Грешник (СИ) - Булавин Иван. Страница 39

  - Сделай это, - сказал напоследок Курт и спрыгнул с лестницы.

  Я помахал собравшимся, особо выделив своих товарищей, а внизу кто-то отвязал канат. Чудо технической мысли девятнадцатого века начало плавно подниматься вверх. Скорость набора высоты была небольшой, что-то около полуметра в секунду.

  - Ветер попутный, - прокомментировал старик, - у нас примерно два часа, потом окажемся на месте и попытаемся им управлять.

  - А что в мешке? - спросил я.

  - Войлочные халаты, повязки на лицо и очки. Это должно спасти нас от жара и ядовитых газов.

  - А как отреагирует на жару сам шар? Не разойдётся ли по швам, не лопнет, не загорится ли водород?

  - Если это случится, то случится непосредственно над кратером, и мы просто упадём вниз. Вместе с камнем. Тогда наша миссия будет выполнена, пусть и ценой двух наших жизней.

  - Прекрасно.

  - Относись к этому философски, вы ведь любите подчёркивать, что уже мертвы. Так чего бояться? Тем более, что смерть в кратере будет мгновенной. Даже ничего не почувствуем, просто обратимся в пепел.

  - Спасибо, успокоил, - буркнул я и сел на мешок с одеждой.

  Два часа пролетели незаметно, я, кажется, даже задремал, догнала-таки бессонная ночь. Стало заметно теплее, а воздух щипал ноздри ядовитыми испарениями. До вулкана, который было плохо видно в облаках дыма, было ещё километра три.

  Балтазар сидел рядом и о чём-то сосредоточенно думал. Думал и я, как это просто, выхватить нож и загнать ему под кадык. Секундное дело. Старый ведь даже не почувствует ничего, камень у него в сумке на поясе, как я понял, его местные кулибины вмонтировали вместо наконечника в арбалетный болт. А потом развернуть эту махину и лететь обратно, постепенно снижаясь к болотам, там меня уже ждут, туда нужно отнести камень. Нужно только убрать последнее препятствие в виде беспомощного старика.

  Тут моя рука, уже потянувшаяся за ножом, изменила траекторию и от души влепила пощёчину своему хозяину. Вот это меня вштырило! Это кто же ко мне в голову забрался? Ошалелыми глазами я посмотрел на старика.

  - Справился? Отлично. Я, собственно, за этим и полетел с тобой, - Балтазар откинул край мантии, под которым держал направленный на меня револьвер. - Ты не сам вызвался лететь, то есть, я верю, что летать ты любишь, но именно сюда тебя позвала та часть тебя, что заключена в этом камне. Через неё тёмный мир воздействует на тебя. Но ты казался сильнее. Как знать, возможно, часть тебя умрёт вместе с камнем, но она может и освободиться.

  - Хватит! - я отмахнулся, - всё уже прошло, не грузи меня, старый!

  Настроение было отвратительным, кому такое понравится? Сам чуть было не стал как тот солдат, которого мы ловили. Но не стал. Уже хорошо.

  А вулкан приближался, из кратера валил белый дым, столб которого поднимался, как минимум, в ближний космос. Высота была... да чёрт её знает, какая. Я так не умею определять. В армии прыгал с парашютом, так там было двести метров. А здесь? Раз в десять больше, стало быть, два километра, и продолжаем подниматься. Нехорошо.

  - Открываем клапан, - сказал я, кашляя от дыма, - нужно спуститься пониже. Не надо на меня так подозрительно смотреть. Я - это я. Просто с такой высоты не попаду, даже из арбалета.

  Старик кивнул и дёрнул за шнур. Наверху едва слышно раздалось шипение, часть газа вышло наружу, шар стал тяжелее и начал медленно спускаться вниз. Летел он почти прямо на столб дыма, поэтому корректировать курс не пришлось. Дышать стало уже определённо нечем, а глаза от слёз ничего не видели. Мы надели халаты с капюшоном, на лицах завязали примитивные повязки-респираторы, а на глаза натянули очки-консервы. Стало немного легче. Вернулась возможность видеть, а вдыхаемый воздух уже не разъедал лёгкие, ткань повязок была пропитана какой-то химией, она, возможно, задерживает сернистый газ, так что умрём мы от отравления банальной углекислотой. Изолирующие противогазы ещё не придумали. Сознание начинало мутнеть, я чувствовал, что жар сейчас доведёт меня до обморока.

  - Арбалет! - прокричал в ухо старик.

  Точно. Пора. Мы спустились уже достаточно низко, пролетали не над кратером, а метров на сто правее, так, что возможность прицельного выстрела имелась.

  Я повернул руль, чтобы пройти ещё ближе к цели, после чего взялся за арбалет. Вообще, арбалеты подобной мощности должны иметь механизм взвода. Курт, к несчастью, никогда не искал лёгких путей, а потому мне пришлось поставить ногу в стремя, взять тетиву двумя руками и натягивать её, словно выполняя становую тягу. От усилия я нахватался ядовитых паров и чуть не грохнулся в обморок, наконец, тетива встала на стопор. Балтазар протянул мне стрелу, наконечником которой был синий камень. Положив стрелу на направляющие, я прицелился. Взгляд снова упал на камень, его грани выглядели совершенными, а внутри, под поверхностью, как мне показалось, находился новый мир, в который при желании можно было заглянуть...

  - Виктор! - старик тряс меня за плечо, я опять с трудом подавил желание ударить его ножом.

  - Я в порядке, в полном, - ответил я ему сквозь зубы, хотя он через маску вряд ли что-то услышал.

  Тут потоки воздуха потянули нас к кратеру, при этом мы продолжали снижаться, так и стрелять не понадобится. Проснувшийся инстинкт самосохранения прочистил мозги, я навёл арбалет куда надо и нажал спуск. То, что я попал, было видно сразу, стрела ушла точно в центр кратера. Тут же пришлось двумя руками вцепиться в борт, чтобы не прыгнуть следом, а старик уже поворачивал ручку на надувном механизме. Внутри кислотного аппарата снова забулькало, а мы влетели в столб дыма. Горло перехватило, не то, чтобы газ стал более удушливым, просто кислород в нём отсутствовал, как данность. В глазах темнело, да они и не нужны были, в таком дыму я даже своих рук не видел. Вдруг я почувствовал, что гондолу потянуло вверх, а дым стал понемногу рассеиваться. Но вместо облегчения я испытал нечто вроде сердечного приступа, в груди моей сжался комок боли, от которого я сам скорчился на полу гондолы. Казалось, что я умираю.

  Умереть, однако, не получилось. Наоборот, я, наконец-то, смог сделать вдох и не закашляться. Все мои ощущения теперь сводились к понятию "тоска смертная", так бывает, когда теряешь что-то дорогое, например, умирает близкий тебе человек. Всё остальное отступило на второй план. Стиснув зубы, я разглядывал сквозь мутное стекло очков небольшой кусок неба.