18+ (СИ) - Виннер Виктория. Страница 5

Но не тут-то было. Через пару дней уже судачили о том, что какая-то брюнетка была замечена ранним утром на крыльце дома Александра. Очевидно, она провела там ночь. И больше всего возмущал местных сплетниц тот факт, что она была не из «наших». То есть, не училась в Стокгольмском.

Вероятно, это всех бесило, потому что брюнетка проскочила без очереди. Нет, ну а что? Может ей нужно было просто спросить…

Но чтобы там ни было, я радовалась. Потому что сама лично не видела Романова уже больше двух недель. Он больше не появлялся у нашего корпуса, а я не ходила на вечеринки, и всё свободное время уделяла учёбе и отработке Гранта, не отвлекаясь на посторонние мысли.

Я окончательно успокоилась, проанализировав произошедшее на стоянке. Он приезжал не ко мне. Я лишь случайно попалась на глаза, и Алекс решил сыграть со мной в жестокую игру. Это было низко и подло. И этот поступок характеризует его именно так, как и должно.

Сентябрь уже закончился, вместе с ним ушла и хорошая погода. На Стокгольм опустился непроходящий туман, образуя густую дымку по утрам и невероятную влажность. Не знаю, смогу ли я к ней привыкнуть когда-нибудь. За семь лет так и не удалось.

Тем не менее, теперь я стала меньше внимания уделять некомфортному климату, потому что была полностью погружена в учёбу и работу. И это не могло не радовать.

— Да, пап, — улыбаясь, ответила на телефонный звонок и забежала в закрывающуюся за очередным посетителем дверь кофейни

— А у кого скоро День рождения? — радостным голосом, без приветствий заголосил отец.

— У меня, — ответила, слегка смутившись.

— И что моя умница желает получить в подарок?

— Мне ничего не нужно, пап, правда, — сказала совершенно искренне.

Я думала о подарке, понимая, что отец задаст этот вопрос, но в голову так ничего и не пришло. Разве что…

— Может быть… — замолчала, постеснявшись продолжить, и заправила за ухо прядь волос, норовящую упасть на лицо и помешать обзору.

— Ну, говори, дочь. В конце концов, единственному ребёнку раз в жизни бывает восемнадцать!

— Ты то же самое говорил и на семнадцать, — возмутилась.

— Так ведь и не соврал! — гордо констатировал отец.

Я рассмеялась.

Для меня всегда было загадкой, как папа с таким нравом и характером может работать учителем начальных классов. Я лет с тринадцати мечтала попасть хоть на одно его занятие и посмотреть, что там творится. Мне казалось, что дети на уроках играют в карты и читают анекдоты из старых выпусков российских газет. А ещё папа определённо пропагандирует русофилию и наверняка при каждом удобном случае рассказывает про Сталина. И это притом, что его ученикам, как правило, не больше девяти-десяти лет.

Но только лишь то, что папу выбрали из тысячи соискателей для работы в школе при российском посольстве в Швеции, говорит о том, что он отличный учитель и профессионал своего дела. Да и ученики и их родители всегда были довольны отцом. И я им гордилась.

Папа несколько лет не мог оправиться после смерти мамы, несмотря на то, что она долго болела, и её уход не стал для нас неожиданностью. Отец был сам не свой. Я вспоминаю эти годы с содроганием, потому что… Ну потому что я ведь тоже потеряла маму. А мне было всего восемь… Но папа слишком глубоко погрузился в собственные переживания и не замечал, что происходит со мной.

Но я не в обиде. Я могу это понять, учитывая, какая любовь у них была.

А потом всё резко изменилось.

Помню, папа тогда пришёл со школы, крепко обнял меня и прошептал:

— Прости, дочка. Я обещаю, теперь всё будет по-другому.

И это было самое яркое проявление его чувств ко мне за всю жизнь. Помню, я тогда проплакала всю ночь. То ли от горя, то ли от радости…

А на следующий день отец заполнил анкету и уже через неделю его пригласили на работу по контракту в Швецию.

В России у меня осталась бабушка — мамина мама, но после смерти дочери она отдалилась… Или это мы отдалились… Я была слишком маленькой, чтобы понять, что происходит на самом деле. В любом случае, отец согласился на переезд, не раздумывая. А я была рада смене обстановки и такому большому приключению.

