Как заключенные в раю (СИ) - Немиро Людмила Ивановна. Страница 13

И снова в меня полетела одежда. Та, которую я никогда бы не надела, но мне пришлось себя убедить, что Йоакиму понравится, и я должна пойти в этом ради него. Вот уж не знаю, чем я думала, но явно не мозгами.

Я натянула шорты поверх колготок, что придало образу немного… О нет, не могла же я сказать об эротичности, хотя именно так это и выглядело. А вот короткий топ, тоже черного цвета, смутил меня до покрасневших щек. Но, честно, смотрелось все довольно неплохо. Переминаясь с ноги на ногу и глядя на себя в зеркало, пока Кати что-то примеряла, я все не могла успокоиться. Меня смущала предстоящая встреча с парнем…

Дело шло к вечеру, а мой привычный вид неумолимо менялся из скромного на дерзкий и модный. Завитые, пышно начесанные волосы я уговорила Кати не закреплять, как она хотела поначалу, поэтому с прической разобралась сама, но вот с макияжем доверилась подруге, сразу же предупредив ее, что терпеть не могу слои теней на веках. Катаржина поворчала на меня немного и все же не стала превращать мое лицо в физиономии девушек с обложек глянцевых журналов.

Результат меня устроил. Вполне хватало того, что я иду на танцы полуголая в одном топе и шортах, которые выставляют напоказ мои ноги и полоску живота. Но Кати протянула цветастый бомбер и заверила, что это немного скроет мою грудь, потому что декольте топа было до жути откровенным, и даже мой небольшой размерчик стал казаться крайне соблазнительным.

С моим нарядом было покончено.

Зато вот подруга успела переодеться пять раз, пока не остановила свой выбор на драной джинсовой юбке, черной растянутой майке и белых кроссовках. Мне ее внешний вид казался скромнее, но это, вероятно, из-за того, что я сильно преувеличивала, не привыкнув видеть себя такой.

В итоге, нацепив на свои запястья множество браслетов, Катаржина буквально выволокла меня из комнаты. Я взмолилась небесам, чтобы мама не увидела нас, но, конечно, она ждала внизу. Оглядев меня с ног до головы — краснеющую и смущенно потупившую взор — мама кивнула, но все равно недовольно пробормотала:

— Немного необычно. Однако неплохо.

Фух! Ладно, кажется, пронесло.

После этого мне стало чуточку легче, и я вместе с Катаржиной покинула дом в более приподнятом настроении. Однако волнение лишь нарастало в груди, и несколько раз по пути до школы, которая, кстати, была от моего дома на расстоянии примерно двух улиц, я порывалась вернуться. Катаржина терпеливо удерживала меня под руку, ведя вперед, а я еле передвигала ногами, чувствуя себя идиоткой на каблуках, которые отродясь не ношу.

Но свежий воздух чуточку остудил мои пылающие щеки, так что вскоре я смогла прийти в нормальное состояние.

— Слава богу, — хохотнула подруга, покосившись на меня, когда мы свернули к школе, а там уже было множество народу, будто мы пришли на самый настоящий рок-концерт.

Я с облегчением отметила у большинства людей немыслимые прически, повязки на головах, «косухи» и прочую атрибутику панков.

Мне было знакомо творчество некоторых рок-коллективов, хотя я этим и не увлекалась. Но папа частенько рассказывал мне что-то о «Led Zeppelin» или «Sex Pistols». Хотя последние ему были не по душе. Нашумевшие панки вызывали у папы негодование, но я подозревала, что его бесконечные разговоры о Сиде Вишесе, ни что иное как скрытое восхищение бесшабашностью этого парня. Хотя то, как он чудил и в итоге умер от передозировки наркотиками, все же вызывало злость и у меня. Зачем люди губят себя этой ерундой? Неужели нельзя обойтись без допинга? Должен быть какой-то внутренний резерв для поддержания огня, если ты рок-музыкант, который обязан пылать, отдавая и получая в ответ мощные потоки энергии. Это было моим мнением, и мы постоянно дискуссировали с отцом на подобные темы. Нам это очень нравилось, но в самую суть я не вникала, все же музыка не была моим коньком.

