Рубедо (СИ) - Ершова Елена. Страница 94

Уэнрайт коснулся ее руки.

— Вы боитесь, я понимаю, — мягко заговорил он. — Но мне нужно провести операцию, а ваш брат может не перенести болевой шок. Я обещаю, миссис. Это не будет так, как у Харри…

— Клянетесь?

— Да.

Марго вздохнула и опустила руки.

После укола Родион затих, и время совсем остановилось. Марго точно видела себя со стороны — растрепанную и заплаканную женщину в окровавленном платье, подающую, точно сомнамбула, то пинцет, то скальпель, то салфетки. Запахи лекарств и крови смешались в один резкий коктейль, от которого кружилась голова и сдавливало горло. Марго подумала: любая женщина на ее месте упала бы в обморок. Подумала: не каждая бы пережила пожар. И про себя молилась, чтоб все поскорее закончилось, и чтобы Господь пощадил ее маленького брата. Тогда она сделает, что угодно: пожертвует на благотворительность отложенные средства, сожжет всю картотеку клиентов, больше никогда-никогда не будет грешить и, может, посвятит себя служению Богу в одном из женских монастырей.

— Я действительно сделаю это! — воскликнула она вслух.

— Мы сделали это, — сказал и Уэнрайт, по-своему поняв ее слова, и затянул последний узел на бинтах. Два темных цилиндрика звякнула о дно миски.

— Надо понаблюдать за ним, — устало продолжил доктор, подставляя руки под носик кувшина, из которого тонкой струйкой потекла вода. — Но прежде отдохнуть самим. Я не спал уже сутки.

— Поспите, доктор, — согласилась Марго, рассеянно складывая в миску окровавленные инструменты и то и дело прислушиваясь к дыханию брата. — Я постелю вам в комнате для гостей, если хотите.

— А вы?

— Останусь тут.

— К чему такие жертвы? — сочувственно глядя на Марго, спросил Уэнрайт. — Сейчас вы ничем не поможете брату, но лишь загубите себя! — Уэнрайт в раздражении всплеснул руками, слегка обрызгав Марго, но сейчас же извинился, склонив недавно остриженную голову. — Простите, миссис. Но вы должны понимать, что своим упрямством только сделаете хуже. Как бы я не хотел это говорить, но все — в руках Божьих. У вашего брата молодой организм, но даже его ресурсы не бесконечны.

— Но красная пыль…

— И она не панацея. По крайней мере, не в том количестве, которым вы располагали, ведь речь идет не о заживлении старых рубцов, а о жизни и смерти.

— Вот как, — прошептала Марго, комкая в холодных пальцах салфетку. — А если я скажу, что можно сделать еще?

Украдкой взглянула на Уэнрайта: тот озадаченно хмурился, пощипывая мокрой рукою ус.

— К сожалению, миссис, — начал он, подбирая слова, — моим опытам пришел конец. Вы помните, все препараты из лаборатории конфисковали, и кроме того, сегодня ночью полицию нагрянула в госпиталь и изъяла ртуть, серу, свинец, мышьяк и многие опытные образцы. Даже если бы я хотел, я бы не смог…

— Сможете, — сказала Марго. — Я предоставлю все необходимое. Идемте.

Лаборатория фон Штейгер, особняк на Леберштрассе.

Подземелье очнулось от спячки, разинуло огненный зев печи-атонара и задышало, зажило новой жизнью. Доктор Уэнрайт, облаченный в белый халат и темные очки, почти полностью скрывающие лицо, сновал между штативами и полками, всегда что-то смешивая, что-то поджигая, сверяясь с записями в тетрадях и книгах, бормоча под нос диковинные слова, кажущиеся Марго заклинаниями.

Сама баронесса делила время на дни, проведенное в лаборатории и ночи, проведенное у постели Родиона. Сперва его хотели перенести в подземелье, но у юноши случился жар, и его не стали тревожить, приставив в качестве постоянной сиделки Фриду.

— Если нагрянет полиция, — волнуясь, наставляла Марго, — живо предупреди меня и тяни время, как только возможно.

— Все поняла, фрау, — отвечала насмерть перепуганная Фрида. — Ах, бедный молодой господин! Да хоть бы его Боженька поберег! Я за его здоровье каждый день свечку в соборе ставлю!

И, всхлипывая, крестила перед собой воздух.

