Разящий клинок - Кэмерон Майлз. Страница 74

— Я в жизни не видел столь надменного смертного, — вздохнул ангел.

Де Вральи улыбнулся в коврик.

— Хорошо. Ты мой избранный слуга, и я дозволю тебе поступать, как вздумается. Но ты не должен препятствовать ее падению. — Ангел произнес это настойчиво и чуть ли не угодливо.

— Мне наплевать на эту ведьму, — ответил де Вральи.

— Отлично. Давай-ка немного повысим дисциплину вероисповедания. В Лукрете есть один монах, человек благочестивый. Воля Господа требует, чтобы он стал епископом Лорики и наставил этих язычников на праведный путь. Он истинно верующий и сокрушит их еретическую ворожбу.

Порой де Вральи находил беседы с ангелом утомительными. Казалось, он торгует коня у барышника...

Рассвет разгорелся в полную силу, и капталь, при оружии и в седле, со смехом обратился к своему кузену Гастону:

— Куда ему справиться с его повелителем королем!

Гастон терпеливо дожидался, пока оруженосец закрепит ему забрало.

— Сдается мне, что он уже сейчас готов справиться с королем и с тобой. Вон его штандарт, а вон его рыцари. — Он почесал подбородок. — И у него их побольше, чем у нас.

Де Вральи расхохотался.

— Я побью его запросто — во-первых, потому что его отряд слаб и боится, что их призовут к ответу за мятеж; а во-вторых, я рыцарь получше, чем он.

Гастон вздохнул и нагнул голову, чтобы Форвин приладил забрало.

— Как скажешь, кузен. Тебя посетил ангел?

— Да. Он сказал, что скоро я стану королем. И повелел призвать кузена Гийома, чтобы тот стал епископом Лорики.

— Его выбрал ангел?! — Гастон знал, что Гийом — человек с тяжелым характером, из тех, кому набожность заменила и здравый смысл, и обычное сострадание.

Де Вральи поднял закованную в латную перчатку руку.

— Я уже говорил тебе, кузен, что сомневаться в словах моего ангела — богохульство. Мой кузен нужен этому королевству, чтобы излечиться от ереси и манеры принимать неприемлемое.

Гастон не ответил. Он нагнулся в седле и опустил забрало, чтобы оруженосец его закрепил.

А де Вральи поехал к своему штандарту.

Он не настолько презирал пехоту, как могло показаться, и в центре поставил королевскую гвардию, а по бокам — королевских егерей: примерно по шестьдесят лучников на фланг. У Тоубрея было около трехсот рыцарей и ратников и еще двести пехотинцев, большинство из челяди. Конечно, все его лучники уже прослужили весну на севере и теперь убирали свои поля или защищали их от набегов де Вральи.

Подняв копье, де Вральи устремился вперед, и рыцари с готовностью сорвались следом. Его знаменосец, Пьер Абеляр де Рохан, издал галлейский боевой клич. Все галлейские рыцари подхватили его, крича джарсейцам: «Святой Дионисий!» — и рыцари Тоубрея ринулись в контратаку.

Если граф Тоубрей ждал благородной схватки, то он ошибся. Он осознал это первым, когда его лошадь провалилась в небольшую яму-ловушку, которую вырыл один из лучников, и напоролась на кол. «Бой» кончился в считаные секунды, а уцелевшие рыцари графа бросились наутек. Из пехотинцев же кто попрятался в лагере, кто дрогнул и побежал.

Де Вральи захватил самого графа. Он спешил ошеломленного изменника и лишил его чувств ударом тяжелого боевого меча, а после повел своих рыцарей охотиться на пехотинцев, которые укрылись в лагере и дальше, в полях. Они перебили или взяли в плен всех, кого нашли, сожгли посевы и вернулись в свой лагерь.

Графа Тоубрея де Вральи заковал в цепи и поместил в фургон.

Гастон д’Э нашел его стоящим на пригорке, взирающим на горящие джарсейские поля и хутора.

— Ты должен доставить его к королю, — сказал д’Э.

Де Вральи поджал губы.

— Зачем, если я могу всю осень карать его крестьян?

— Вина этих людей только в том, что у них был негодный правитель, — вздохнул Гастон. — И они — королевские подданные. Если твой ангел говорит правду — дослушай, кузен, и не перебивай — если все это так, то скоро они станут уже твоими подданными.

Де Вральи показал на пылающие поля, дым от которых тянулся к закатному небу.

