Яддушка Для Злодея, Или Нельзя (Влю)Убить Кощея (СИ) - Мур Джоан. Страница 3
Как кот, подавившийся рыбой, дом начал сотрясаться в конвульсиях и кашлять.
– Кхе! Кхе!
С двухэтажной высоты на землю упал и приказал долго жить телевизор. Я, осыпанная осколками, сочла за благо на четвереньках отступить в кусты.
Дом выплёвывал из себя все новые и новые вещи. Все, что моя бабушка нажила непосильным трудом фонтанировало из дверного проёма.
В завершение всего бревенчатое строение выдавило из себя пластиковые окна, отряхнувшись будто пёс, сбросило с себя дверь и вразвалочку поковыляло прочь, смешно поднимая куриные лапы.
Я сидела в кустах, поливаемая дождём, несчастная, разбитая и испуганная непонятным происшествием.
Не выдержав я откинулась назад, желая прилечь и отдохнуть. И уже затылком приложилась о камушек и дальше спокойно почивала в траве до утра.
Очнулась я на рассвете от крика петуха.
Так истошно кричать, будто его заживо варят в супе, может только бабкин петух. Я эти дикие вопли где угодно узнаю.
Надо отметить, что у меня с этим перьевым мешком давняя вражда.
С самого детства, сколько себя помню у этого гада была одна отвратительная привычка. Любым доступным способом, рано утром на рассвете, часиков этак в четыре, тогда, когда только встаёт солнце, прокрасться в избу, тихонечко подойти к печке, неслышно вспорхнуть на полати…
И заорать дурным голосом мне прямо в самое ухо!
Чтобы мы с бабушкой ни делали, как бы ни закрывали дверь, ни затыкали щели, он всегда находил лазейку. Пробирался через форточку или влезал в дымовую трубу, а однажды выполз из-под пола.
Сейчас же с этим петухом что-то было не так, он кричал так, словно убивают и это его последняя лебединая, вернее куриная песня. В конечном итоге кочет квакнул, вякнул и замолк навсегда. Я счастливо улыбнулась и снова уснула.
Проснулась от щемящего чувства неправильности. Что было не так я сказать не могла, но неуютные ощущения не отпускали. На негнущихся ногах вылезла из кустов и обозрела разорённую поляну.
Тело ломило, а голова раскалывалась, но это были пустяки по сравнению с моим незнанием: что делать дальше и что сказать бабушке.
Вот как бы вы сказали своей родственнице о том, что не уследили за её домом и он, отрастив ноги удрал прочь? Вот и я была не в курсе, как объяснить маминой маме, да и самой себе произошедшее ночью.
Я потерянно побрела к месту бывшего пребывания, а сейчас убывания дома и застала там одну покосившуюся завалинку, да кучу соломы в центре. Дом и доисторические пеньки исчезли, как и не было.
В куче соломы что-то шевелилось.
Бабушкина коза! Я схватила за верёвку и дёрнула непокорное животное на себя.
Из соломы вылетело нечто.
Страшилище ломанулось ко мне, я от него. ОНО, снова за мной!
С визгом я запрыгнула на каменный порожек.
Это имело коротенькие цыплячьи ножки числом: четыре штуки и выглядело как-то желторото. Вы когда-нибудь видели птицу с четырьмя лапами? Вот и я нет.
Оно бегало вокруг камня не в силах забраться на ступеньку.
То лохматое, что я приняла за птицу, оказалось маленькой избушкой на курьих ножках.
Сверху миниатюрное бревенчатое строение покрывала соломенная крыша. Крыльцо топорщилось обломанными перилами будто кабаньи клыки. А сзади у новорожденного домика торчал небольшой веничек на манер хвостика.
Я, поёживаясь сидела на каменных порожках. Руки дрожали. Я достала сигарету и попыталась закурить. Бревенчатый ужас о четырёх лапках бросился к огню выбил коньком крыши у меня из рук сигарету. С этого момента я зареклась курить. Дурная это привычка.
Домик слизнул деревянным языком огонёк и проглотил его. Тут же из крохотной трубы пошёл дымок.
Избух лазил по кустам и загребал в дверной проем все доступные виды топлива. На моих глазах он побежал по двору за мышью, не догнав на полном ходу врезался в колодец, покосив тому крышу.
Мне померещилось или домик стал больше?
