Брокер - Гришем (Гришэм) Джон. Страница 6

Он произнесет несколько речей, может быть, напишет книгу и несколько лет постарается держаться на виду в надежде, что кто-нибудь о нем вспомнит. Но Криц знал, как быстро забываются в Вашингтоне люди, некогда стоявшие у власти.

Президент Морган и директор Мейнард согласились в течение двадцати четырех часов придерживать информацию о помиловании Бэкмана, даже после инаугурации. Моргану было все равно, он уже улетел на Барбадос. Но Криц не чувствовал себя связанным каким-либо соглашением, особенно с таким типом, как Тедди Мейнард. После затянувшегося обеда, обильно сдобренного вином, он около двух часов ночи позвонил вашингтонскому корреспонденту Си-би-эс и рассказал о помиловании Бэкмана. Как он и предполагал, Си-би-эс обнародовала информацию в утреннем выпуске новостей и сплетен, и еще до восьми часов эта весть разнеслась по Вашингтону.

Джоэл Бэкман получил полное помилование без всяких условий в последний час пребывания президента в должности!

Никаких деталей не сообщалось. В последний раз Бэкман упоминался в прессе, когда его отправили в исправительное заведение максимальной степени безопасности в штате Оклахома.

В Вашингтоне, городе, где у всех нервы и так на взводе, день начался с сообщения о помиловании, которое на равных конкурировало с первым днем пребывания в Белом доме нового президента.

Разорившаяся адвокатская контора Пратта и Боллинга теперь располагалась на Массачусетс-авеню, в четырех кварталах к северу от Дюпон-серкл; место неплохое, но не идущее ни в какое сравнение с роскошным помещением на Нью-Йорк-авеню. Несколькими годами ранее, когда контору возглавлял Бэкман – она именовалась тогда «Бэкман, Пратт и Боллинг», – он настоял на том, чтобы, оплачивая самую дорогую в городе аренду, он мог стоять у окна во всю стену своего кабинета на восьмом этаже и смотреть сверху вниз на Белый дом.

Теперь Белый дом не просматривался; вокруг не было никаких зданий, воплощающих власть, – только трехэтажные, а отнюдь не восьмиэтажные дома. И сама контора резко уменьшилась в размерах, из двухсот высокооплачиваемых адвокатов осталось всего двадцать, которым приходилось теперь отчаянно бороться за свои места. Первое банкротство, условно именуемое в конторе «Бэкман-I», заставило фирму сжаться раз в десять, но чудесным образом уберегло партнеров от тюрьмы. «Бэкман-II» явилось результатом ожесточенной внутренней борьбы и сутяжничества среди уцелевших. Конкуренты фирмы любили повторять, что Пратт и Боллинг уделяют больше времени внутренним тяжбам, чем отстаиванию интересов клиентов.

Но в эти ранние утренние часы конкуренты вели себя тихо. Джоэл Бэкман вышел на свободу. Брокер отпущен на все четыре стороны. Вернется ли он? И вообще вернется ли в Вашингтон? Насколько все это соответствует действительности? Весьма сомнительно.

Ким Боллинг в данный момент изолирован в антиалкогольной клинике, оттуда его на много лет отправят прямиком в частную психиатрическую больницу. Невыносимое напряжение последних шести лет довело его до роковой черты, откуда нет возврата. Поэтому новую катастрофу, которая грозила фирме в связи с возвращением Бэкмана, предстояло предотвратить Карлу Пратту.

Именно Карл Пратт произнес роковое «согласен» двадцать два года назад, когда Бэкман предложил слить две их маленькие фирмы. Именно Пратт на протяжении шестнадцати лет всеми силами набивал себе карманы за спиной Бэкмана, по мере того, как фирма расширялась, гонорары текли рекой, а все этические нормы затушевывались. Именно Пратт каждую неделю схлестывался со своим партнером, но с течением времени начал получать все большее удовольствие от плодов, которые приносил их общий успех.

И именно Карл Пратт очень близко подошел к тому, чтобы стать жертвой судебного преследования со стороны федерального правительства как раз накануне того, как Бэкман героически взял все на себя. Признание Бэкманом вины и сделка, согласно которой от преследования избавлялись другие их партнеры, стоило фирме штрафа в размере десяти миллионов долларов, что и привело к первому банкротству – «Бэкман-I».

