Плыть против течения (ЛП) - Салисбери Мелинда. Страница 27
— Как уютно, — опасно улыбнулся Рен. — Я буду ждать домашний ужин.
— Я сказала, что подумаю, а не сделаю, — я отошла, пропуская их. — Тебе повезет, если я подам хоть хлеб с маслом.
— Точно, — сказал Рен, пошел за Гэваном наружу, вынырнув из дыры в двери, все еще сияя. Я покачала головой. Как только он пропал из виду, я тоже улыбнулась.
* * *
Я делала рагу из остатков овощей из буфета, поставила на небольшой огонь, пока быстро помылась и переоделась в чистое. Я подумывала вернуть подкову над дверью, но вспомнила, что мы хотели, чтобы существо пересекло порог. Я не знала, работала ли подкова, но не хотела проверять. Я оставила ее у своей кровати, когда прошла в комнату, надеясь вздремнуть, чтобы быть полной сил для ночи (вдруг мысль о сне там, где спал Рен, показалась не странной), но вместо этого оказалась в кабинете. Я вытащила три последние книги и разложила осторожно вокруг себя.
Существа появлялись по всех, рисунки и наброски, и я листала страницы, видела повторение символов: луна, подковы, определенные цветы, а полоски рядом с ними напоминали числа.
Список. Или даты. Может, когда они приходили и сколько их было.
Я взяла лист бумаги и попыталась разобраться, начав с недавних записей и удаляясь в прошлое. Я медленно разбиралась в написанном. Цветы были временем года, отмечали, что цвело: чертополох мог означать июнь или июль, что было логично, ведь в теплые месяца уровень воды падал. Луна отмечала фазу луны: убывающую, растущую и полную. Тогда они приходили раньше. У ранних дат были нарисованы животные — видимо, жертвы, сначала они пробовали животных. А потом появились записи с людьми. Порой их количество доходило до пяти, и запись заканчивалась.
Я отметила за период в триста лет, что существа возвращались раз в примерно двадцать лет. Я отложила книги, посмотрела на записи, пытаясь представить такую жизнь. Видеть, как падает уровень воды в озере, и понимать, что это означало. Молиться и надеяться на дождь. Знать, что если не чудо, знакомые люди умрут. Наверное, тех, кого убивали, выбирали.
Они, наверное, ходили, искали или просили добровольцев, надеясь. Что этого хватит, пока дождь не помогал закрыть проход. У нас не было времени ждать дождя. И если бы не жадность Жиля Стюарта, нам и не пришлось бы.
* * *
Парни долго не возвращались, так долго, что редька, которую я бросила в рагу, почти развалилась, и я уже стала переживать, что они и не вернутся. Я села на крыльце с чашкой чая в руках, смотрела, и радость была как тень в солнечный день, когда я заметила их. Гэван помахал весело рукой, другой тащил телегу за ними. Я опустила кружку и поспешила помочь.
Они запыхались и вспотели, но Гэван сиял решимостью, а Рен был полон мрачной решительности, не дал мне тащить телегу вместо него, хотя я видела, что его нога причиняла ему боль. Они едва сделали паузу на воду и вернулись к клеткам. И они не зря спешили — небо над озером стало розовым. Времени не оставалось.
Мы соединили клетки цепями, втроем затягивали их и обвивали ими прутья. Это могло сработать. И надежда загорелась в моем сердце.
Небо побагровело, мы повесили на цепи замок, две клетки стали одной. Рен прикрепил одну к двери, забил в отверстия гвозди, которые они принесли. Ловушка была готова. Оставалась наживка.
— Как много нам осталось ждать? — спросил Гэван.
— Немного, — я смотрела на небо.
— Я поем в клетке.
— Гэван. Не нужно…
— Я буду в порядке. Пистолеты у вас. Оставьте нож так, чтобы я мог дотянуться. Если что-то пойдет не так, я смогу разрезать веревку и вырваться.
Его вера не радовала. Я надеялась, что мы выживем. Я хотела выжить.
Гэван забрался в клетку удивительно бодро, и я привязала ложный задник, опустила нож неподалеку, как он и просил. В это время Рен разливал рагу по мискам. Миска не пролезла между прутьев, так что Гэван получил свое в кружках, наполненных доверху и переданных ему, мы с Реном сели на пол и ели с ним. Было слышно только стук ложек по мискам и тихое тиканье часов на кухне. Мы смотрели только на дыру в двери, которую мы открыли для монстров снаружи.
