Камера - Гришем (Гришэм) Джон. Страница 23

– Ну-ну. А как насчет “Штат Техас против Икеса”? Уж это дело ты наверняка прочитал?

– Когда оно слушалось?

– Месяца полтора назад.

– Где?

– В окружном суде.

– Тоже по Восьмой поправке?

– Не будь идиотом. – Сэм пренебрежительно усмехнулся. – Думаешь, я листаю судебные сборники от нечего делать? Да пройдет всего четыре недели, и мне…

– Нет, я не помню Икеса.

– Что же ты читал?

– Все наиболее важные отчеты.

– И про Бэрфута тоже?

– Естественно.

– Расскажи мне о нем.

– Это что, экзамен?

– Это то, чего я хочу. Откуда он родом?

– Не помню. Но дело называлось “Бэрфут против Эстелла”, восемьдесят третий год. Верховный суд постановил тогда, что приговоренные к смерти могут подать оговоренное законом количество апелляций и не имеют права оттягивать их подачу до дня казни. Что-то в этом роде.

– Господи, ты действительно читал его. Неужели не ясно, что суд в любой момент может пересмотреть собственное решение? Пошевели мозгами, парень. В течение двух столетий федеральная власть приветствовала смертную казнь. Наказание полностью соответствовало конституции, которую изрядно приукрасила Восьмая поправка. Затем, в семьдесят втором году, Верховный суд страны изменил конституцию и объявил смертную казнь вне закона. Позже, в семьдесят шестом, высшая мера была восстановлена – теми же самыми ослами в черных мантиях. Теперь Верховный суд опять принялся заигрывать с конституцией. Людям Рейгана надоело возиться с апелляциями, и они решили упростить процедуру. Мне это кажется странным.

– Не вам одному.

– А Далэни? – Сэм глубоко затянулся. Несмотря на работавший кондиционер, под потолком плавало облако дыма.

– Откуда он?

– Из Луизианы.

– Уверен, что его дело мне знакомо. Я читал их побольше вашего, но запоминал только те, что собирался как-то использовать.

– Использовать?

– В своей практике, при оформлении ходатайств или апелляций.

– Выходит, ты уже занимался смертными приговорами? Сколько у тебя их было?

– Ваш – первый.

– Звучит не очень-то успокаивающе. Эти иудеи вознамерились поэкспериментировать? Тебе поручили набраться опыта?

– Мне никто ничего не поручал.

– Даже Гудмэн? Гарнер жив еще?

– Он примерно ваших лет.

– В таком случае ему осталось недолго, согласен? А Тайнер?

– Мистер Тайнер на здоровье не жалуется. Передам, что вы им интересовались.

– Будь любезен. Скажи, я соскучился. Соскучился по обоим. Черт, мне потребовалось почти два года, чтобы выставить их за дверь.

– Они не жалели своих сил.

– Пусть пришлют мне счет. – Сэм хихикнул впервые за время беседы. Методично затушив окурок, он тут же извлек из пачки новую сигарету. – Для сведения, мистер Холл: адвокатов я ненавижу.

– Это вполне по-американски.

– Они преследовали меня, докучали мне, издевались надо мной, их стараниями я попал сюда, в конце концов. Но и здесь меня не оставили в покое. Устав от лжи, эти твари прислали на свое место несмышленого новичка, который в нужную минуту и рот побоится открыть.

– Думаю, вы еще удивитесь.

– Я наверняка удивлюсь, сынок, если ты отличишь мышиную нору от дырки в собственной заднице. В случае успеха ты станешь первым из вашей фирмы, кому это удалось.

– А ведь это благодаря именно им вы пока так и не вошли в газовую камеру.

– Я должен быть благодарен? Да передо мной в очереди стоят пятнадцать человек. Почему вдруг я стану первым? Я пробыл здесь девять с половиной лет. Тримонт – четырнадцать. Конечно, он афроамериканец, это всегда помогает. У черного больше прав, ты же знаешь. С ним сложнее. Что бы он ни сделал, виноват оказывается другой.

– Неправда.

– Тебе ли понимать, где правда, а где нет? Год назад ты корпел над учебниками, носил старенькие джинсы и пил с друзьями пиво. Ты еще и не жил, парень. Не говори со мной о правде.

– Значит, вы за то, чтобы суды с афроамериканцами не церемонились?

– Такой подход был бы разумным. Большинство этих подонков заслуживают смерти.

