Стрекоза в янтаре. Книга 2. Время сражений - Гэблдон Диана. Страница 78
Теперь на одной лошади сидели двое, а через седло другой был переброшен какой-то длинный предмет, завернутый в плед Фрэзера. Лошадям это не нравилось. Моя лошадь дергала головой, раздувала ноздри и в страхе косила глазом, когда лошадь с трупом Хью поравнялась с нами и пошла рядом. Джейми дернул поводья, что-то сердито сказал по-гэльски, и лошадь смирилась.
Джейми, сидевший за мной, поднялся в стременах и оглянулся назад, как будто подсчитывая членов своего отряда. Затем его рука обвилась вокруг моей талии, и мы отправились на север.
Мы скакали всю ночь, делая короткие остановки для отдыха. Во время одной из них, укрывшись под большим деревом конского каштана, Джейми потянулся, чтобы обнять меня, но вдруг остановился.
— В чем дело? — улыбнулась я. — Боишься поцеловать жену в присутствии своих людей?
— Верно, — согласился он. — Я вдруг испугался, что ты закричишь и вцепишься мне в лицо. — Смеясь, он дотронулся до царапин, оставленных Мэри на его щеке.
— Бедняга, — сказала я и расхохоталась. — Такого приема ты не ожидал, не так ли?
— Да нет, к тому времени я уже был к этому готов, — усмехнулся Джейми, взял две сосиски из гирлянды, висевшей на шее Муртага, и одну протянул мне. Я не могла вспомнить, когда ела в последний раз, должно быть, очень давно, потому что даже страх перед бутулизмом не помешал мне насладиться жирным, вкусным мясом со специями.
Все еще улыбаясь, Джейми покачал головой и проглотил кусок сосиски.
— А вот послушай. Еще подходя к дому, я уже примерно знал, где ты находишься — из-за решеток на окнах. — Он приподнял бровь. — Судя по этим решеткам, ты произвела на его светлость чертовски сильное впечатление.
— Должно быть, — коротко бросила я, не желая думать о герцоге. — Продолжай.
— Так вот, — сказал Джейми, откусывая еще один кусок и с видом знатока смакуя его, — комнату я знал, но мне нужен был ключ, верно?
— Ну да, ты и собирался рассказать мне, как раздобыл его.
Он проглотил кусок сосиски.
— Я раздобыл его у экономки, но не без трудностей. — Он осторожно дотронулся до живота, чуть ниже ремня. — Судя по всему, эту женщину уже несколько раз будили. И повторения она не жаждала.
— Ну еще бы, — сказала я, — наслаждаясь картиной, представившейся моему мысленному взору. — Но ты, осмелюсь предположить, свалился на нее как редкий, освежающий фрукт.
— Сомневаюсь, Саксоночка. Очень сомневаюсь. Она завизжала, как злой дух, и ударила меня ногами ниже пояса, а пока я стонал, сложившись пополам, она подлетела и замахнулась подсвечником — хотела размозжить мне голову.
— Ну и что же ты?
— Дал ей хорошего пинка — в тот момент ни о какой галантности я не думал — и связал завязками от ее чепца. Потом засунул ей в рот полотенце, чтобы не слышать, как она меня обзывает, обыскал комнату и нашел ключи.
— Прекрасная работа, — заметила я. — Но ты знал, где спит экономка?
— А я и не знал, — спокойно произнес он. — Мне сказала прачка, после того как я объяснил ей, кто я, и пригрозил изжарить ее на вертеле, если она мне не ответит. — Он криво улыбнулся. — Я ведь тебе говорил, Саксоночка, полезно иногда считаться варваром. Думаю, теперь все узнают о Рыжем Джейми Фрэзере.
— Да, если не знали, то узнают. — Я внимательно, насколько позволяли сгущающиеся сумерки, вгляделась в своего мужа. — А какой урон нанесла тебе прачка?
— Она вцепилась мне в волосы, — задумчиво сказал он. — Вырвала целый клок, прямо с корнем. Вот что я тебе скажу, Саксоночка: если б мне пришлось когда-нибудь переменить род занятий, не думаю, что я связался бы с женщинами, которые плохо ко мне относятся, — было б чертовски трудно зарабатывать на жизнь.
Перед рассветом пошел снег, перемежающийся с дождем, а мы все ехали и ехали; наконец Эван Гибсон неуверенно остановил своего пони, неловко приподнялся на стременах и огляделся, затем указал на холм, возвышающийся по левую руку.
