Как заключенные в раю (СИ) - Немиро Людмила Ивановна. Страница 15

— Миа, — проговорил парень, когда молчание затянулось, и его голос прозвучал немного хрипло, поэтому я вскинула на него глаза, немного отодвинувшись. — Ты очень красивая. — Я, замерев, смотрела на него. — Правда. Я даже немного нервничаю, — так искренне и растерянно выдал Йоаким, хохотнув, и я едва не начала уверять его, что мне тоже волнительно находиться рядом с ним. — Ты… — Ларссон кашлянул, прочищая горло, — тебе понравился концерт?

— О! Еще бы! — я с готовностью подхватила тему. — Вы потрясающие, серьезно. Я думаю, вы точно прославитесь.

— Правда?

— Конечно, — ответила я честно и принялась рассказывать, как мы были ошеломлены его коллективом и невероятной музыкой, когда внезапно раздалось громкое:

— Можно тебя поцеловать?

Я обмерла, резко посмотрев на Ларссона. Он сидел слишком близко. Настолько, что мы прижимались друг к другу. Взгляд Йоакима скользнул вниз, мимолетом окидывая мою грудь, и снова он посмотрела мне в глаза, а после на губы… Подался ближе… легкий запах пива…

Я тихонько выдохнула, позволив ему припасть к моим губам, а он уверенно запустил руку в мои волосы, притягивая к себе еще ближе, и на этот раз в моей голове был сплошной туман и сумятица. Нервная дрожь по всему телу…

Йоаким старался не пугать меня. Теперь я точно ощущала его нервозность. Он дышал все тяжелее и крепко обхватывал меня руками, словно не собирался выпускать, и я никак не могла сосредоточиться на происходящем, чтобы оценить ситуацию более трезво. Вместо этого мои руки сами собой уперлись в бедра парня, и я попыталась хоть как-то отгородиться. Но Ларссон словно впал в беспамятство, целуя меня все настойчивее и горячее. Я едва не заплакала от охватившей мое тело лихорадки. Откровенно дрожа и цепляясь за низ куртки Ларссона, я задыхалась, потому что он не давал мне даже глотка воздуха.

— Нет… — выдавила я, когда ладони парня обхватили мою грудь, немного сжимая ее. — Нет, Йоаким, перестань.

— Что? — вопрос прозвучал хрипло и как-то отрешенно, а губы Ларссона все еще блуждали по моей шее.

— Хватит! — выкрикнула я, оттолкнув его и вскочив.

Судорожно глотая ком, подкативший к горлу, я смотрела на ошеломленного и невероятно разозленного Ларссона, который таращился на меня во все глаза, стиснув челюсти.

— Ты перебрал с… — я запнулась, но смогла договорить, — с алкоголем. Я хочу уехать.

Йоаким встал, скидывая плед, и проговорил на повышенном тоне:

— Ты ненормальная, что ли? — Я растерянно моргнула. — Зачем тогда поехала со мной?

— Что… э… Йоаким, я ведь не знала… не думала… — Господи, как жалко звучали эти сбивчивые слова.

— Не думала? — продолжал злиться парень. — А вот надо было подумать, прежде чем наряжаться для меня и тащиться на мой концерт. Может я нашел бы кого-то сговорчивее!

На мою голову словно опрокинули ушат холодной воды. Стало физически больно от слов Йоакима, и я продолжала смотреть на него, часто моргая, чтобы не заплакать, хотя очень хотелось. Заметив мой несчастный вид, Ларссон будто немного смутился, но на его лице все еще читалось раздражение.

— Попрошу Мика отвезти тебя, — сказал он уже тише, развернулся и язвительно бросил: — Я ведь перебрал с алкоголем.

Я осталась одна. Почему-то в тот миг мне казалось, что во всем мире я одна-одинешенька, словно все отвернулись от меня, отказались. Я постоянно делала что-то не так, и оттого мне казалось, что я непременно должна извиниться. Каким образом этому самовлюбленному парню удавалось внушить мне чувство вины, я не имела представления, но, идя к дому, не переставая думала, стоит ли подходить к нему и объясняться.

— Эй, что такое? — Кати выскочила из кухни так неожиданно, что я едва не закричала. Но тут же из моих глаз полились слезы, и я пыталась остановить это, но мое тело не желало подчиняться мне, и я продолжала реветь, размазывая по лицу косметику, а Катаржина поспешно уводила меня из дома, приговаривая: — Ну ничего-ничего, мы еще посмотрим, как он без тебя справится.

