Разящий клинок - Кэмерон Майлз. Страница 84

Она пробудилась, едва почувствовала, как он шевельнулся. Резко открыв глаза, она села.

— Будь я проклята, — сказала Бесс. Она спала обнаженной, укрытая лишь одеялом, и теперь вдруг задрожала, выдернула из груды одежды сорочку и быстро надела. — Надо поссать, — буркнула она и ушла, натягивая на ходу рейтузы.

Редмид начал скатывать постель, борясь с наплывом противоречивых мыслей. Было сыро, не избежать дождя. Что бы еще ни прочили его людям земли Диких, до наступления зимы им придется найти убежище.

Какого черта он оприходовал Бесс?

Туго скатав одеяла, он нашел тесемки, которые так спешно развязал накануне вечером, и затянул их. Затем пропустил через сверток кожаный ремень.

Почему он не спал с ней раньше?

Сделав солидный глоток из бутылки с водой, он тоже пошел отлить и задался вопросом, где же обосновался ирк.

Потом он чуть ли не бегом вернулся в центр лагеря — к горстке уцелевших, которые собрались вокруг одинокого большого костра. Несколько человек стояли вооруженные, но большинство просто жалось друг к дружке.

Редмид начал раздавать приказы, и люди развели еще три костра, собрали хворост, скатали постели. Мужчины проверили какое-никакое оружие. После вчерашнего сражения стрел осталось всего ничего.

Нэт Тайлер сплюнул.

— Нам скоро крышка, Билл, — заметил он доверительно.

Билл поскреб бороду, которую успел отпустить.

— Знаю, — ответил он. — Нам нужны пища и надежное место.

— Я могу предос-с-ставить то и другое, да. Ес-с-сли имею дело с с-с-союзником. — Ирк неожиданно оказался рядом. Он возвышался над ними, восседая верхом на огромном олене с золотыми копытами и рогами.

Редмид отступил на шаг.

— Ты...

— Мой народ явился за мной, человек. А я добро помню. Вс-с-сегда. Приходи пировать в мои залы. Это приглаш-ш-шение от вс-с-сей души.

Редмид попытался вспомнить хоть что-нибудь о сказочном народе и его обычаях, но стоило ему заглянуть в древние очи ирка, как из головы у него все выветрилось. И он бросил взгляд на Тайлера.

Тайлер беззвучно присвистнул.

— Нам разрешат прийти и уйти, Сказочный Рыцарь?

— Да. Даю вам с-с-слово, человеки.

— Я воюю всю жизнь и научился не доверять ничему, что сильнее меня, — сказал Редмид.

Бесс протолкнулась вперед и сделала перед ирком на удивление изящный реверанс.

— Тапио! — сказала она с откровенным восторгом.

Действительно: в серой дымке осенней зари ирк был похож на легендарного героя. На нем было элегантное красное сюрко, а ремень — из золотых звеньев, выкованных в форме диких роз, где каждый лепесток покрывала эмаль, а в центре сидел алмаз. Нечеловеческое происхождение выдавали только острые клыки, кончики ушей и чересчур длинные пальцы.

— Сказочный Рыцарь предложил нам кров, — сказал Тайлер Бесс, когда она выпрямилась.

— Значит, нам следует согласиться, — ответила она. — Милорд, готовы ли вы приютить наших раненых?

— С величайшим удовольс-с-ствием, леди, — поклонился ирк.

Он сидел на олене-великане без седла и уздечки, а вооружен был копьем и луком в диковинных чехлах — то и другое покоилось поперек оленьей холки.

Бесс улыбнулась.

— Билл опасается, что это ловушка, — заметил Тайлер.

— Я лордам вообще не верю, — пожал плечами Редмид.

— Пос-с-слуш-шай с-свойю возлюбленную, — пропел ирк. — Именно с-с-самки час-с-сто оказываются мудрее. Нередко бывает, что только любимая охраняет меня с-с-самого от глупос-с-сти.

— Возлюбленная? — хором повторили Бесс и Билл, переглянувшись.

Бесс вспыхнула. Редмид кашлянул. Тайлер покраснел и сплюнул.

Бесс схватила Билла за руку.

— У тебя нет выбора, — яростно прошептала она.

Редмид поджал губы. Затем он с видом, будто для него это сущая мука, поклонился повелителю ирков.

— Ми... милорд, если вы позволите нам уйти, когда мы этого пожелаем, и приютите наших раненых, то я буду... — Он набрал в грудь воздуха. — Буду вам премного обязан.

