Приговоренные к войне - Вольнов Сергей. Страница 45

…Она сама не знала, зачем идёт к этому вражескому воину, которого так и не смогла пожалеть. Идёт, практически не прячась, лишь держа оружие на изготовку. Глаза шарили по приближающимся кустам. Ноги несли. А в голове билась мысль: «ЗАЧЕМ?»

Она шла, подсознательно надеясь получить ответ на этот неугомонный вопрос. Только… от кого? От него?!

Когда оставалось три шага – ей померещилось, что он пошевелился. Замерла как вкопанная, всмотрелась в лежавшее на спине тело. Услышала стон и с удвоенной осторожностью двинулась ближе. Держа палец на спусковом крючке «вампира», обошла смертельно раненного сбоку. Туда, куда была наклонена его голова.

При ближайшем рассмотрении стало ясно, что он не убит. Но – не жилец уже. И сочтены его – даже не дни и часы! – минуты. Глаза смотрели в одну точку, не в силах двигаться в стороны. Амрина присела, опустилась на одно колено. Наклонилась, чтобы попасть в узкий сегмент его взгляда.

Это был совсем ещё молодой парень. Заметно моложе её Алексея. Ещё не жёсткая светлая щетина на небритых щеках. Правильные черты лица. Неестественная бледность, павшая на него, как отсвет близкой смерти. Крупная испарина на лбу. И мучительно подрагивающие мышцы, искажающие лицо в гримасу боли.

«Сколько же лет тебе, парень? Чей ты Избранник? Чей был… до того, как стал Избранником Смерти…»

Слабеющий мутный взгляд чужака встрепенулся, зацепился за возникшую рядом с ним фигуру незнакомого человека. В нём промелькнуло явное недоумение. Губы шевельнулись. Умирающий воин негромко, но внятно, с неподдельным изумлением прохрипел:

– Wijf?! Dat kan niet! [7]

И добавил, затихая:

– Kankerteef! [8]

В его остановившихся глазах, как страшная чёрно-белая картинка в рамке набухших век, застыла НЕНАВИСТЬ.

Он продублировал эту ненависть непонятными словами. На чужом языке!

И тут же испустил дух…

Ошеломлённая Амрина просто отметила, что сказанное умирающим надлежит запомнить, зафиксировать. Машинально задействовала «запись». Впитала.

«В’йф?! Дат кан ни!»

«Канкэртейф!»

Это надлежало зафиксировать скрупулёзно, даже если неясно: разберёт ли она сказанное потом, сумеет ли перевести? И тут её буквально кольнуло сомнение: «Что происходит? Так ли безобидно, что я не поняла сказанного? Почему?.. Впрочем, ладно… Это потом».

Она направилась прочь, прочь с этой пустоши. Вперёд – по азимуту. К намеченной точке.

«И всё-таки, ЗАЧЕМ ты его убила, стерва? – вопрос к самой себе прозвучал неожиданно и зло. – Скажи-ка, почему тебя всю трясло и выворачивало наизнанку, после того, как перерезала глотку насильнику? И почему ты же, ТЫ, спустя всего минут десять, так хладнокровно выцеливала живые мишени? Словно в привычных для тебя с детства виртуальных играх».

Ответов не было. Во всяком случае, пока она не хотела произносить их даже мысленно.

Я опять был на старой доброй базе Упырёва воинства. Вернулся, оставив почти весь личный состав своего Управления на Узловом терминале, новом месте базирования штаба. Вернулся с двумя подручными, намереваясь начать организацию упомянутых на военном совете «пулемётных курсов». Но главное, выяснить: почему Упырь с этим самым штабом так и не добрался до терминала в обещанное время? Не появился он и утром…

Я встретил его на половине дороги назад.

Оказалось, то языковое «непонимание», которое накрыло мою спецгруппу во время подробного инструктажа – было недоразумением в детском садике по сравнению с тем, что началось в сложном военном организме, именуемом штаб. Мы-то, осознав, что причина не в нас, а где-то «вовне» – перешли на язык жестов и междометий. И, благо спецназ всех времен и народов привычен к общению знаками, у нас ЭТО получилось. У них же – начался сущий хаос. Бардак, одним словом.