Перила и нависавшее крылечко как челюсти инопланетного монстра загребали в себя снопы соломы. Из трубы уже валил чёрный столб дыма, домик брызгал искрами, но не переставал жрать. В ход шло все: щепки, сгнившие поленья, сухие листья прелая солома. Страсть о четырёх углах нашла компостную кучу и зачавкала.
Я сидела, скукожившись, обняв себя руками и скрестив от холода ноги в тапочках на босу пятку. Нервно грызла ноготь и косилась в угол двора. Там, огороженная кусками шифера лежала старая куча угля, припасённая бабушкой для особо холодных зимних месяцев. Я молилась, чтобы чудище не нашло топливо.
Монстродом низко опуская крыльцо ушагал куда-то в кусты.
Я облегчённо выдохнула. И только собралась спустить ногу на землю, как из листвы выскочил избух и кинулся ко мне. Становилось понятно: он от меня не отстанет, НИКОГДА!
Так мы просидели еще какое-то время. Я сидела, дом жрал.
Новорожденный жилищный кошмар срыгнул столбом пламени, наконец-то насытившись.
Я лишь слегка вздрогнула. А после домик улёгся у моих ног и задымил.
Рука потянулась к печному ухвату, валяющемуся у каменного порожка. Так и просидела с ним в обнимку до самого полудня, пока солнце не стало припекать маковку.
А когда стало совсем невмоготу, я тихо слезла с камня и бочком-бочком уковыляла с поляны, стремглав побежала по лесной тропинке вниз с холма в деревню. Возможно, от пережитого ужаса я не там свернула и выбежала не с той стороны леса. Потому что внизу у реки никакой деревни не было!
То есть река была, та самая, с резким изгибом и песчаным островком в центре излучины. Но куда делись все домики, коттеджи, гаражи-заборы и зелёные лужайки? Огороды, яблоневые и вишнёвые деревья?
ГДЕ ВООБЩЕ ВСЕ?
В кустах за спиной зашуршало и на траву выскочил прожорливый знакомый. Куролапы в разные стороны, дверь приоткрыта оттуда свисает полосатый половичок, из трубы валит дым.
В ярком свете я рассмотрела то, что чавкало в ночи и кралось за мной следом, именно эти звуки я слышала, когда убегал бабушкин дом. А потом эта же тварь терроризировала, меня на поляне.
Я встала в боевую стойку.
– Чу! Чу! – Пугнула я рогатиной маленькую, но ненастырную копию бабушкиного домика. Избушонок не понимающе попятился. Вроде бы он был разумным. – Э-э-э… Избушка, избушка повернись к лесу передом, ко мне задом. – Выдала я, все, на что был годен мой не выспавшейся мозг.
Домик повернулся и наклонился, задрав хвостик к небу.
– Отвернись бесстыдник! – рявкнула я. Избушка крутанулась на месте короткие ножки запнулись одна за другую и домик повалился в траву.
– Та-ак… – теперь уже я, развернувшись к лесу передом, бежала обратно на бабушкину поляну.
По песчаной дорожке, время от времени ухватом отталкивая от себя радостно скачущий следом домик. Избушонок путался под ногами и не отставал. Мне показалось или он немного подрос?
Я выскочила из кустов. Передо мной вся та же картина разорения. Только «мёртвая» до этого поляна медленно начинала оживать. Я не могла точно сказать в чем было дело, но ощущение неправильности мира начало медленно уходить. Словно всего минуту назад здесь царствовала смерть, а теперь сюда вернулась жизнь.
На доселе безжизненной поляне робко зажужжали пчёлки и застрекотали кузнечики. Подул ветер, неуверенно играя травой и листвой.
Из-за веток и кустов выглядывали ёжики, белочки, мышки и другие лесные животные.
– Чуфырь? – Спросили меня, я повернула голову.
Свесившись с ветки, белка протягивала мне шишку.
– Нет, спасибо. – Вежливо отказалась я. Какая разница с кем говорить с белкой так с белкой, это вроде не белая белочка и ладно с неё.
– А куда дом делся? – в этот момент я твердо решила: найти беглянку и водрузить её на своё законное место любым способом, до того, как вернётся бабушка. Что-то мне подсказывало что в том, что жилище сбежало отчасти виновата была я и сон с наглым незваным гостем. – Кто-нибудь видел куда избушка побежала? – громко спросила я у лесного зверья, особо не надеясь на ответ.