— Латте, пожалуйста, — протянула кассиру карту для оплаты.

— Ты опять пьёшь эту дрянь? — послышался грозный голос отца, прогремевший, казалось, на всю кофейню. — Сколько раз тебе говорить, что чай гораздо полезнее!

— Пап, не кричи, — постаралсь утихомирить родителя, забирая обжигающе горячий бумажный стакан. — Я раз в день.

— Вот выпорю тебя, непослушная. Будет тебе раз в день.

— Тебе не кажется, что я уже слишком взрослая для порки? Мне послезавтра восемнадцать, — улыбаясь, возразила отцу и присела за свободный стол.

— Ладно, Машуль, у меня урок скоро. Я позвоню тебе вечером, и ты скажешь, что тебе подарить. Пока.

И не дожидаясь ответа, папа сбросил звонок.

Я, продолжая улыбаться, положила телефон на столик, потянулась за стаканом, но моя рука замерла в воздухе, потому что за соседним столом прямо напротив меня сидел Романов.

Тощий блондин что-то увлечённо рассказывал Алексу, но тот не обращал на него никакого внимания, выжигая взглядом клеймо на моём лице.

Судя по отставленному в сторону стакану допитого кофе, Александр пришёл раньше, чем я. Как давно он меня заметил? Слышал ли мой разговор с отцом? Что я там говорила про порку?

ГЛАВА 3

Я так и сидела — с застывшей в воздухе рукой, сцепившись с Романовым взглядом.

Надо же. Первый раз пришла пораньше. И надо было Романову именно сегодня заявиться в нашу кофейню! У них в «бизнесе» своих что ли нет?

Слегка тряхнув головой, отвела взгляд, схватила стакан и хлебнула обжигающий напиток. Конечно, обожгла язык, но всеми силами старалась этого не показывать. Чувствовала кожей, что Романов всё ещё смотрит.

Опустила голову вниз, пряча страдающее лицо за волосами, и порадовалась, что сегодня оставила их распущенными. Широко разинув рот, высунула язык в последней надежде на то, что прохладный кондиционируемый воздух помещения немного остудит жар. Не особо помогло. Поэтому, не поднимая головы, сгорбившись и, наверняка, напоминая Квазимодо, повернулась назад себя и помахала рукой по направлению к губам, образовывая остужающий ветерок. Стоит ли надеяться, что в этот момент я выглядела невозмутимо?

Когда боль в языке немного отпустила, стала думать о том, что пора сваливать.

Я старалась пить как можно быстрее, но обожжённый язык не позволял делать это так скоро, как мне бы хотелось. А уйти, не допив — равносильно бегству. Русские не убегают, сказал бы папа. И не сдаются. Так что дуля тебе, Романов, а не моя девственность.

Было бы замечательно завладеть шапкой-невидимкой… Или плащом. Да даже если бы мне предложили надеть клоунский колпак, я бы согласилась, если бы это помогло мне скрыться от взгляда этих чёрных глаз.

Давилась кофе, жалея, что не послушала папу и пристрастилась-таки к этому, теперь я понимаю, вредному напитку. Начала считать до десяти, готовясь покинуть заведение — я решила, что достаточно высидела, чтобы не показаться трусихой, но не тут-то было…

Романов поднялся на ноги, я почувствовала это интуитивно. А когда он завалился за мой столик прямо напротив меня и дотронулся коленом, обтянутым чёрной элитной джинсой, до моего, одетого в бюджетные трикотажные брюки, я буквально подпрыгнула на стуле, а сами брюки, кажется, стыдливо покраснели из-за такого тесного соседства с их именитым собратом.

— Привет, Маша, — прогремел низкий голос Алекса, казалось, на всю кофейню.

И я больше не могла делать вид, что его здесь нет. Подняла глаза, изо всех сил стараясь придать облику спокойствия и невозмутимости.

— Привет, — ответила, радуясь, что голос не дрожит.

Сегодня Алекс был особенно хорош. На нём была надета тёмно-серая толстовка с высоким свободным воротом, а поверх неё — чёрная кожаная куртка, на фоне которой его небрежная небритость выглядела как-то по-хулигански привлекательно. И я только сейчас заметила, что у Романова неприлично длинные ресницы. Я бы убила за такие. Убила бы Романова, конечно.