Марго же верила в более вещное чудо: мумифицированную руку Святого Генриха Второго давно превратили в порошок, а порошок смешивали с растворителем, прогоняли через перегонные кубы, часть высушивали на раскаленном противне, а часть помещали в атонар.

Сжавшись в углу и почти не дыша, Марго следила, как за заслонкой пляшут огненные черти. Вот-вот атонар раскалится до немыслимых температур, и плоть свернется, останется на дне бурой коростой, а вверх взовьются золотые искры. Уэнрайт соберет их в колбу и смешает с винным спиртом. Кто вкусит эликсир — обретет бессмертие.

— Я так боюсь, что эликсир окажется бесполезен, как не принес пользы тому несчастному старику, — говорила Марго. — Отец писал, что в опытах с мертвой материей потерпел неудачу, но все же сумел получить красную пыль. И я не знаю, надеяться мне на чудо или лучше смириться с судьбой.

— Процесс инсинерации, он же сжигание… позволяет дозреть тем элементам, которые спят… в крови и ткани Спасителя, — послышался заглушенный кашлем голос Уэнтайра. Приподняв очки на лоб, он вытер слезящиеся глаза. — Если все сделать правильно… возможно… эти мощи окажут благотворное влияние на вашего брата. Другой вопрос… готовы ли вы рискнуть?

— Ах, мой милый доктор! — воскликнула Марго, вскакивая и принимаясь кружить по комнате. — Сейчас я готова на все на свете. Я даю Родиону лекарства, я делаю ему впрыскивания и меняю бинты, но все бесполезно! Бесполезно!

Вскинув руки к голове, сжала виски.

Ее бедный мальчик, ее Родион метался по кровати, обливаясь горячим потом и что-то бормоча под нос. Иногда он вскрикивал, и Марго различала слова:

— Нет, Рольф! Только не бомба! Там будут невинные люди!

А после его лицо искажалось гримасой боли, из глаз выкатывались слезы и он шептал:

— Прости меня, мама… папа! Воды!

Его натянутая, точно на барабан, кожа горела и казалась истончившейся, хрупкой.

Прибегала Фрида с мокрым полотенцем, оттирала его лицо, меняла перевязку, и Марго не могла сдержать ужаса при виде черных пятен вокруг гноящихся ран, распространившихся дальше, на ребра и спину. Трогать их нельзя — от каждого прикосновения Родион корчился от боли, звал родителей, сестру, бредил и затихал лишь после впрыскиваний лекарства.

— Почему нельзя скорее, доктор? — плакала она, снова спускаясь в подземелье — в царство огня и теней, от вони гниющей человеческой плоти — в душный химический смрад, пропитавший стены и платья.

— Алхимия не терпит суеты, — отвечал Уэнрайт, но по его дерганым движениям, по срывающемуся голосу Марго понимала: он тоже боится не успеть.

— Это несправедливо, — говорила она, глядя в пустоту перед собой. — Почему одним Господь дает долгую жизнь, а у других — отбирает? Мой муж до последнего оставался в здравии. А на рождественском балу Генрих познакомил меня со стариком, который выглядел куда моложе своих лет и, я уверена, знался с бароном. Может, и с его преосвященством. Я видела одинаковые перстни на их руках. Перстни с рубином.

— Рубедо, — отвечал Уэнрайт, будто одно это слово содержало ответ на все вопросы. Будто только они владели тайнами смерти и жизни, став волей и голосом Бога на земле. Словно лишь им ведомы тайны, над которыми бился, но никак не мог постичь ютландец.

К вечеру третьего дня Фрида доложила, что видела полицейский патруль возле особняка.

— Стояли долго, фрау, делали вид, что остановились покурить, но все же поглядывали на наши окна.

— Теперь ушли? — встревоженно спрашивала Марго.

— Ушли, слава Спасителю. Но только боюсь, вернутся…

Марго сдержанно кивала. Поднималась в спальню. Целовала Родиона в пылающий лоб. Старалась не смотреть на жуткие черные пятна. Проветривала окно, напрасно пытаясь избавиться от душного запаха разложения. Плакала долго и безутешно. Крестилась перед образом Спасителя, хотя и знала — ничем не помочь, не спасти.

В тот же вечер Уэнрайт, измотанный, несвежий и кашляющий так, что ходуном ходила его опавшая грудь, сообщил: