Ведьма западных пустошей (СИ) - Петровичева Лариса. Страница 25

— Я его не трогала, — лениво ответила Аделин и перевернулась на другой бок, спиной к камере. — Это он меня ударил. Почитайте отчеты доктора Холле. Послушайте свидетелей. Вы не заткнете рты всем.

Решетка загрохотала — видно, Гейнсбро-старший теперь тряс ее обеими руками. Если бы он мог дотянуться до Аделин, то, вполне возможно, надавал бы ей пинков, настолько его разъярило равнодушное спокойствие ведьмы, однако тюремную решетку было не своротить просто так. Полицмейстер молчал, не сводя взгляда с хозяина города: такой концерт не каждый день увидишь.

— Шлюха! — заорал бургомистр так, что на улице услышали. — Я подотрусь его отчетами! Тебе конец, тварь! Я тебя сожгу, слышишь? Сожгу!

Аделин невольно обрадовалась тому спокойствию, которое неожиданно окутало ее. Пусть этот маленький человечек орет и поливает ее грязной руганью, пусть он уверен в своей правоте — это уже не важно. Не имеет значения.

Она вспомнила старую книгу с легендами народов Дальнего Восхода и фразу, которая еще в детстве врезалась в память: благородный дух всегда проходит свой путь до конца — в этом и заключается торжество правды и посрамление зла и тьмы. Аделин прекрасно знала, что правды ведьмам не полагается, что приговор ей уже вынесен, и теперь хотела лишь одного.

Пусть палачи не увидят ее слез. Пусть палачи не услышат ее мольбу. Пусть у нее хватит сил.

Она не доставит им такого удовольствия.

***

— Госпожа Декар невиновна. И вы это понимаете.

Обстановка в кабинете бургомистра была слишком пышной и слишком давящей. Конечно, на жителей Инегена производила впечатление и дорогая мебель из южного темного дерева, и портреты их величеств на стенах, и флаги города и страны, но Бастиану было трудно дышать. Хотелось выйти на свежий воздух как можно скорее.

Бургомистр откинулся на спинку кресла, и Бастиан подумал, что Гейнсбро-старший уже успел взять себя в руки и теперь действовал с холодной рассудочностью. Он хотел отомстить за безумие сына и был готов пойти на все, чтобы отправить Аделин на костер.

Конечно, это не превратит филина обратно в Курта Гейнсбро — но бургомистр хотя бы обретет спокойствие духа. Повезет сына в столицу, к тамошним знатокам магии и артефакторики — может, после их работы Курт начнет хотя бы снимать штаны перед тем, как справить нужду.

— Мой сын лишился разума по ее вине, — с ледяным спокойствием произнес бургомистр. Он говорил так, словно уже продумывал ту речь, которую скажет перед казнью, выступив перед горожанами. — Да, признаю, Курт очень вспыльчив: его нетрудно вывести из себя. Но он мог ударить женщину только в том случае, если она вышла из границ достойного поведения. Усмирить взбесившееся животное можно только палкой.

Бастиану захотелось рассмеяться в голос. Разумеется, виноват тот, у кого голова разбита о ступеньку. Ни в коем случае не драгоценный сыночек.

— Ведьма разъярилась, — продолжал Гейнсбро-старший. Теперь Бастиан отчетливо слышал, как бургомистр диктует ему правильные выводы: он не раз видел такую манеру общения у крупных чиновников. Дескать, слушай и запоминай, что тебе говорят умные люди, потом скажешь слово в слово, и без отсебятины. — Я давно говорил, что ее нужно изгнать из города вместе с братцем. Покойный Декар был достойным господином, в отличие от своих детей.

«Да неужели, — мысленно усмехнулся Бастиан. — Так ты и изгонишь из города благородную барышню с миллионом карун на счету. Тут нужно действовать тоньше, потому что барышня — ведьма и однажды обязательно сделает что-то противозаконное. И тогда ты с чистой совестью отправишь ее сперва в тюрьму, а потом на костер. А там назначишь себя опекуном ее брата и наложишь лапу на денежки. Что потом будет с Уве Декаром — ясно, что ничего хорошего. Он ненадолго переживет сестру».

— Она отомстила Курту, — бургомистр поворошил пальцем бумаги на столе; в одной из них Бастиан узнал свой отчет, — своей поганой магией. Долго же продержалась, но гнилое нутро никогда не спрячешь до конца. Вы сами пишете, что это была именно магия. Вот: «…безумие наслано направленным магическим ударом».

Бастиан прикрыл глаза. Сквозь усталость, горечь и тоскливое бессилие стало пробиваться далекое понимание — он чувствовал, что надо сделать.

Отец бы это одобрил. Он вообще любил нестандартные решения сложных задач. А это было как раз таким.

— Да, но я не пишу о том, что удар направила госпожа Декар, — произнес Бастиан тем тоном, которым обычно общался начальник инквизиционного департамента. Собеседник, как правило, начинал испытывать горячее стремление вытянуться во фрунт и внимать каждому слову. — Из-за сотрясения мозга она до сих пор не может колдовать и не сможет еще несколько дней. Это говорю я, и подтверждает доктор Холле.

Но Гейнсбро-старший лишь отмахнулся.

— Доктор Холле старый друг ее семьи. Конечно, он скажет все, чтобы выгородить ведьму. К тому же, он изрядно подогрет ее деньгами. Насколько я знаю, она щедро платит, когда требуется.

Бастиан тонко улыбнулся.

— Вы и сами понимаете, что это ложь, — сказал он и добавил с той улыбкой, которую можно было назвать обаятельной: — Вы хотите отправить на костер невиновную, прекрасно осознавая, что к несчастью вашего сына она не имеет никакого отношения. Я правильно вас понимаю, господин Гейнсбро?

Маленькие серые глаза бургомистра сощурились.

— Если я правильно помню, то ваш отец — бывший министр Беренгет. Который начинал как охотник на ведьм, — процедил он. — Тот, кто собственноручно уничтожил десятки таких, как эта Декар, — Гейнсбро-старший презрительно ухмыльнулся и добавил: — Он в гробу переворачивается от того, что его сын заступается за ведьму.

Первым порывом Бастиана было подняться и впечатать бургомистра блеклой физиономией в стол — так, чтобы все бумажки и книжки залило кровью, чтобы эта мразь с тусклым лицом больше никогда не осмелилась марать имя его отца своим языком. На мгновение он даже ощутил металлический запах крови — и сразу же опомнился. Именно этого Гейнсбро и добивался. Он сожжет Аделин, а потом отправится к своим венценосным родственникам, и Бастиана как минимум отстранят от дела.

Он вздохнул и совершенно спокойно сказал:

— Мой отец никогда не преступал закона. И не притягивал закон для сведения личных счетов с невинными. Инквизиция в моем лице не визирует смертный приговор для Аделин Декар. Это все, что я могу вам сообщить, господин Гейнсбро.

Некоторое время бургомистр пристально рассматривал его — так пристально, что шрамы Бастиана стали ныть. Он словно размышлял, как этот урод смеет сопротивляться, когда должен просто кивнуть и отправиться выполнять.

— В исключительных случаях визировать приговор можно и без инквизиции, — с улыбкой сообщил Гейнсбро-старший. — А безумие моего сына как раз является таким случаем, и ее величество, я уверен, с этим согласится. Таков закон, господин Беренгет. Вы ведь не спорите с законом? Вы ведь служите закону, я правильно понимаю?