— Но разве не красота? — Он улыбнулся. — Наши рыцари гордятся победой и обогатятся, когда разграбят земли этого предателя. Он заплатит огромный выкуп, и все это мое. А король пусть соберет с него дань, пока он мой пленник.

Гастон покачал головой.

— Твои люди разорили эти цветущие долины, убили мужчин, изнасиловали женщин и сожгли урожай. Так кто же заплатит выкуп? Вороны?

Де Вральи пренебрежительно отмахнулся.

— Вы тут изнежились, в Альбе. А война — она именно такова. Мы — слуги войны. Если не нравится — снимай шпоры и поступай в монахи.

Гастон мотнул головой.

— Отвези Тоубрея к королю. Немедленно, пока не стало хуже.

— Уф-ф! — Де Вральи потеребил бороду. — Но... нет. Я мог бы просто его убить. И забрать себе его земли.

— В Альбе так не принято, — возразил Гастон. — И у него есть сын.

— Ха! Он нам ничуть не опасен — мальчишка, который играет в рыцаря. А ты правда думаешь, что король не станет в этом участвовать?

— Я думаю, он возразит, что ты подстегнул изменника к бунту, когда убил в неправедном поединке его племянника, — пожал плечами Гастон. — А ты как считаешь?

Де Вральи сплюнул.

— Ты все портишь, — сказал он. — А я-то обрадовался! Не понимаю здешних порядков. Куда ни сунься, закон гласит, что сильный должен уступить слабому. Невыносимо!

Гастон опять пожал плечами и мудро промолчал.

— Что-что он сделал?! — взревел король и злобно уставился на гонца, стоявшего перед ним истуканом.

Сэр Ричард Фитцрой — капитан королевской гвардии и бастард старого короля — поднял бровь, глянув на Гарета Монтроя, широко известного под титулом «граф Приграничья». Тот откашлялся.

— Капталь бывает неосмотрителен, — тихо произнес граф.

— Он победил в бою Тоубрея и захватил его, — сказал король, читая письмо. — Клянусь страстями Христовыми, он выжег поля на землях Тоубрея — моих землях! — Король посмотрел на графа, своего нового управителя. — И говорит, что назначит за Тоубрея выкуп в триста тысяч серебряных леопардов.

Граф постарался сохранить невозмутимость.

— В мире не наберется столько монет, — заметил он.

Сэр Ричард состроил мину:

— Примерно столько же стоят все владения Тоубрея. Я не питаю нежных чувств к галлейскому головорезу, но Тоубрей всегда был занозой в седалище вашего величества. Поэтому вы и направили де Вральи разобраться с ним.

Король задумчиво теребил бороду.

Граф Приграничья протестующее покачал головой.

— Ваше величество, я считаю, что граф — человек опасный и непостоянный, как флюгер. Весной он послужил вам хорошо, но сейчас было бы горько смотреть, как он свергает одну из древнейших фамилий. — Он взглянул на капитана охраны. — По мне, так нам неплохо избавиться от Тоубрея.

— Хотел бы я видеть, какое было у Тоубрея лицо, когда он очутился в плену у этого недоумка, — усмехнулся сэр Ричард. — Но вашему величеству придется отозвать де Вральи в Галле. Простолюдины открыто называют его шпионом, который работает на галлейского короля. И вот что, милорд: если мы заклеймим позором Тоубрея, то остальные лорды крайне перепугаются. А испуганные люди делают глупости. И они уже напуганы де Вральи и его галлейцами. — Сэр Ричард посмотрел на короля и пожал плечами, словно говоря, что это не его вина. — Кроме того, ваше величество поручило ему выбрать нового епископа Лорики. Он выбрал своего кузена — из университета Лютеса. Священника, который прославился жестким толкованием слова Божьего.

— Я разве спрашивал ваше мнение? — вспылил король. Его взор пылал. — Разве я спросил...

Он осекся. Вошла королева, и он встал и отвесил поклон.

С нею были две фрейлины: леди Ребекка Альмспенд, ее секретарь, в темно-синей накидке и полуночной синевы чулках, которые она довольно смело демонстрировала в разрезе платья, и леди Мэри Монтрой, богатейшая наследница королевства и главная фрейлина, одетая в платье в черно-красную клетку с золотой заколкой в виде дракона. Платье обнажало ногу красную и ногу черную в таких же разномастных туфлях. И этот контраст выдерживался во всем, ибо брови у нее были черные, а волосы — темно-рыжие, и все ее тело заслуживало внимания.