Яддушка Для Злодея, Или Нельзя (Влю)Убить Кощея (СИ) - Мур Джоан. Страница 2
Старуха поджала губы. Знай наших! Оговариваться, да хамить, и мы можем.
– С таким-то характером! – сокрушенно покачала головой гадалка, – тут уж тебе никак не увернуться. Быть тебе, ну очень скоро замужем! – добавила она. А я закатила глаза к потолку, выражая этим своё отношение к такому предсказанию.
– Не ладный у тебя характер Лада! Сделаешь как говорю – никаких проблем не будет! А я уж за тебя помолюсь богам дороги, что б все гладко прошло, чтобы с пути не сбилась, и не заплутала. Это пятьсот рублей стоит! – продолжала цыганка.
«Заплутаешь тут, рельсы прямо идут!»
В сердцах плюнув, я сунула пригоршню купюр вымогательнице – пусть подавится! И побежала вприпрыжку прочь, потому что уже объявили мою электричку.
– Да, смотри, со зверьми не разговаривай! Худо будет! – вопила мне в след старуха, размахивая седыми косами, а я, уже поджав губы, бежала за поездом, на ходу забрасывая дорожного монстра в тамбур.
На порожке вагона я обернулась. В голове на секунду мелькнула мысль, подкрепленная испугом: «Как она узнала мое имя?» Но тут же страх развеялся, раздедуктированный скептицизмом и цинизмом современной молодежи. Не иначе наклейку на чемодане прочитала. Каждая цыганка рассказывает всем без разбору одно и тоже: дальная дорога, муж и детей вагон и маленькая тачка в придачу. Это то чем мечтают все нормальные люди.
«Замужество? Да кому оно нужно? Бабка рехнулась что ли?! Я вообще после развода родителей решила никогда замуж не выходить».
Поезд стал набирать скорость унося меня прочь, а старуха, посмеиваясь стояла на перроне, пряча мою деньгу в складках пёстрой юбки.
Час в пригородном поезде на жёстких деревянных лавочках пролетел незаметно и вот я уже в деревне. Станция Углянец, вероятно от слова «угол». Дыра та ещё, сорок километров от Воронежа.
Соседка мне, как всегда, обрадовалась.
– Кто ж, это у нас такой? Неужели Ладдушка-оладушка?!
– Здравствуй, баб Валь! – кивнула я ей и покатила мимо.
– Здорово, коли не шутишь! Передавай привет Егоровне. Давно её не видела. – Отозвалась мне в след скучающая деревенская баба.
Я кивнула и пошла дальше. Дом моей бабушки находился на отшибе, можно сказать вовсе не в деревне, а на окраине.
Вот и одна единственная улица поселка кончилась, дальше пошли поля, а там и пригорок с небольшим лесочком, за котором спрятался участок моей родственницы.
Дом моей бабки достался ей ещё от пра-пра-прабабки, с тех самых времён, когда жилища строились из толстых брёвен диаметром в тридцать сантиметров.
Это не означало, что наш деревенский домик был похож на сарай, просто в его архитектуре причудливо сочетались старинные резные наличники и современные пластиковые оконные рамы.
Сам дом стоял на четырёх пеньках шире метра в диаметре. По тысячам годовых колец было видно: древнее спиленных деревьев только окаменелые какашки мамонта.
Из этих четырёх великанов в незапамятные времена и была построена без единого гвоздя бабушкина избушка, да так и стояла до сих пор. Только обновлялась, частично.
Небольшое крыльцо с резными перилами лежало на двух каменных ступенях, ведущих к вполне современной двери, обитой уже начинающим облезать дерьмонтином.
Из-под дома торчали снопы сена или соломы, я в этом не сильно разбиралась.
Несмотря на чудаковатый вид, бабушкин дом был тёплым, уютным и гостеприимным. С огромной беленой печкой у дальней стены, широким хлебосольным столом у окна, да телевизором на лавке.
С боку к дому прижался шаткий и валкий сарай, где уютно мекала коза, а вокруг по траве ходили куры, да, петух рыл землю лапой.
Идиллия, а не деревня.
Кинув чемодан во дворе, это тебе не город – никто не украдёт, я вошла в дом.
Никого. Тишина и пустота. На столе что-то белеет.
В записке было всего пара слов:
«Я ушла. В подвал никого не пускай! Книга на полке, хозяйство на тебе. Бабушка».
