Воскрешение - Кин Брайан. Страница 15
— Не напрягайтесь.
— Иди нахер! — крикнула она.
Фрэнки стала тужиться изо всех сил, так, что почувствовала, будто у нее трещит позвоночник. Что-то сломалось. Она ощутила это даже сквозь боль.
Сломалось что-то маленькое, но это изменило все.
— Тужьтесь! — приказал доктор.
— Определись уже, мать твою! — закричала Фрэнки, но сама продолжила.
Агония достигла крещендо, а потом давление исчезло в один миг, и Фрэнки расплакалась.
Плакала она одна.
Она услышала, как одна из медсестер заметила:
— Я не удивлена.
— Семнадцать часов семнадцать минут, — произнес доктор.
— Мой ребенок, — взмолилась Фрэнки сухими, затянутыми коркой губами. — Что с моим ребенком?
Медсестра отошла, унеся его с собой…
— Мой ребенок!
Медсестра обернулась и посмотрела на нее. Она не сказала ничего, но Фрэнки поняла. Все поняла.
Мертвый.
Мертворожденный.
А потом ей в руку вонзилась игла. Наконец-то блаженная игла…
Медсестра исчезла за дверью — исчезла вместе с ее ребенком.
Фрэнки закрыла глаза, всего на секунду. А потом широко их распахнула, когда, уже в коридоре, ее мертвый ребенок заплакал и медсестры подняли крик.
Крик не утихал и после того, как Фрэнки резко проснулась. Обычно она отключалась на три-четыре часа и не отдавала себе отчета во времени. Снаружи было еще темно, и она содрогнулась, прижавшись к холодной туалетной кабинке. Крик исходил изнутри. Ей понадобилось несколько секунд, чтобы полностью прийти в себя. Конечности все еще оставались вялым.
Подстегиваемая остатками героина и страхом, она прокралась к двери и выглянула наружу.
Старик снова шевелился…
…и его нашел Черный.
Из разинутого рта гангстера вырвались еще более ужасные крики, когда старик залез руками ему в живот и вытащил для себя угощение — липкие и влажные кишки. Гангстер забился, дико размахивая руками и ногами, тогда как зомби впился в него еще глубже. Tec-9 [8], с которым пришел Черный, валялся в траве. Внутри гангстера что-то лопнуло и потекло по цепким пальцам зомби, будто мягкая влажная глина.
Черный затих.
Фрэнки сползла по стене, паника уничтожила все остатки кайфа. Если Черный пробрался в зоопарк, значит, и остальные тоже были здесь. Каким-то образом им удалось спастись от зомби, но теперь…
«Они попали в зоопарк, где полно других тварей».
Словно по сигналу она услышала стрельбу вдалеке, а потом крик. У Черного зазвонил мобильный. Фрэнки поразилась тому, что сеть еще работала. Ее-то телефон перестал отключился через считаные дни после того, как началось воскрешение. Телефон снова зазвонил. Фрэнки молча смотрела на него. А в то, что случилось после, она не могла поверить. Это все еще действовал героин, не сомневалась она.
Труп старика поднял аппарат, уставился на него — и ответил.
— Вышлите помощь…
А потом, окровавленной рукой выключив телефон, продолжил свою трапезу.
Фрэнки на четвереньках переползла в соседнюю кабинку. Дотянулась до замызганной раковины, плеснула воды на грязное лицо. После чего встала и попыталась собраться с мыслями.
Она услышала голоса, которые теперь звучали гораздо ближе. Знакомые голоса.
— Черт, Джи! Глянь на это дерьмо.
Кобель.
— Ну гребаный Черный. Говорил же этому нигге, чтобы был начеку. И смотри, что с ним стало.
Окорок.
— Эй, глядите-ка. А вот и десерт! Я сейчас к вам подойду, джентльмены.
Зомби.
Окорок и Кобель ответили залпом выстрелов, после которого снова раздался звонок. Поначалу Фрэнки показалось, что звенело у нее в ушах, но затем она поняла: это был еще один мобильный.
— Йоу, — выдохнул Окорок, резко обрывая сигнал. — Че там? — Далее тишина, а затем: — Ну вы гребаные мудилы! В смысле выпустил из клетки? Мать твою, он чё, думал, сучка будет там прятаться?
Фрэнки вернулась к двери, откуда вела свое наблюдение, и как раз вовремя, чтобы увидеть, как Окорок со злостью засунул телефон себе в карман. Зомби лежал безвольной кучей у его ног, весь изрешеченный пулями.