В такой темноте было невозможно подниматься наверх на лошадях. Мы спешились и, с трудом вытаскивая ноги из топкой грязи, повели их в поводу вдоль едва различимой тропы, вьющейся среди вереска и гранитных камней. На вершине холма мы остановились, чтобы перевести дух. Развиднелось, небо просветлело, но горизонт был затянут темными густыми облаками. Неизвестно откуда наползающие унылые серые сумерки сменили отступающую темноту ночи. Но теперь я, по крайней мере, могла разглядеть холодные ручейки, в которые проваливалась по щиколотку, и каменные завалы, на которых можно было подвернуть ногу.
У подножия холма стоял небольшой загон для скота и лепились шесть небольших домишек, хотя трудно было назвать домами эти грубо сколоченные строения, припавшие к стволам лиственниц. Соломенные крыши поднимались над землей лишь на несколько футов, из-под них проглядывали каменные стены.
Около одной из халуп мы остановились. Эван, как будто не зная, что делать, взглянул на Джейми, тот кивнул, мальчик быстро нагнулся и исчез под низкой кровлей. Я придвинулась к Джейми и положила свою руку на его.
— Это дом Хью Мунро, — вполголоса сказал он. — Я привез его домой, к жене. Парень пошел предупредить ее.
Я переводила взгляд с темной низкой двери на ужасный обвислый сверток, завернутый в плед, который мужчины снимали с лошади. Я почувствовала, как дрогнула рука Джейми. На мгновение он закрыл глаза, и его губы зашевелились, затем он шагнул вперед и подставил руки под тяжелый груз. Я глубоко вздохнула, убрала с лица волосы и вслед за Джейми шагнула под низкую притолоку.
В доме было не так ужасно, как я опасалась, хотя и весьма убого. Вдова Хью Мунро была довольно спокойна; опустив голову, она слушала слова соболезнования, которые произносил Джейми на мягком гэльском языке, по лицу ее ручьями текли слезы. Она повернулась было к пледу, укрывавшему тело, как будто хотела сдернуть его, но не решилась, одна рука ее так и замерла на изгибе смертного савана, другой она прижимала к себе маленького ребенка.
Около огня сбились в кучу несколько ребятишек — пасынки Хью, в грубо сколоченной люльке возле очага лежал спеленутый младенец. Глядя на него, я почувствовала некоторое облегчение: по крайней мере, от Хью что-то осталось. Затем я обвела взглядом серые в тусклом свете лица детей, и в мою душу закрался ледяной страх. Как они выживут? Хью был их единственной опорой, Эван смелый и волевой мальчик, но ему не больше четырнадцати, следующий по возрасту ребенок — девочка лет двенадцати, что с ними теперь будет?
У женщины было усталое морщинистое лицо, зубов почти не осталось. Я вдруг с ужасом осознала, что она, по-видимому, очень ненамного старше меня. Женщина кивнула в сторону единственной кровати, и Джейми осторожно положил на нее тело, затем снова заговорил с ней по-гэльски; уставившись на страшный сверток на кровати, женщина безнадежно качала головой.
Джейми опустился на колени около кровати, склонил голову и положил одну руку на мертвое тело. Он говорил тихо, но так четко, что даже я при моем слабом знании гэльского понимала его слова.
— Клянусь тебе, друг, и призываю в свидетели всемогущего Бога. Во имя твоей любви ко мне никогда твои близкие не будут нуждаться, пока у меня есть чем с ними поделиться.
Он долго стоял на коленях, молча, не двигаясь; в хижине было тихо, лишь слабо потрескивал торф в очаге да монотонно стучал дождь по соломенной крыше. От дождя волосы Джейми потемнели, и капли влаги, словно драгоценные камни, сверкали в складках его пледа. Затем в последнем прощании он сжал руку в кулак и встал.
Джейми поклонился миссис Мунро и взял меня за руку. Мы уже собирались выходить, когда воловья шкура, висевшая на низком дверном проеме, отодвинулась, и я отступила назад, давая пройти Мэри в сопровождении Муртага. Вид у Мэри был растерянный, и выглядела она довольно странно: на плечи наброшен сырой плед, из-под оборки длинной ночной рубашки выглядывают грязные домашние тапочки. Завидев меня, она крепко прижалась ко мне, как бы благодаря за то, что я здесь.