Катаржина вынудила меня выйти из задумчивого состояния, подтолкнув к входу в здание, и мы едва протиснулись сквозь толпу поближе к сцене. Я так волновалась, что не переставала озираться по сторонам, кусая губы, но всеобщее веселье постепенно начало заряжать и меня неумной энергией. Так что я стала пританцовывать под включенные песни. Это было что-то идущее вразрез с направлением, в котором играли «Force», но мы все равно танцевали, переглядываясь с Катаржиной, хохоча и обнимаясь. Мне стало так весело и хорошо, что я не удержалась, повисла на шее подруги и припала губами к ее щеке, оставляя на нежно-смуглой коже след от помады. Кати рассмеялась еще громче, руками взлохматив мою шевелюру и вдруг, взглянув на сцену, вскинула руки и проорала во все горло:

— Джон Левен, я люблю тебя!

Я моргнула, переводя взгляд туда, куда устремила свое внимание Катаржина, и мое дыхание перехватило, а сердце ухнуло вниз. Эти парни, они так гармонично, так правильно смотрелись на сцене…

Мне стало не по себе от мысли, что я целовалась с солистом этого коллектива. Я таращилась на Йоакима во все глаза, обливаясь холодным потом и с тяжестью в груди принимая тот факт, что влюблена в него бесповоротно. Зная свою тягу к постоянству, я выбрала для себя самого непостоянного парня, ведь все было написано в его светящихся глазах. То, с каким выражением лица он принимал восторженный гул зрителей, яснее ясного говорило о его желании быть признанным.

Йоаким скользил взглядом по толпе, отреагировав на голос моей подруги, а я поспешила отвернуться. Но Кати, которая тоже наблюдала за всем этим, легонько толкнула меня локтем, говоря:

— Он смотрит на тебя. Миа, повернись, пока горит свет. Пусть он видит, какая ты у меня.

Сердце билось тягуче, я краснела, чувствуя как холодеют кончики пальцев, но все же решилась и посмотрела. Ларссон улыбнулся, но немного надменно, будто сказал: «Видишь, Миа, кого ты упускаешь?». Я видела, но ведь мне никто и не давал шанса. Тот поцелуй не в счет. Так нельзя. Это мои правила — я не буду встречаться с тем, кто уже занят другой девушкой. Это унизительно.

Прежде чем парни начали концерт, Йоаким сообщил в микрофон, что на следующей неделе они будут выступать в Стокгольме на конкурсе молодых рок-талантов, поэтому от поддержки не отказались бы. Все загудели, принялись аплодировать и, наконец, начался концерт…

Сказать, что я была ошеломлена — ничего не сказать. Я действительно была ошеломлена до невозможного. Мне казалось, что Йоаким потрясающий в своем роде и в нем ощущалась индивидуальность. То, как он двигался, как танцевал, пел — это внушало уверенность в его успехе. Их должны были заметить, несомненно. Если не из-за самой музыки, то как минимум за харизматичность и напористость. Ларссон заводил публику, причем его хорошо продуманный образ очень впечатлял: черная майка-борцовка и смущающие своей откровенностью джинсы, которые туго обтягивали бедра парня.

Благодаря тому, что нас вытолкали под самую сцену, мы с Катаржиной могли в деталях рассматривать ребят, любоваться их азартом и будоражащей энергичностью, а также умелой игрой. Изрядно вспотев, накричавшись, скандируя название группы, мы под конец выступления парней так сильно захотели пить, что обе ринулись к выходу, протискиваясь сквозь толпу потных подростков. А в школьном холле, где дежурило несколько учителей вместе с нашим завучем и парочкой крупных парней, видимо, поставленных сюда вместо охраны, какая-то девчонка с розовыми волосами сообщила нам, что после концерта начнется настоящая дискотека с популярной музыкой. Раньше здесь не было ничего подобного, но на этот раз творилось что-то невообразимое и особенное.

Пройдя со сторожем, который прекрасно меня знал, в столовую, мы с подругой в темноте отыскали чайник с остывшей кипяченной водой, вдоволь напились и вернулись в зал, а там было…

— С днем рожденья! С днем рожденья! С днем рожденья! — скандировали зрители мило улыбавшемуся со сцены Йоакиму, а его друзья смеялись и аплодировали, Ян отбивал такт на барабанах.

— Ну, дуреха, и где твой подарок? — прокричала Кати, потому что говорить нормально было невозможно.