Рубедо (СИ) - Ершова Елена. Страница 2
— Все хорошо, — безжизненно сказал он. — Иди сюда, дорогая. У нас полчаса.
Губы Марцеллы раздвинулись, показав чисто-белые острые зубки. Недвусмысленно качнув бедрами, она медленно приблизилась к любовнику и опустилась перед ним на колени.
— Что пожелает Спаситель теперь? — мурлыкнула она, мягко оглаживая его бедра.
Генрих желал бы дотронуться до ее кожи — податливой, мягкой, прозрачно-белой, как крылья мотыльков. Но касаться ни в коем случае нельзя. Не ему. Никого. Никогда.
«Нельзя, нельзя», — пульсировал в голове далекий отголосок учителя Гюнтера, который стегал розгой каждый раз, когда Генрих пытался стянуть перчатки.
Боже, пожалуйста, еще пару бокалов!
Он выдохнул дым через ноздри — две серые длинные струйки, — процедил:
— Как обычно, Марци.
И завел руки за голову.
Особняк барона фон Штейгер, Лангерштрассе.
Ночь стыдливо прячет добродетели, но бесстыдно обнажает пороки.
Так любил говаривать старый барон, а уж он знал в этом толк: мезальянс вызвал осуждение в обществе, но оказался выгодным для обеих сторон. Новоиспеченная фрау фон Штейгер, в девичестве Зорева, получила полную оплату долгов ее покойного отца, а барон — невинную красавицу в свою постель.
Там и умер, земля ему пухом.
Теперь снисходительно взирал с закопченного портрета: обвисшие брыли густо засажены бакенбардами, на груди серебрятся два креста — заслуги перед кайзером и Авьеном.
У Марго чесались руки самолично содрать со стены проклятый портрет и вышвырнуть его на свалку, но бывший хозяин особняка умиротворяюще влиял на ее клиентов: одного поля ягоды.
— Значит, герр Шустер, нужны доказательства, — негромко повторила Марго, раскрывая папку. — Что ж, я предоставлю их немедленно.
Порхнули потревоженные сквозняком бумаги, Марго поймала одну и поднесла к оранжевому огоньку масляной лампы.
— Любовное послание вашей жены некоему господину Кольману.
— Позвольте посмотреть, — клиент подался вперед, подслеповато щурясь на лампу.
— Нет-нет, только из моих рук, — листок в ее пальцах затрепетал, оранжево подсвеченный изнутри.
— «…воз-люб-ленный мой, отра-да моих дней, мой свет в но-чи, — шевелил губами герр Шустер, по складам разбирая прыгающие каракули. — Ког-да я увижу Вас? Я вспо-минаю на-шу ночь и Ваши приз-нания…» — возмущенно вскинул голову. — Черт знает, что такое!
— Прочли? А это — ответное письмо вашей супруге.
Оранжевый свет радостно лизнул новый листок, порхнувший под нос герру Шустеру.
— «Я тружусь ночами, чтобы приехать и побыть с Вами жалкие две недели, — чеканно, почти наизусть зачитала Марго. — По дороге увижу Каранские горы, покрытые снегом, и буду думать о снежной белизне рук моей любимой…»
— Довольно, — прохрипел герр Шустер. Отвалившись на спинку кресла, он вытащил огромный платок и принялся оттирать покатый взмокший лоб. — Что за духота! Уф… Прикажите открыть окно!
— Оно открыто, герр Шустер, — вежливо ответила Марго, убирая записки в папку и любовно оглаживая их ладонями. Бумаги шуршали, за спиной покачивались жаккардовые шторы, сердце пело.
— И все же, я не в силах поверить…
Этап отрицания никогда не длился долго, и Марго в целях экономии времени решила сократить его до минимума.
— Вы верите, герр Шустер, — с нажимом сказала она. — Иначе не обратились бы ко мне. Вы подозревали свою супругу, и только нуждались в доказательствах. Я оказала услугу и предоставила их. К чему сомнения?
— Это не ее письма!
— Вы знаете, что ее. Почерк, манера, даже орфографические ошибки. Ваша супруга не очень-то владеет грамотой, не так ли?
— Она окончила пансион, — тяжело дыша, ответил герр Шустер. Его щеки и лоб обсыпали красные пятна, глаза беспокойно сновали по комнате, ненадолго задерживаясь то на папке с серебряным тиснением, то на масляной лампе — единственном источнике освещения в гостиной, то на портрете барона фон Штейгера. Уголок рта покойного кривился в параличе, из-за этого казалось, что фон Штейгер насмехается над незадачливым супругом.
