление далось тяжело, и надо продолжать, иначе опять начнется, по следующему кругу,  – Но я солдат, я жить хотел и первым я стрелял! Оставьте нас пожалуйста в покое, и так п…ц уже, простите за выражение, а тут еще и вы с своими проповедями!

Священнослужитель испуганно глаза вытаращил, словно "ацкого сотону" перед собой узрел, но затем все же успокоился взял себя в руки и не сказав на прощание ни единого слова пошел к мужикам. Александр поймал себя на мысли, что вдруг он говорить чуть ли не "в рифму" начал, тревожный признак, надо бежать отсюда срочно, пока они еще во что-нибудь не влипли.

 – Все сюда, быстро!  – последовала команда и бродившие по саду нижние чины кинулись к унтер-офицеру.