Скакун ирка бесшумно подступил к ним на два шага.

— У Диких с-с-страх ес-с-сть начало мудрости, — произнес тот. — Будет раз-зумнее приберечь ваше недоверие для Шипа.

— Это так, — признал Редмид.

День спустя ему показалось, что он уже полжизни прожил в замке ирка, а некоторые истории его брата — и другие сказки, какие матери рассказывают детям, — получили внятное объяснение.

Твердыня ирка не была похожа на человеческие замки.

В огромное озеро скрюченным пальцем вдавалась полоска суши, и по всему этому пальцу из камня и почвы стояли высоченные деревья, подобные соборным шпилям среди скальных колонн, которые лишь с первого взгляда казались естественными. В подлеске были раскиданы сотни вигвамов, словно гигантские груды хвороста, собранные великаном и разбросанные как попало. Издалека эти хижины выглядели убого — обычные кучи веток, однако при близком рассмотрении выяснялось, что они плотно сплетены с травяными коврами, которые выстилали стены изнутри; сам же каркас был выращен целенаправленно так, что каждая хижина представляла собой отдельное растение, куст или дерево. Самый внутренний слой был образован плотными покрытиями из тщательно свалянной шерсти, которую настригали с огромных овец, что беспрепятственно паслись в лесу. В каждой хижине имелся каменный очаг, обычно устроенный на природном каменном выступе. В нескольких, как в людских домах, стояли печные трубы, а в остальных обошлись отверстиями для выхода дыма. Овцы и козы были всюду, а почву на всем полуострове устилали где сосновая хвоя, где скошенная трава. В каждом здании была аккуратно проделана дверь, подогнанная под форму сооружения — все естественно, без единой строго прямой линии.

Почти во всех домах было полно ирков, и Билл позавидовал их жизни в уюте и праздности. За козами и овцами они ходили скорее для удовольствия, не видя в этом труда; компаниями отправлялись собирать рис или за медом Диких, а то на охоту или танцы. Он наблюдал за их приходом и уходом — раз! и вот уже плоды их трудов: ведерко меда, мертвая лань, корзина с капустой.

Он следил за ними в окно. Его скальный выступ напоминал цитадель, и Билл предположил, что шпиль получился случайно, по воле ветров, однако внутри он был полым, как изъеденное термитами бревно, и населенным так же густо, но только ирками. Туннели тянулись во всех направлениях, вверх и вниз под причудливыми углами, и Билл заблудился в этом муравейнике, пока искал всего-навсего отхожее место, в котором Дикие, на счастье, нуждались не меньше, чем он.

Однако дорогу в большой зал он знал, и именно там его ощущение времени подвергалось наибольшему испытанию, ибо пир шел постоянно — ирки приходили и уходили, ели, с чарующим неистовством играли на своих сказочных гуслях иркскую музыку, которую Билл представлял себе совершенно иначе, а потом удалялись. Они появлялись и исчезали очень быстро и так же быстро говорили, а его хозяин сидел на стуле, как выяснилось, из цельного слитка золота, и смеялся, рукоплескал, заговаривал то с одним, то с другим и при этом ни капли не утомлялся. И зала не покидал.

Как и его супруга — самка с лицом в форме геральдического сердечка; с глазами большими и яркими, как серебряные короны, а волосами столь огненными, что Редмид решил: не иначе, она их красит. На ней был зеленый кертл с длинными рукавами, похожими на дубовые листья; повадкой же она напоминала то аббатису, то малое дитя.

В третье посещение зала — Билл не мог удержаться и неизменно возвращался — она повернулась, увидела его, и у нее округлились глаза, хотя казалось, что дальше некуда. Она взяла немыслимо чистую ноту — высокое «си», и супруг присоединился к ней.

Они запели дуэтом, как трубадур и его гусляр, и пение длилось ровно столько, за сколько Билл, захоти он этого, прочитал бы «Отче наш». Она улыбнулась Редмиду, показав полный рот крошечных острых зубов.

— Добро пожаловать, прекрасный чужеземец! — пропела она.

ЛИВИАПОЛИС — МОРГАН МОРТИРМИР

После воскресной мессы Мортирмир вернулся к занятиям в университете — в городе, который так стремительно возвращался к нормальной жизни, что осада, сражение и захват императора начали казаться сном. Но кое-что не было сном.