«Бабу, как хорошую кобылу, надо содержать в строгости, — будто говорил он. — Одной рукой трепать по загривку, другой стегать кнутом».
Марго зябко передернула плечами и продолжила:
— К тому же, письма надушены «Розовой мечтой». Чувствуете аромат? Вы должны его помнить: такими же духами пользуется фрау Шустер.
— Ими пользуется половина женщин Авьена, — зло ответил герр Шустер и сжал толстые пальцы в кулаки. — Как вы вообще достали эти письма?
— У меня хорошие осведомители, — отрезала Марго и хлопнула ладонью по папке. — Вас гложут сомнения? Зря! Сегодня же в четверть первого герр Кольман назначил фрау Шустер свидание. Записывайте адрес: на углу Гролгассе и Леберштрассе, под большими часами. Сходите и убедитесь сами.
Темные глазки клиента на миг блеснули злобой, но быстро погасли, и, схватившись за грудь, он простонал:
— Вы меня убиваете… Воды! Скорее воды! У меня сердечный удар…
— Графин рядом с вами, — любезно подсказала Марго, указывая на журнальный столик. — Налейте сами, и не пытайтесь давить на жалость. Я жду чек.
— А как же аванс?
Руки герра Шустера дрожали, и графин дробно постукивал о край стакана.
— По контракту вы обязались выплатить сумму полностью.
— Четыре сотни гульденов? Бессердечная женщина!
— Профессионал, — поправила Марго. — Но если все еще сомневаетесь, могу предоставить информацию иного рода. Она касается вас.
— Меня!
Герр Шустер дернулся, и вода плеснула на потемневшую лакировку.
— Плюс десять гульденов за порчу имущества, — машинально отметила Марго.
— Вы не только бессердечная, но и алчная!
— Столик достался в наследство как память о муже, — Марго промокнула платком сухие глаза и спрятала в кружево улыбку. — Антикварная вещица, столь дорогая сердцу. А за оскорбление накину еще пять.
Графин со стуком опустился на «антикварный» столик.
— Пожалейте несчастного мануфактурщика! — прохрипел герр Шустер. — Видит Бог, я разорен!
Он молитвенно сложил руки перед мозаичной иконой, с которой взирал Спаситель. Зрачки Спасителя полыхали ржавым янтарем.
— Разорение не помешало вам оплатить счет в некоем заведении на Шмерценгассе, — возразила Марго, ловко выуживая из папки очередную бумажку. Сквозняк лизнул рваный край, словно подчеркнул внушительную сумму прописью в самом конце строки. — Двести гульденов за вечер! Шампанское, лобстеры и почасовая оплата номера… сколько вы там провели?
— Марго сверилась со счетом. — Ровно два часа. Недурно!
— Дайте сюда!
С несвойственным толстякам резвостью герр Шустер бросился через стол. Марго откачнулась, высоко вскинула руку с листком, в другой блеснуло лезвие стилета.
— Спокойно, — сказала она, и сама внешне осталась спокойной, хотя внутри дрожала от напряжения. — Бросаться на слабую женщину? Вы не очень-то вежливы.
— Вы не слабая женщина! — задыхаясь, просипел герр Шустер. — Вы шантажистка!
— А вы — развратник.
— Сегодня же… в полицию! — бормотал мануфактурщик, весь дрожа и обливаясь потом. Острие стилета поблескивало в опасной близости от его подбородка.
— Как вовремя, — холодно улыбнулась Марго. — Передавайте поклон шеф-инспектору Веберу, он давно собирается прикрыть этот притон, а ваши показания будут очень кстати. И сядьте, наконец!
Герр Шустер шлепнулся обратно в кресло. Его живот колыхался, пальцы плясали, перебирая цепочку часов.
— Я войду в положение, — процедила Марго, снисходительно посматривая на клиента и покручивая в пальцах стилет с гравировкой «Nil inultum remanebit» — Ничто не остается безнаказанным. — И не предам огласке ни ваши похождения, ни ваши махинации с сырьем, на коих вы неплохо обогатились. — Заметив, как мануфактурщика бросило в краску, Марго предупреждающе подняла ладонь. — Не нужно отрицать и спрашивать, откуда мне это известно. Помните: вы обратились к профессионалу. Мои осведомители следили не только за вашей женой, но и за вами, герр Шустер. И теперь в моих руках полный и очень подробный компромат. Разве проделанная работа не стоит оплаты?