Зов топи (СИ) - Зинченко Майя Анатольевна. Страница 17
— Что за вонь? — поморщился Томас.
— Торф! — коротко бросил Рихард, пришпорив лошадь.
Проехав под аркой, оплетенной сухим плющом, служившей входом в селение, они увидели странную картину: селяне гурьбой столпились вокруг женщины, пытаясь ее утешить. Никто даже не заметил появления всадников. Несчастная рыдала, заламывая руки, обращаясь с мольбой к людям. Она потеряла платок, растрепанные волосы, неопрятными грязными прядями свисали по бокам словно пиявки. Ее пытались успокоить, в то время как женщина указывала рукой, измазанной засохшей грязью, в направлении леса.
Эльмар привстал на стременах и звонко просвистел. Жители обернулись, удивленно воззрившись на невесть откуда взявшихся всадников, молчаливо взирающих на них с неодобрением. Дородный мужчина средних лет, в меховом жилете из волчьей шкуры, растолкал односельчан и, склонившись в низком поклоне, просипел простужено:
— Что надобно господам?
Рихард с удовлетворением отметил, что в руках мужчин тотчас появились топоры, а у женщин колья, вынутые из изгороди. Его людям не чуждо было радушие, но тяжелая жизнь на болотах научила их не доверять никому. Лишенный знаков отличия, их отряд больше походил на разбойников, чем на знатных господ.
— Разместите нас. Утром уедем. У нас раненый, о нем нужно позаботиться. — Рихард спешился.
— Хозяин… — обомлел староста, не веря своим глазам. И тут же упал ниц. Односельчане без промедлений последовали его примеру. — Не гневайся, что не признали! — прохрипел он, уткнувшись в грязь.
— А что у вас случилось?
К ним уже спешила виновница переполоха. Она бросилась в ноги Рихарду, целуя сапоги.
— Натка! — староста попробовал оттащить ее, но совладать с женщиной было непросто. — Натка! Да не позорь же нас!
— Смилуйтесь! Мои дети! — голосила она.
— Да что ж ты творишь! — сконфуженный староста раскраснелся и тяжело дышал. — Это ж сам Хозяин… Господин, она сама не своя от горя. Не серчай! — Староста, не без помощи дюжих мужиков, все же оттащил женщину в сторону. — Телега провалилась в черную воду, ее муж и дети утопли…
— Они живы! — взвыла несчастная. — Дети еще живы!
И хоть горе ее было велико, в глазах загорелся огонь надежды. Не зря судьба привела к ней самого Хозяина.
— Кровиночки… — всхлипнула женщина, робко протягивая покрытые ссадинами перемазанные грязью руки к герцогу.
— Я проверю, — он вздохнул. — Куда ехать?
— Господин, да зачем же? — испугался староста. — Не слушайте эту настырную дуру. Мы с мужиками сами сходим…
— КУДА? — рявкнул Рихард, теряющий терпение.
— По тропе вниз… — у старосты перехватило дыхание. — У мшистого камня направо.
— Ты оставишь нас, а сам отправишься искать выродков? — возмутился король.
— Дай моим гостям все, что они захотят, — приказал Рихард старосте, игнорируя Фридо.
Он поторопился покинуть деревню. Если материнское сердце не обманулось, на счету была каждая минута. Герцог пригнулся, пришпорив коня. Тропа извивалась, ивовые ветви, растущие по обочинам, больно хлестали по бокам. Вдруг, раньше, чем он ожидал, показался валун, от основания до макушки, поросший мхом. От него в сторону расходились узкие тропинки. Та, что вела в низину уходила направо. Рихард без труда разглядел на свежей изморози одинокие следы женщины, смазанные и неровные.
Тропа запетляла между кочек, поросших замороженным вереском. Сломанные ветви, вывороченные с корнем, обозначили место, где случилась беда. Спешившись, герцог рассмотрел глубокие отпечатки колес тяжело нагруженной телеги, затянутой мулом прямиком в «черную воду» — так селяне называли бездонные ямы, наполненные стоячей водой. Летом, в обрамлении сабельника, покрытые ряской, они выглядели не так жутко, но зимой их никогда не замерзающие провалы, частично скрытые туманом, были похожи на жадные пасти чудовищ. Что было на дне, не знал никто.
Колесо перевернувшейся телеги одиноко торчало посреди болота. Едва касаясь поверхности воды, Рихард побежал к ней напрямик, не пытаясь делать вид, будто ищет безопасное место, куда поставить ногу. Мул, придавленный груженым на телегу добром, уже захлебнулся, но перед смертью изрядно взбаламутил болотную жижу. В медленно оседающей грязи, среди узлов с утварью, белела туша глупого животного. Но ни следа детей или мужа Натки.
