Изъян в сказке: бродяжка (СИ) - Коновалова Екатерина Сергеевна. Страница 25

Струны Мэгг привычными быстрыми движениями подтянула и смазала, решив купить новые, как только представится возможность, и в тот же вечер уже аккомпанировала двум плясуньям, которые вместе с пугающим Эвином разыгрывали комедийный номер про богатого купца, который в постели оказался настоящим зверем. Купец не произнёс за всё время ни слова, но публика хохотала. Пальцы Мэгг, совсем не такие проворные, как у Рея, всё-таки вполне справлялись с незатейливой, бравурной, разбитной мелодией, а деревенские зеваки добавляли ритма хлопками и топотом. Потом она играла для Би и Бо, затеявших жонглировать морковью, потом — для мамаши Лиз и Сэма, которые со всей возможной серьёзностью изображали принца Афрана и леди Майлу. Толстые, неповоротливые, нарочито грубые (хотя, как ни странно, сценка была хоть и шуточной, но скорее доброй), они вызывали у черни приступы громового хохота и лавину медных и серебряных монет, а Мэгг на них смотреть было грустно.

Она раньше редко бывала на представлениях и теперь не могла не думать о том, как страдал Рей, проводя день за днем в обществе людей, настолько уступавших ему по уму и настолько не подходивших по склонностям. И всё-таки он работал на Сэма и на других — зачем? Сердце подсказывало, что ради неё — для того, чтобы она всегда была под защитой и под присмотром.

Труппа двигалась по дороге к Стину медленно, заворачивая почти в каждую деревню и в каждый городишко. Проволочки злили Мэгг, но она заставляла себя не переживать: Рей и так опережает её не на несколько дней, а на добрых пять месяцев, так что лишняя неделя дела не сыграет.

Клеймо на её спине поджило, но неимоверно чесалось, а ещё создавало неудобство — из-за него она не могла мыться в речке с остальными, и её считали гордячкой. Мамаша Лиз её оправдывала, а вот плясуньи смотрели косо и не упускали случая назвать её вслух «леди», причём таким тоном, что титул превращался в оскорбление. Но она пропускала его мимо ушей.

Всюду, куда они заезжали и где давали представления, Мэгг заходила в самую крупную корчму и спрашивала про Рея — не везде, но во многих местах ей отвечали утвердительно: да, был музыкант в малиновой куртке, играл заводно, а пел — заслушаешься. И каждый такой ответ наполнял душу Мэгг едва поддававшимся описанию, безграничным счастьем. Интуиция или здравый смысл не обманули её, она верно угадала, куда пошёл Рей, и труппа Сэма не соврала. Он действительно продвигался к Эмиру через Стин, и, если только ей немного повезло, в городе он остался на зимовку — никто в здравом уме не пойдет по эмирским горам до схода снега. И если так…

Она боялась даже думать об этом «если так», потому что оно было слишком прекрасным и означало, что не пройдёт и месяца, как она снова будет обнимать Рея. И в этот раз она ни за что не позволит ему уйти. Она будет ему женой, сестрой, подругой, дочерью — кем он захочет, лишь бы только больше не разлучаться.

Стин был большим городом, окружённым крепостными стенами, над которыми развевались бело-золотые штандарты милорда Роя. Выбравшись из фургончика и увидев их вдалеке, Мэгги вспомнила, как ещё недавно танцевала с Роем менуэт на одном из балов, но вместо привычной печали ощутила только трепет предвкушения — здесь, перед этими стенами, она, кажется, окончательно сбросила с себя маскарадный костюм знатной леди и более не жалела о нём.

— Думаешь, он там, да? Твой поэт? — неожиданно спросили её из-за спины.

Обернувшись, Мэгг увидела мамашу Лиз, подошедшую к ней и часто моргающую от ветра.

— Я надеюсь, — ответила она. — А если не там, я пойду дальше.

— Я говорила ему, что жёнку себе растит, а он всё не верил, носом крутил, — рассмеялась она. — Ты, малышка, не думай, что он старый какой — найдёшь, и тут же в храм волоки. Он что надо мужчина.

— А если он не захочет? — тихо спросила Мэгг. Было удивительно спрашивать об этом у мамаши Лиз, но вопрос сорвался с её губ сам собой и прозвучал невероятно легко.

— Хо, — тёплая рука легла ей на плечо, — кто ж от такой красавицы отказывается? Рей хоть и поэт, но в штанах у него всё как полагается, не то что у прочих. Он тебя как увидит такую, тотчас же согласится, и ты смотри, не тяни да не конфузься. А хочешь, — она вдруг заулыбалась счастливо, — я тебя сама к Оку подведу? И платье тебе сошью, белое.