Ночь была спокойной — ни птиц, ни выдр. И ветер не шуршал камышами. Даже озеро притихло, волны не шелестели.
Мы ждали. Мы оставили одну свечу гореть, чтобы видеть, и чтобы она играла роль маяка, влекла существ к нам. Мы не играли в карты, боялись даже говорить на случай, если что-то упустили. Я держала пистолет у себя на коленях, заряженный кремнёвый пистолет лежал рядом. Рен снова был с топором. Мы затаили дыхание.
Первый час прошел мирно. Существ не было видно, и Рен заварил чай, хотя Гэван отказался, ведь собирался просидеть еще десять часов в клетке. Он уже стал ерзать, потягиваться, ноги затекали. Он не мог там толком встать или двигаться. Он не должен был так долго там сидеть.
— Нужно сидеть там по очереди, — я прошла к заднику клетки и потянула за узел.
Гэван повернулся.
— Что ты делаешь?
— Ты не можешь сидеть там всю ночь. Посмотри на себя, — я кивнула туда, где он тер голень сзади. — Мы будем меняться. Я посижу еще час, потом Рен меня заменит.
— Я в порядке.
— Нет. Хватит быть героем.
Он хотел возразить, но я увидела облегчение в его глазах от возможности выйти.
— Ладно, — он вздохнул, но не обманул меня этим. — Нужно двигаться быстро. Готова?
Я отпустила задник, дождалась, пока он выберется, скользнула на его место. Я оставила кремнёвый пистолет снаружи, но свой унесла с собой, сжимая как талисман.
— Постой, — Рен вернулся с чаем в руке, когда Гэван стал прикреплять задник. Рен вернулся на кухню, принес мне подушку и бросил. Я благодарно сунула ее под себя, и они привязали задник клетки.
Мое сердце колотилось в груди, застряло в горле, пока я смотрела на другую часть клетки.
Дыра зияла передо мной, тянулась в ночь. Я поежилась.
— Вот, — Рен протянул кружку чая между прутьев.
Как только я потянулась за ней, белый силуэт появился во тьме, и за домом что-то резко закричало, напоминая слово «нет».
ВОСЕМНАДЦАТЬ
— Они тут, — шепнула я, сердце билось до боли, желудок сжимался от страха.
Рен резко вдохнул, потянулся за топором, Гэван взял кремнёвый пистолет. Мои пальцы сжались на моем пистолете и крае внутренней дверцы. Желание закрыть ее сейчас было сильным, но я скрипнула зубами, подавляя его.
Я не могла отвести взгляда от руки, сжавшей край дыры в двери, и я приготовила себя к столкновению с одним из них, слабо дышала, пытаясь взять себя в руки.
Я все еще не была готова, когда его стало видно, оно согнулось у входа в клетку.
Как и то, что я видела у дома, это существо было без волос и голым, но то было тощим, а это — мускулистым. Существо все еще было худым, но ноги были сильными под шершавой на вид кожей. Оно присело на корточки, раздвинув ноги, напоминая паука, опустило низко верхнюю часть тела, глядя на меня.
Это существо не было слепым. Оно меня видело.
Его глаза были полностью черными, как глубокий пруд, и я застыла от их вида, словно прибитая к месту. Оно склонило голову набок, глядя на меня.
Эти существа, чем бы они ни были, долго тут находились. Вечность исходила от него волнами. Я ощущала себя муравьем под его ногой. Я была добычей. Всего лишь добычей. Я была зайцем в силках, птицей в поле, в которую уже собирались стрелять. Я была слабой.
Существо улыбнулось мне.
Нет. Не улыбнулось.
Его тонкие губы изогнулись и открылись, и я сама увидела, как те длинные клыки умещались внутри.
Я бы не хотела это узнать.
Его рот все открывался, пасть опускалась, и клыки выдвигались как у змеи. Они были длиннее моего мизинца, опасно изгибались. За ними торчал задний ряд зубов, готовый терзать.
Мои пальцы сжались на дверце клетки. Рен выдохнул:
— Альва, — голос его дрожал.
Существо замерло и посмотрело на вершину ловушки, где дверца ждала момента, чтобы упасть. Оно закрыло рот и щелкнуло.