Никак он не справится. Вернее, плевать ему. Я видела, когда мы проходили мимо комнаты, откуда доносилась музыка, как Ларссон залпом выпил стакан пива. Вероятно, это смысл его жизни — нахлебаться и повеселиться.

Уже на улице, вытерев, наконец, следы от туши, я остановилась у мотоцикла Микаэли, а Катаржина побежала обратно, чтобы позвать парня.

Мне стало чуточку легче, и я даже умудрилась обдумать случившееся. Все было не так уж плохо. Я ведь не девчонка легкого поведения, чтобы позволять тискать себя всяким…

Да, я поступила правильно, без сомнений. Однако тяжесть в груди все сильнее давила на меня, и я уже не понимала, что лучше: больше никогда не увидеть Йоакима или пойти у него на поводу.

Я вновь страшно запуталась. Кто бы только помог в этом разобраться…

***

Тяжелая неделя, тянувшаяся до конца августа, стала для меня истинным испытанием. Я никак не могла успокоиться после той ночи и постоянно думала о Йоакиме. Мне было до невозможного тошно. Правда Катаржина не оставила меня вплоть до тридцать первого августа и улетела в Прагу лишь поздним вечером. Теперь снова я имела лишь телефонную связь с ней. Однако успокаивало то, что учебный год всегда пролетает незаметно, и мы вновь сможем увидеться на рождественских каникулах.

Как ни странно, но я действительно подружилась с Миком, как тогда и предлагала Кати. Это вышло не намеренно.

В ту ночь, после концерта, Микаэли долго сидел со мной на лужайке во внутреннем дворе моего дома, и мы разговаривали обо всем. Я с огромным интересом послушала о том, как он попал в группу к Ларссону и Норуму, а после парень сам принялся говорить о Йоакиме и его поступке. Я не смогла объяснить своей обиды, просто призналась Мику, что его друг поцеловал меня, а я не давала на то согласия. Это было не совсем правдой, ведь мне понравилось, и поначалу я не сопротивлялась напору Йоакима. Но после…

В общем, Микаэли не защищал Ларссона, однако и не пытался оскорбить и выставить себя в лучшем свете. Да, после той ночи мы стали друзьями.

Весь сентябрь я погружалась в учебу, стараясь забыть парня, который потревожил мой покой, но образ Йоакима стоял перед глазами. Я смотрела на одноклассников и видела его. Однако это были всего лишь мои одноклассники. Ларссон не объявлялся, а я, как наивная дурочка, надеялась до последнего. Единственный, кто все еще связывал меня с компанией Ларссона, был Мик, и мы виделись с ним довольно часто. Даже пару раз вместе съездили в город на прогулку по набережной…

— Завтра концерт, Миа, — сказал однажды Микаэли, когда мы сидели на ступеньках моего дома. Родителей не было: мама тоже нашла работу, и теперь она часто пропадала в юридической конторе. — Конкурс. Помнишь? Его перенесли на месяц позже. Так что… время пришло.

— О… как здорово! — встрепенулась я, радостно подскочив. — Конечно помню, Мик. Я так рада за вас.

— Ну погоди. Мы же еще не выиграли, — усмехнулся Микаэли, и его зеленые глаза засветились предвкушением. — Но, возможно, у нас получится. Йоаким неплохо подготовился. Голос подтянул…

— Я… верю… в вас, — проговорила я с паузами и немного запинаясь, потому что при мысли о Ларссоне снова напала тоска.

Мик тут же ткнулся своим плечом в мое, сказав:

— Да ладно тебе, Миа. Он тоже один. Неплохо бы встретиться. Вы хотя бы поговорили.

— Я не могу.

— Почему? — удивился Микаэли. — Какой смысл строить из себя обиженных?

— Какой смысл? — возмутилась я, покраснев. — Он накинулся на меня, хотя я попросила его остановиться. Так потом еще и «любовалась» его недовольством. Это не я должна извиняться.

Мик молчал, наблюдая за моим лицом, а я, притихнув, отвернулась и уставилась прямо перед собой, но тут услышала:

— Понимаешь, Миа, парню это как удар ниже пояса. Ты задела его самолюбие, отшив. Йоаким не привык к такому. Девчонки всегда вились вокруг него. Просто вам нужно научиться… — Мик задумался на мгновение, но не стал заканчивать фразу и вдруг предложил: — Хочешь, я поговорю с ним?