Вместо ответа Мэгг крепко обняла женщину и несколько раз кивнула, пытаясь сдержать щиплющие глаза слёзы.

— Ну-ка-сь, девчонки, — окликнул их Сэм с добродушной насмешкой, — чой-то реветь вздумали? Я вас сейчас взбодрю враз.

Мэгг быстро вытерла слёзы и вместе с мамашей Лиз обернулась. Сэм буквально лучился довольством.

— Я сговорился с хозяином «Жирного петуха», самой большой корчмы в Стине — он нанимает нас на три дня и платит сорок золотых разом.

Новость была замечательной для труппы и не менее прекрасной для Мэгг — Рей наверняка заходил в этого «Жирного петуха», а раз хозяин не скупится на музыкантов и артистов, то мог и запомнить его.

В город входили в приподнятом настроении.

В отличие от Шеана, Стин был куда свободнее: не мелькали на каждом углу жёлтые плащи стражи, да и народ смотрел более приветливо и открыто — спасибо эмирским купцам, Стин уже несколько столетий процветал и богател.

Пройдя через бурлящую шумную торговую площадь, вся труппа вышла к городской ратуше — и Мэгг непроизвольно сморщилась, увидев на виселице уже старые, обезображенные дождями и птицами трупы.

— Почему их не снимут? — спросила она у мамаши Лиз, а та сделала неприличный жест:

— Жути шоб нагнать.

Жуть и правда нагоняли: Мэгг почувствовала, как от взгляда на пустые глазницы одного из трупов у неё по спине прошла дрожь, отвернулась и поспешила за Сэмом, который работал локтями, прокладывая труппе дорогу сквозь толпу.

Корчма «Жирный петух» и правда оказалась большой и богатой, полной разного люда — но только хорошо одетого. Нищих и попрошаек было не видать.

Корчмарь, завидев Сэма, тут же пожал ему руку и заулыбался — он был лысый и усатый, на восточный манер, а говорил мягко, чуть пришёптывая и пришлёпывая губами.

— Выделю вам комнату, как дорогим гостям, — сказал он, только получилось у него «виделю» и «гостиам». — А к вечеру — прошу вниз, играть, танцевать и петь до упаду!

— Добро, — ответил Сэм и махнул рукой, чтобы шли за ним в комнату, а Мэгг задержалась и подошла к корчмарю.

— Простите, господин!

Он оглядел её, улыбнулся, показав почти неестественно белые ровные зубы и спросил:

— Что угодно моей госпоже? — она вместе с ним подошла к стойке и тихо спросила:

— Скажите, не выступал ли у вас — может, пять-шесть месяцев назад, может, недавно, музыкант по имени Рей?

— Ай, — покачал головой корчмарь, — у меня что ни день, то выступление, всех не упомнишь.

— Он был в малиновой куртке, играл на цитре и пел, как… — она замешкалась, выбирая нужное слово, — как соловей.

Мигом сладкое выражение исчезло с лица корчмаря, улыбка пропала.

— Соловей… Сказала бы сразу, что ищешь Соловья.

«Передам весточку, скажу — от Соловья», — вспомнилось Мэгг, и она повторила:

— Да, Соловья.

Корчмарь взял со стойки стакан и начал натирать чистым полотенцем, долго натирал, а после сказал:

— Был здесь Соловей. Пел у меня, и кой-чего другое мне сделал ещё, в начале зимы. Потом пропал, хотя я его звал перезимовать — он в горы собирался, — снова мучительная пауза. Мэгг хотелось прикрикнуть на него, чтобы не медлил! Но она держалась, и, вытерев второй стакан, корчмарь заговорил снова: — Снова я его увидел, только как сошёл снег, недели, почитай, три назад, и где увидел, там он до сих пор и остаётся.

Рей в городе! Всевышний, чудеса возможны!

— Где? — в нетерпении спросила она, едва унимая колотящееся в горле сердце.

Корчмарь посмотрел на неё странным взглядом и проговорил неясно:

— Говорят, он перед выходом в Эмир решил пойти на дело… Ловкости ему всегда было не занимать, а уж фантазии, как у него, ни у кого больше не сыщешь. Оно понятно, конечно — кто ж в Эмир с пустыми карманами идёт. Я бы тоже не пошёл. Но просчитался он маленько… Ему б товарища взять — я бы подсказал, кого, да и другие люди есть понимающие. Но Соловей, он всегда один работал, кого хочешь спроси.