— Кто это был? — осведомился Кобель.
— Гребаный Си. Сказал, Уилли, мать его, выпустил из клетки льва. Думал, шлюха прячется внутри. Этот дебил отстрелил замок.
— Йоу, может, нам лучше бросить это все, — предложил Кобель, чье лицо стало пепельно-серым. — Тут бродит гребаный лев? Ну неее. Та ну его.
— Чувак, нахуй того льва, — фыркнул Окорок. — И тебя нахуй. Мы не свалим, пока ее не найдем. И пульни-ка Черному в голову. Не хватало еще, чтоб он вернулся и попытался сожрать бро.
Кобель сделал выстрел и посмотрел на Окорока.
— А Си сказал, лев был живой или мертвый?
— А ты сам-то как думаешь, нигга? Они сколько уже просидели в клетках! Думаешь, могли выжить? И вот что я тебе скажу. Гребаный Си сидит на гребаном крэке и говорит, что лев пытался с ним заговорить или типа того!
Внезапное рычание, донесшееся из кустов за фонтаном, глубокое и раскатистое, показалось симфонией идеальной звериной ярости. Затем ветви раздвинулись, и под лунный свет вышел король зверей.
Король умер. Да здравствует король.
Лев изобразил ухмылку.
Пошатываясь на ходу, он перешел на бег, и двое гангстеров бросились в укрытие.
Укрытие Фрэнки.
Она метнулась в кабинку, захлопнув за собой дверцу и подняв ноги ровно в тот момент, когда с грохотом распахнулась входная дверь.
— Стреляй в ублюдка! — завопил Кобель. — Вали сукина сына!
Но Окорок захлопнул дверь и подпер ее плечом.
— Не могу, нигга! Патронов нет. Поэтому я и попросил тебя пристрелить Черного! Давай тащи сюда ту мусорку и поставь перед дверью!
— Чувак, гребаная мусорка мертвого льва вообще не остановит, — сообщил Кобель, устанавливая ведро на указанное место. — По крайней мере надолго. Я только надеюсь, что он такой здоровый, что не пролезет сюда. Иначе нам пиздец.
— Это той сучке…. Той шлюхе пиздец, если я учую ее вонючий зад. Это она нас сюда завела. Втянула во все это дерьмо. И гребаные снайперы, которые по нам шмаляли. Чертовы зомби и…
В дверь заскребли, и он умолк. Фрэнки стояла на холодном унитазе в запертой кабинке и почти не дышала. Лев снова поскреб в дверь, на этот раз громче. Если зверь заберется внутрь, то Окороком и Кобелем он не ограничится. А если она шевельнется и ее заметят, встреча со львом станет для нее божьей милостью. В этом она была уверена, и эта уверенность прошла сквозь поры прямо в ее нутро, когда она поняла, что вот-вот умрет.
Господи, ну почему у нее закончилась вся дурь? Почему вот так? Можно ведь было не умирать отчаявшейся, испуганной до чертиков… Почему она не могла умереть счастливой? Почему нельзя было умереть под кайфом?
А потом лев заговорил, подчеркивая каждое слово рыком, точно его связки, которым прежде никогда не приходилось формировать слова, только начинали осваивать речь. Слова он произносил на языке, который Фрэнки никогда не слышала — как, наверное, не слышал и никто из живущих на этой планете. Казалось, это пыталось говорить нечто, сидевшее в теле льва и позаимствовавшее его ради собственных нужд. Но львиный язык не был приспособлен к речи. Так ведь? Интересно, она все еще была под кайфом?
— Мать твою, — прошептал Окорок, когда лев снова поскреб в дверь, еще настойчивее. — Он говорит!
Фрэнки кивнула, испытывая странное облегчение от того, что это ей не привиделось.
— Вот дерьмо, йоу, — отозвался Кобель, — Нужно уматывать отсюда, и побыстрее, нахрен.
— Ладно, — согласился Окорок, — тогда начинай искать выход!
Царапанье стало яростным, как и рычание — жуткое, потустороннее, перемежающееся искаженными словами. Мусорное ведро завибрировало и затряслось, когда львиные лапы забарабанили по двери снаружи. Фрэнки услышала, как бандиты пробежали мимо ее кабинки и попытались вылезти в окно с другой стороны. Оно находилось высоко, и Окорок взобрался Кобелю на плечи, чтобы до него дотянуться. Фрэнки услышала звон стекла, когда рукоятка пистолета врезалась в панель.