«Ага, – сообразила я, – наверно в лес за грибами или ягодами пошла. Ну, что ж подождём, когда вернётся».
Я не в первый раз оставалась в домике бабушки одна и знала каждую ложку и тазик в её хозяйстве.
Когда родители в очередной раз ругались и расходились, я подолгу гостила здесь. А когда отец от нас ушёл с криком, адресованным моей маме: «Ты ведьма! И мать твоя ведьма! И дочь твоя ведьма! Вы меня больше не обманите!» и хлопком двери. (Скатертью ему дорожка!) Именно у бабушки я жила долгих два года пока тянулась судебное разбирательство, делёж квартиры и наконец развод.
Выскочив из дома, я подхватила чумодан. От слова «чумной», так сильно от этого допотопного монстра шарахались люди в электричке. Тяжёлая тварь на колёсиках как будто жила своей жизнью, норовила наехать на ногу пассажирам или пребольно поддеть их под колени. Это чудовище подарила мне, конечно же бабушка, чтобы я не мучилась со спортивными и дорожными сумками.
В чумодан влезало все, сколько не пихай. Внешне монстр выглядел очень даже ничего, натуральная кожа и стилизация под старину. Медные, покрытые благородной патиной уголки, неубиваемая чугунная ручка и такие же колеса. Страсть была не подъёмна и остервенело грохотала по любой поверхности, зато, как я уже сказала, влезало в неё ВСЕ.
Дорожное чудовище было затащено в дом и брошено возле печки, а я, подхватив ведро, радостно побежала к колодцу за водой. Через полчаса куры и коза были напоены и накормлены.
Я же, до половины засунувшись в печку, кашляя и чихая, пыталась её разжечь. Бабушка не признавала современных плит и все делала по старинке в настоящей русской печи.
Час труда и все тщетно.
Печь словно умерла, сколько бы я ни старалась, она так и осталась холодна. Что бы я ни зажигала, спичку или старую газету, стоило занести горящее в печь, оно сразу же тухло. Видно, какие-нибудь заслонки не открыты и нет тяги.
Плюнув, я взяла котелок и наполнив его водой, из все того же колодца, поставила во дворе на разведённый за пять минут костёр. Бросила туда сушёных травок, грибов, высыпала полпачки гречневой каши, вскрыла банку тушёнки. Гречневая каша с мясом на открытом огне! М-м-м…
Бабушка вечером придёт, а уже все готово.
Но вечером бабушка так и не вернулась. Не вернулась она и ночью, и я, слегка беспокоясь, легла спать.
Снилась полная мутотень. Как будто в дверь кто-то стучится, только это не входная дверь, а та, что в погреб. Барабанит нагло так, кулаком, и с матершиной орет: «Пропусти немедленно, кикимора старая!» А по голосу – молодой мужчина.
Нет в моей жизни места мужикам, даже во сне пусть не смеют меня тревожить! Все они бабники и обманщики, как и мой отец.
– Пошёл прочь! – недовольно выкрикнула я. Голос из-под земли как отрезало. Я перевернулась на другой бок, засыпая.
Ночью я проснулась от громогласного и далёкого:
– Ко-о-о-ко-КО-КО!
Резкий толчок выбросил меня с печных полатей на струганный деревянный пол.
– Землетрясение? – испугалась я и кинулась к двери. Первая мысль спросонья, пришедшая в городскую голову. Вторая уже более осмысленная: – Куры! Под домом! А коза?
Я ринулась к выходу, но меня швырнуло назад на лавку. Я повисла на ней спиной, словно нокаутированный боксёр на канатах. С рычаньем я вскочила и все же добежала до выхода, схватилась за дверь и рывком её распахнула. И замерла на пороге.
Казалось, земля и небо поменялись местами. Все сверкало и грохотало. Тело бил резкий пронизывающий ветер, в лицо хлестали струи дождя.
Доски пола ходили волнами под ногами. И одна такая «волна», сначала уронив меня, а потом, подхватив со звуком «тьфу!» выбросила из дома.
Падая я приложилась лбом к чему-то каменному.
Очнулась я уже на мокрой траве. Обернувшись, увидела растущий вверх дом. Бревенчатое строение поднималось на толстых как колонны столбах.
Первая пришедшая в голову мысль: старые дубы пошли в рост. Вот так вот сотню лет прибывали себе в состоянии трухлявых пеньков, а тут взяли и проросли. Радиация, не иначе.