Рихард опустился на корточки, слушая мерное дыхание топи: бульканье, потрескивание, редкие, едва различимые хлипкие вздохи. Опустив руку по локоть, он старался уловить малейшие движения воды или хотя бы тень былого движения. Мелкие пузырьки воздуха, осевшие то тут, то там, подсказали, где искать. Погрузившись глубже, он нащупал в черно-зеленой мути детскую руку и рывком вытащил за нее ребенка. Это была девочка лет пяти. Ее рот был открыт в безмолвном протестующем крике, серые глаза широко распахнуты как у всех, кто не смирился со смертью. Появись здесь староста со своими людьми прямо сейчас, они ничем не смогли бы ей помочь. Разве что оплакать и похоронить под раскидистой ивой.
Рихард не собирался возвращаться побежденным. Осторожно очистив рот утопленницы от мусора, он перевернул ее вниз головой, крепко схватил за лодыжки и трижды встряхнул, избавляя от лишней воды в легких. Когда он вдохнул в нее жизнь, по телу прошла судорога. Девочка закашлялась, пытаясь дышать самостоятельно. Рихард бережно положил ее на кочку и продолжил поиски.
Мальчик постарше обнаружился в соседней яме вместе с отцом. Мужчина крепко обнимал сына, словно не хотел отдавать его Рихарду, хотя на самом деле из последних сил держал мальчика над водой, даже когда сам с головой погрузился в болото. Широко распахнутые глаза отца смотрели с надеждой. Еще один ребенок — трехлетняя девочка, нашлась не сразу и дольше остальных пробыла в воде. Она выглядела совсем скверно. Герцог как следует растер ее, вдыхая понемногу жизнь и передал на руки только что очнувшегося брата. Сидя на кочке поджав ноги, мальчик наблюдал, как незнакомец ходит прямо по глади «черной воды».
Дети видят иначе взрослых, особенно те из них, кто недавно побывал на границе жизни и смерти. Мальчик смотрел на мужчину средних лет, крепкого, статного, и в тоже время перед ним было нечто странное. Его спаситель, чей облик то и дело расплывался, был не человеком, а чудовищем. Восхитительным зверем, побуждающим сердце петь сладкую песню. Он легко менял форму, словно полуденный вихрь, обладая не меньшей силой. Смотреть на Рихарда было страшно, но отвести глаза было невозможно.
— Хозяин… — прошептал мальчик.
Только Хозяин мог ступать по болоту как по твердой земле, только Хозяин приказывал болотным тварям и только Хозяин мог прийти на помощь, когда надежды на спасение не было.
— Сколько вас? — Рихард знал, что пугает его и старался говорить мягко. — Кроме тебя и сестер есть еще кто-нибудь?
— Матушка и отец… — ответил мальчик.
— Мать в порядке. Сейчас в поселке. Отец погиб. — Герцог покачал головой. — Придется обходиться без него. Теперь ты главный в семье.
Дети на болотах взрослеют рано. Мальчик все понял и покрепче прижал к себе притихших сестер, чувствуя себя достаточно взрослым, чтобы позаботиться о них. Рихард безучастно уставился на белеющее в мутной воде лицо отца семейства. Он мог вытащить его, но зачем? Если вернуть его к жизни сейчас, то в лучшем случае мужчина останется слабоумным. Зачем Натке эта обуза? Пусть лучше найдет себе нового мужа, который сможет позаботиться о ней и детях.
Отдых в поселке с лихвой оправдал надежды. Люди короля сытно ели и сладко спали. Симпатичные селянки, чья кожа не огрубела от палящего солнца, а волосы не выцвели как у жительниц Золотых полей, пришлись им по душе. Те с радостью привечали чужаков, ведь в их глуши возможность пополнить род свежей кровью от здоровых мужчин появлялась нечасто. В поселке царила атмосфера праздника.
Фридо был удивлен, обнаружив, что жители жалкого селения, несмотря на отсутствие пахотных земель и коров, живут в достатке. Прежде он считал, что его земля самая богатая и привлекательная. Ведь неспроста о Крае золотых полей сложено столько хвалебных песен… А здесь дома крошечные, чуть больше сарая, в хозяйстве только козы и домашняя птица, но люди все равно довольны — счастливые лица взрослых, здоровый румянец на щеках у детей тому подтверждение. В погребах полно копченой рыбы, сушеных грибов и ягод. Вместо хлеба выпекают лепешки, замешанные на травах и ореховой муке, а питьем служит крепкий ароматный эль из шишек, сваренный стариками по особому рецепту. Уклад очень простой — селяне добывают и продают торф, ездят пару раз в год на ярмарку, где заключают сделки и проводят смотрины, веселятся на свадьбах, платят подушный налог. И боготворят Хозяина.