Но банкротство лучше тюрьмы, чуть ли не каждодневно напоминал себе Пратт. В это утро он слонялся по своему просторному кабинету, бормоча что-то и стараясь уговорить себя, что эта новость – вранье. Он остановился у маленького окна, уставился на соседнее здание из серого кирпича и в который уже раз задал себе вопрос: как такое могло случиться? Как сумел разорившийся, лишенный права заниматься адвокатской практикой, опозоренный адвокат-лоббист убедить уходящего президента помиловать его в последнюю минуту?

Когда Джоэла Бэкмана отправили в тюрьму, он был, наверное, самым знаменитым преступником из белых воротничков во всей Америке. Все жаждали увидеть, как он будет болтаться на виселице.

Но, должен был признаться себе Пратт, если кто-нибудь в мире и был способен на такое чудо, как помилование, то это, конечно, Джоэл Бэкман.

Пратт несколько минут просидел за телефоном, связываясь с обширной сетью вашингтонских сплетников и всезнаек. Старый друг, тоже чудом удержавшийся в одном из министерств при четырех президентах – по два от каждой из двух партий, – наконец подтвердил, что это правда.

– Где он? – быстро спросил Пратт, словно Бэкман мог в любую минуту воскреснуть и появиться в Вашингтоне.

– Этого никто не знает, – последовал ответ.

Пратт запер дверь на ключ, даже не пытаясь бороться с искушением открыть представительскую бутылку водки. Ему было сорок девять, когда его партнера упрятали в тюрьму на двадцать лет без права досрочного освобождения, и он нередко размышлял о том, что станет делать в шестьдесят девять, когда Бэкман выйдет на свободу.

В эту минуту ему казалось, что его обжулили на четырнадцать лет.

В зал суда набилось столько народу, что судья отложил слушание на два часа, пока не удалось кое-как разрешить проблему сидячих мест, которые достались далеко не каждому. Каждое сколько-нибудь значительное средство информации требовало места, пусть и стоячего. Крупные чиновники министерства юстиции, ФБР, Пентагона, ЦРУ, Агентства национальной безопасности, Белого дома и Капитолийского холма настаивали на предоставлении им места, доказывая, что их высшие интересы будут соблюдены только в том случае, если они будут свидетелями линчевания Джоэла Бэкмана. Когда подсудимый в конце концов появился в зале суда, публика сразу же словно онемела, и слышался только звук стенотипа судебного репортера.

Бэкмана подвели к столу защиты, и его кольцом окружила плотная стена адвокатов, словно с галереи в любую минуту могли раздаться выстрелы. Вообще говоря, это не было бы слишком уж удивительно, хотя меры безопасности могли соперничать с теми, что принимаются для охраны президента. В первом ряду прямо перед столом защиты сидели Карл Пратт и еще дюжина партнеров или, точнее, без пяти минут бывших партнеров Бэкмана. Их обыскали особо тщательно – и неспроста. Они пылали гневом к этому человеку, но все же были на его стороне. Ведь если бы признание им вины сорвалось из-за какой-нибудь неувязки в последнюю секунду, они сами стали бы очередной добычей правосудия и очень быстро начались бы весьма неприятные для них судебные процессы.

По крайней мере, они сидели в первом ряду вместе с публикой, а не за столом защиты, куда обычно сажают мошенников. И пока были живы. Восемью днями ранее Джейси Хаббард, один из самых высокооплачиваемых партнеров, был найден мертвым на Арлингтонском национальном кладбище – он якобы покончил с собой, во что мало кто поверил. Хаббард в течение двадцати четырех лет был сенатором от Техаса и отказался от места в сенате с единственной, хотя и не объявленной целью предложить свои услуги и немалые связи тому, кто заплатит наивысшую цену. Разумеется, Джоэл Бэкман не мог позволить такой крупной рыбе улизнуть из его сетей, поэтому он и остальные партнеры наняли Хаббарда за миллион долларов в год; еще бы – старина Джейси чуть ли не ногой открывал дверь Овального кабинета.