Я у мамы инженер (СИ) - Зангаста Аста. Страница 41

Дальнейшие слова потонули в общих криках: «Вот зачем ты её тряс?», «Придурок», «Слезьте с меня, мне больно» и тому подобных.

– Что там произошло? – спросил Степаныч, посмотрев на принесшего вести офицера.

– Без понятия, – пожал плечами тот, – знаю не больше вашего.

– Как я понимаю, в квартире сейчас находятся рекрутированные Бугемотом и Канареечкой ППСники, – задумчиво сказал Степаныч, – нужно связаться с их начальством.

– Оно вот, – сказал Корочун, услужливо протягивая трубку.

– … войдя в открытую квартиру, они были атакованы неустановленным преступником, который бросил в них банку с клеящим веществом, причинившим находящимся при исполнении сотрудника полиции тяжкие телесные повреждения и невыносимые моральные страдания… – вещал в трубке хорошо поставленный начальственный голос.

– Так, – сказал Степаныч, – последняя информация верна? На ваших людей действительно напали?

– Не последняя, а крайняя, – сказал полицейский начальник, – и вообще…

– Это плоть у тебя крайняя, – взревел Степаныч, – Что ты несешь? Боишься сказать слово «последний», офицер великой страны? Развели суеверных старушек в армии: «У меня двое двухсотых, трое трехсотых», – продолжил он нарочито писклявым голоском, явно передразнивая кого-то из общих знакомых, – у тебя, блять, двое убиты и трое ранены, мудила, а ты слово «убиты» сказать боишься…По форме докладывай, мудила!

– Таким тоном со мной разговаривать нельзя, – сказали в трубке, после чего послышались гудки.

Степаныч обвел помещение мутным от ярости взглядом и с силой хлопнул ладонью по столу.

– Надо было гавриков посылать, – сказал дежурный, – в смысле – росгвардию.

– Они бы тоже обосрались, – буркнул Корочун.

– Так и твои дуболомы обосрались. А гавриков не жалко. Они радиоуправляемые, – офицеры дружно закивали.

Гавриков в войсках не любили. Создавая Росгвардию Вова поставил перед ней задачу – быть верными на случай мятежа, чем обрек спецслужбу на безделье – мятежи, даже в России случались редко.

Поскольку других задач не было, гаврики кормились тем, что работали охраной криминальных авторитетов на банкетах – даже до крышевания бизнеса никто их допускать не собирался. И все их «боевые потери» о которых так проникновенно вещала Катя Андреева, сводились к застреленных по барам и ресторанам охранникам.

Поэтому мысль списать неудачу на гавриков, сейчас, по трезвому размышлению казалось вполне здравой. Степаныч даже пожалел, что эта мысль не пришла к нему раньше. «Это всё потому, что я не привык к подковерным играм, – вздохнул он, – у меня была честная работа – служить родине. И я её честно выполнял».

Наступившую театральную паузу прервал дребезжащий телефонный звонок. Звонил старый, еще советских времен телефон, по которому в штаб должен был звонить верховный главнокомандующий. За всё время службы Степаныч ни разу не слышал, чтоб этот аппарат звонил.

Присутствующие на совещании офицеры испуганно переглянулись. Кто-то негромко сказал: «Пусть дежурный трубку берет – у него должность такая». Заметно побледневший подполковник беспомощно оглядел присутствующих и потянулся за трубкой. Но не успел. Трубку, со словами: «…а чего тянуть» взял сам Степаныч.

– Командующий 1ой Армии противовоздушной и противоракетной обороны, генерал-майор воздушно-космических сил России Валерий Творог у аппарата – по мере сил бодро представился Степаныч.

– Вас беспокоит администрация президента, – в трубке деликатно кашлянули. – Нам тут звонок поступил, из СШСА, просят соединить с вами.

– Простите, что? – Степаныч был настолько удивлен просьбой звонившего, что для начала предположил, что ему послышалось.

– Я просто не знаю, что делать, – сказал его собеседник жалобным голосом. – Я ни до кого из руководства дозвониться могу, а дед этот, говорит что крайне важно соединить его именно с вами. Что иначе России конец.

Степаныч горестно вздохнул. Следующие один за другим концы России стали его утомлять.

– …я смог дозвониться только до Захаровны, – продолжил тонким, мнущимся голоском собеседник. – Она сказала, что от того, что я соединю с вами хуже не будет.

Захаровну, а точнее Морену Владимировну Захарову Степаныч знал. Она работала в МИДе говорящей головой – озвучивая принятые решения. Обычно на эту должность приглашают пустоголовых дур обоих полов – Степаныч прекрасно помнил Джейн Псаки, чей уровень интеллекта позволял ей разве что не натыкаться на стены при ходьбе или её кремлевского коллегу – усатого лгуна, способного только зачитывать по бумажке текст.

Захаровна была исключением из правил. Будучи острой на язык и эрудированной, она не только озвучивала решения, но и участвовала в их разработке и реализации. Что в общем-то вполне объяснимо – МИД слабой страны просто обязан проявлять чудеса эквилибристики, разделяя и стравливая более сильных конкурентов.

Так что его возмущение странным звонком снизилось на порядок. Захаровна дурного не посоветует. К тому-же, добавил он, пора бы и выключить паранойю. Как не верти, а входящий звонок от кого угодно, выдать расположение командного центра или хоть как-то повредить ему не мог.

Ну, не загипнотизируют же его по телефону? Этого наука не допускает. Степаныч оглянулся, посмотрел на хрустальный гроб сракопаука и скрипя сердцем признал – возможны варианты. Но трубку не положил – разработанная еще в СССР система контроля запуска ядерного возмездия обладала таким запасом прочности, что могла переварить без потерь сошедшего с ума или перешедшего на сторону врага главнокомандующего.

Офицерик в трубке все это время продолжал вещать. Все его кинули, никто не знает что делать, а этот, из СШСА звонит и говорит такие вещи, о которых ему знать совершенно не положено. Было в офицерике что-то от испуганного щенка. Надо будет в рапорте охарактеризовать его как-нибудь положительно, подумал Степаныч. Поступить не по инструкции в сложной ситуации – это тоже подвиг. Пусть и крохотный.

– …сначала я просто трубку хотел положить. А он такой говорит: Ты сейчас сидишь в красном кресле, без ботинок и в руках у тебя кружка с кофе. А на кружке – медведь, – продолжал свою горестную повесть звонивший. – Я ему – а ты откуда знаешь? А он говорит – я в телескоп смотрю. Звучит как бред, правда?

– Нет, нет, не бред, – быстро ответил сделавший стойку при слове «телескоп» Степаныч. – Что он хочет?

– Чтоб я с вами соединил.

– Так соединяй скорей. И сам с линии уйди.

– Уж это – всенепременно, – ответил офицерик обиженным голосом и пропал. По изменившемуся фону, Степаныч понял, что его уже переключили на звонившего старика. Но самого старика не было, – канал был пуст.

Прождав минуту, Степаныч задумчиво постучал по трубке пальцем. Неужели звонившему надоело ждать?

– Здравствуйте, – послышался из трубки шамкающий старческий голос, – и спасибо что дождались меня! Мне нужно было сделать один звонок по другой линии – один из абонентов неожиданно появился в сети.

– Слушаю вас.

– С вами, молодой человек, говорит Леопольд Ааронович Гершгорин, – продолжил старик, – Можете сразу переключить телефон на громкую связь – я все равно всех вас прекрасно вижу и слышу.

– И вам не хворать, – буркнул Степаныч, переключая телефон в режим громкой связи.

Старик еще раз представился.

– Добрый вечер, Леопольд Ааронович, – первым пришел в себя Венедад, – я полагаю, ваш предмет телескоп?

– Ледяной телескоп, молодой человек. Он когда работает, холодным делается. И у нас в Нью-Йорке, утро.

На словах «молодой человек» Венедад выразительно посмотрел вверх, но промолчал.

– Ваш звонок санкционирован нашими американскими коллегами? – вмешался в разговор Корочун, – вы пользуетесь телескопом под их контролем?

– Конечно нет, – в голосе старика прорезалось раздражение, – я уехал подальше от одной кодлы озабоченных гебульников не для того, чтоб броситься в объятья их собратьев по маразму.

– А так не бывает, – сказал Корочун. Либо вашим, либо нашим. Либо вы сейчас берете ноги в руки, и рысью мчите в наше посольство, либо вас выследят и арестуют американские спецслужбы. Просто потому, что они отслеживают все звонки из США. И звонок в администрацию президента не пропустят, будьте уверены.