Настоящее «вавилонское столпотворение»! Приказы никто не понимал, поэтому – не исполнял. Жесты воспринимались частично, а истолковывались и вовсе произвольно. В итоге – была сорвана даже плановая мирная переброска подразделений. Что тогда говорить о будущих военных операциях?!

Выехали только на рассвете. И то – добрая половина личного состава осталась на базе.

Увидев издалека мой танк, колонна штабников замедлила своё движение, а затем и вовсе остановилась.

Хмурый и осунувшийся Упырь при моём появлении заметно повеселел. Скомандовал: «Располагаться на привал!» Подкрепил слова красноречивыми жестами. И добавил вместо катализатора-ускорителя несколько этажей отборного коллекционного матосложения. Эх, что ни говори, а наш человек и в «Вавилоне» не пропадёт!

Мы проговорили не меньше часа. Мне кажется, отдыхающие бойцы были довольны обстоятельностью нашего разговора. Пожаловавшись друг другу и просклоняв по всем известным нам «нешкольным падежам» коварных инопланетян, мы выдохлись. Стали кумекать, как жить дальше-то. Но ничего более свежего, чем тему «военных переводчиков», не нашли. Их нужно было спешно искать по всем подразделениям. И чем больше – тем лучше.

Колонна Упыря вскоре запылила по пересохшей от зноя дороге – на терминал. Я – в противоположную сторону. И долго ещё в моей голове звучали прощальные слова Данилы.

– Знаешь, Дымыч, что я подумал… Командир «вавилонской дивизии» – всё равно что снайпер с винтовкой, у которой сбит прицел. Эффект один и тот же. Мать их за то место, где никогда душа не ночевала!..

Действительно, пришлось признать, что локосиане одним махом лишили нас БОЛЕЕ ЧЕМ важного преимущества. Мягко выражаясь. Грубо говоря, врезали они нам под дых, и долго-долго ещё будет скрюченная от удара армия землян хватать «ртом» воздух, силясь произнести хоть один осмысленный звук.

Произошло это внезапно, как всегда. Несколько минут назад.

Я слышал Голос.

Обрывки фраз плавали в моей голове, как осколки льдин в студёной воде. Почти утопленные. Слегка проступающие на поверхности. Прозрачные. Только коснись – и уходят под воду. Они снова пришли ко мне, только уже наяву. Прозвучали на фоне какого-то неразборчивого шума.

ЕЁ голос… Её потрескавшийся на кусочки голос.

И опять я внятно различил те же самые фразы: «…это не просто знак Избранника… быть одним целым… девятью лепестками… на повязке… чуть выше лба… слышать меня… не снимай мою пластину…»

«Ну ва-а-щ-ще, Дымов! Ну ты и то-ормоз!!! Да с тобой надо разговаривать исключительно жестами! Всё равно ничего не поймёшь, так хоть язык о зубы не измочалится. – Антил отбросил и без того скромные зачатки воспитанности. – ПЛАСТИНА! Кстати, рифмуется со словом «дубина». Ну, вспомни… пластина… девять лучей… Вспомни, как она её на две половинки – Р-Р-РАЗ! – и готово. Одну часть себе, а вторую… Угадай с трёх раз, КОМУ?»

«Я не тормоз, дружище. Я медленный газ!» – с довольной идиотской иронией подумал я, готовый, несмотря на хамство потельника, расцеловать его. Ещё бы.

Я вспомнил! И шустро метнулся в избу. Проследовал в спальню. В угол, где было свалено старое обмундирование.

Пластина… Она всё время там и лежала – в левом нагрудном кармане моего старого камуфлированного комбеза. Как раз перед сердцем, куда её и поместила сама Амрина.

Я вертел пластину Избранника в руке. Перебирал между пальцев. Оглаживал ровные поверхности и осторожно касался отточенных режущих кромок. Внешне она была стопроцентно похожа на сюрикен.^* Шести сантиметров в диаметре. Серебристая звезда с девятью волнообразно утончающимися лучами.

«…это не просто знак Избранника… быть одним целым…», – эти слова сказала мне моя любимая, когда образ её возник во мне в минуты недавнего забытья.

Я восстановил пробелы! Неужели у меня стало получаться слышать сколько-нибудь связные ответы от собственной памяти?! Успешно обращаться с запросами в подсознание… Невероятно, но тем не менее.

Припомнились её слова, к которым я отнёсся тогда легкомысленно – мало ли что скажет влюблённая девушка!