– Уверен, на Скамье вас не поддержат.

– Твое право.

– Вы считаете свой случай особым?

– Да. Я – политический узник, который оказался здесь по воле маньяков, преследующих определенные цели.

– Мы можем поговорить о степени вашей вины?

– Нет. Но я не делал того, что мне приписывают.

– Выходит, у вас имелся сообщник? Бомбу установил кто-то другой?

Сэм потер лоб. В комнате было все же намного прохладнее, чем в его тесной одиночке. Пусть разговор лишен всякого смысла, но все-таки это разговор не с тюремщиком. Нет, нужно сполна насладиться отпущенным временем, растянуть его.

Изучая немногочисленные пометки в блокноте, Адам думал о том, что сказать дальше. Беседа длилась минут двадцать, даже не беседа, а так, пикировка. Прежде чем уйти, он обязательно должен затронуть тему родства. Вот только как к ней подступиться?

В молчании тянулась минута за минутой. Кэйхолл вытащил из пачки третью сигарету.

– Почему вы так много курите? – решился наконец Адам.

– Предпочитаю умереть от рака легких. На Скамье это всеобщее желание.

– И сколько пачек в день?

– Три-четыре.

Еще одна долгая минута. Сэм тщательно затушил окурок.

– Где ты получил образование?

– В юридической школе Мичигана. После Пеппердайна.

– Никогда не слышал о таком.

– Это в Калифорнии.

– Ты там вырос?

– Да.

– Сколько штатов не отказались еще от смертной казни?

– Тридцать восемь. Но в большинстве она не применяется. Практикуют ее главным образом на Юге: в Техасе, Флориде, Калифорнии.

– Чтоб ты знал: наши чуткие законодатели ввели кое-какие новшества. Теперь нас могут отправлять на тот свет смертельной инъекцией. Это считается более гуманным. Мило, да? Ко мне, правда, такая милость неприменима: приговор был вынесен годы назад. Что ж, придется нюхнуть газу.

– Может, и нет.

– Тебе двадцать шесть?

– Да.

– Родился в шестьдесят четвертом?

– Верно.

Достав очередную сигарету, Сэм постучал ею по столу.

– Где?

– В Мемфисе, – ответил Адам, не глядя на собеседника. – Ты не понимаешь, парень. Штату необходима новая жертва. Луизиана, Техас, Флорида – все они без колебаний избавляются от неугодных. Законопослушные жители Миссисипи недоумевают: почему наша уютная газовка пустует? Чем больше у нас совершается преступлений, тем громче люди требуют смертной казни. Нужно дать им почувствовать силу системы, стоящей на страже их собственных жизней. Перед выборами политики открыто обещают строить новые тюрьмы, выносить суровые приговоры и безжалостно расправляться с убийцами. Вот почему эти клоуны в Джексоне проголосовали за смертельную инъекцию. Обществу она представляется более человечной. Ясно?

Адам едва заметно кивнул.

– Время на них уже давит, а тут я подвернулся. Естественно, они будут нестись на всех парах. Их не остановишь.

– Но мы можем попробовать. Шансы остаются. Кэйхолл закурил, с присвистом выпустил тонкую струйку дыма и подался к зарешеченному окошку.

– Откуда в Калифорнии ты приехал?

– С юга. Из Лос-Анджелеса. – На мгновение взгляды их встретились, и Адам тут же отвел глаза в сторону.

– Твои родичи все еще там?

В груди внезапно похолодело. Сэм смотрел на него в упор.

– Мой отец мертв, – дрогнувшим голосом ответил Адам. Прошла минута, прежде чем Сэм откинулся на спинку стула и задал новый вопрос:

– А мать?

– Живет в Портленде. Со вторым мужем.

– Что с сестрой? Адам прикрыл глаза.

– Учится.

– Ее зовут Кармен, так? – мягко спросил Кэйхолл.

– Откуда вы знаете? – выдавил Адам.

Бросив дымившуюся сигарету на пол, Сэм приник к решетке.

– Зачем ты здесь? – Вопрос прозвучал неприязненно и твердо.

– Как вы узнали, что это я?

– По голосу. Он почти такой же, как у отца. Зачем ты здесь?

– Меня послал Эдди.

Два взгляда встретились вновь, однако теперь первым не выдержал Сэм. Упершись локтями в колени, он опустил голову. Время остановилось.