Бегство из Эдема - Гэфни Патриция. Страница 50

– Ничего. Ты права, ничего не было. Ты ведь уже привыкла, что мужчины на каждом шагу признаются тебе в любви. Как это, должно быть, утомительно для тебя…

– Алекс!

Он отвернулся от нее.

– За что ты на меня сердишься?

Алекс отошел на несколько шагов, прежде чем повернуться к ней лицом.

– Извини.

Но в его голосе не было искренности, а в лице по-прежнему сохранялась неприязнь. Сара и сама была на грани взрыва, хотя и не понимала, что происходит.

– Чего ты от меня хочешь? Что, по-твоему, я должна сделать? Завести с тобой роман?

– Я бы хотел, чтобы ты была со мной честна.

– Я всегда была честна с тобой!

– Ну тогда будь честна с собой.

– Что это должно означать? Это всего лишь слова, Алекс. Нет, ты просто хочешь меня скомпрометировать.

– «Скомпрометировать» тебя?

– Да. Не вздумай надо мной смеяться! Неужели я – первая женщина, сказавшая тебе «нет»? А может, именно это тебя и привлекает? Ты потому и не можешь оставить меня в покое?

– Оставить тебя в покое? – Разгневанный, потрясенный, он подошел ближе и схватил ее за обе руки. – Я даже не знал, что ты сюда придешь! Зачем ты приехала? Что ты тут забыла? Почему ты, черт возьми, не осталась в Нью-Йорке?

– Я вернулась, потому что на этом настоял мой муж. Он завел новую любовницу и хочет держать меня подальше от дома.

Внезапное сочувствие, вспыхнувшее в его глазах, ничуть не утешило Сару, наоборот, по какой-то непонятной причине оно разозлило ее еще больше.

– Почему ты не можешь оставить меня в покое? – в отчаянии повторила она. – Всякий раз, куда бы я ни повернулась, ты уже тут как тут… Не смей ко мне прикасаться!

– Черт побери! Я всегда делал то, о чем ты просила. В тот вечер, когда Майкл расшибся, ты говорила, что ты меня хочешь, Сара. Ты сама это сказала! Если только это не было неправдой…

Алекс с силой притянул ее к себе, когда она его оттолкнула.

– Это была неправда? В тот момент я так не думал. И поверь, многие мужчины на моем месте попытались бы воспользоваться ситуацией, но я этого не сделал. Я дал тебе…

– Тебе есть чем гордиться, верно? Ты горд тем, что не воспользовался моментом?

Алекс скрипнул зубами.

– Я только хочу сказать…

– Ты, наверное, к этому не привык? Тебе было нелегко с этим смириться? Ведь чужие жены – это твоя специальность, разве не так? Дамы, которым не повезло в замужестве? Прости, что мой случай оказался таким сложным. Не сомневаюсь, ты уже готов поставить на мне крест.

Он опустил руки.

– Да, готов. Потому что, если ты меня любишь, Сара, твое поведение можно назвать только трусливым, а если не любишь, значит, ты мне лгала. В любом случае я совершил ошибку.

Она часто-часто моргала, готовая заплакать.

– Да как ты смеешь обвинять меня в трусости? Ты ничего обо мне не знаешь.

– Если это правда, то лишь потому, что ты все скрываешь.

– Я не могу иначе! Ты же знаешь, что я тебя люблю! За что ты так со мной поступаешь? Это жестоко, Алекс. Это эгоистично и…

Алекс снова потянулся к ней.

– Ты меня любишь?

– Пусти меня, это ничего не меняет. И ты все равно знал это с самого начала.

– Сара…

– Прекрати, не смей, – Сара начала яростно отталкивать его, и Алекс ее отпустил.

– Я этого не вынесу. Прошу больше со мной не разговаривать.

Она стремительно подошла к тяжелым двойным дверям и стала изо всех сил тянуть одну половинку, пока та не распахнулась.

– Мистер Кронин держал меня в курсе всего того, что происходило на стройке, и меня такое положение дел вполне устраивает. Я хочу по-прежнему иметь дело с ним, а не с тобой. Если захочешь мне что-то сказать, передай через него.

На полу у ног Алекса лежал забытый штукатуром мастерок. Он в сердцах поддал его ногой. Ударившись о ступени мраморной лестницы, ни в чем не повинный инструмент подпрыгнул и с громким стуком застыл на полу. Эхо раскатилось по всему холлу.

Сара вздрогнула от неожиданности.

– Ты считаешь, что я веду себя трусливо? Вот и прекрасно – мне все равно. Оставь меня в покое, Алекс, даже близко ко мне не подходи! Я этого не вынесу.

Ей было несвойственно хлопать дверями, но бессильный гнев и досада, искавшие выхода, как будто сосредоточились в ее руках. Она переступила через порог и толкнула дубовую дверь с такой яростью, что задребезжали янтарные стекла в окнах. Грохот услышали даже рабочие, настилавшие плиткой пол в ванной на четвертом этаже.

Миссис Годби оставила для Сары в леднике картофельный суп, томатное желе и поджаренного на решетке цыпленка. Сара съела свой ужин в кухне, не ощущая вкуса, пока читала записку от Майкла, пришедшую с вечерней почтой. Иногда его письма вселяли в нее бодрость, но чаще они лишь усиливали глубокое уныние, овладевшее ее душой, и это последнее не стало исключением, хотя оно было полно неотразимо прелестного детского вздора. Майкл просил свою мамочку есть побольше овсяной каши и пересылать ему флажки-сюрпризы из коробок с хлопьями; если он соберет полную коллекцию из дюжины флажков, то сможет претендовать на приз, хотя и неизвестно, какой именно. Письмо не развеселило Сару. Наоборот, ей захотелось плакать.

Что она наделала? Хотя к этому времени она перебрала в уме произошедшую между ними сцену, по меньшей мере, раз двадцать, Сара по-прежнему не могла поверить, что все это случилось наяву. Ей было стыдно и грустно, ее терзали сожаления. Она же любила Алекса! Но даже с Беном она никогда не вела себя так сварливо и жестоко. Что за бес в нее вселился? А он тоже хорош! Разозлился на нее чуть ли не в тот же момент, как они встретились. Сара твердила себе, что все к лучшему, что ей бы следовало радоваться разрыву, но у нее ничего не получалось. Ей казалось, что произошла ужасная ошибка.

Она встала и подошла к раковине, чтобы наполнить водой чайник и вскипятить чай. Может, стоит извиниться перед ним? А что, если от этого станет только хуже? Вдруг все начнется сначала? Нет, не начнется, если она все сделает правильно, если будет держать себя в руках, если скажет, что сожалеет и больше ничего. По крайней мере уж извиниться-то перед ним она должна.

Телефон стоял в прихожей.

– Четыре-ноль-один-ноль, – сказала она оператору.

Через несколько секунд раздался звонок. Потом еще и еще один. Сара прождала еще целую минуту, прежде чем с размаху водворить трубку на рычаг и вернуться в кухню. Ее грусть превратилась в черную меланхолию. Где Алекс, что он делает? Она почему-то заранее не сомневалась, что он сидит один дома, тоскует так же, как и она сама. Но его не было дома, он был где-то в городе. Возможно, обедал в ресторане, с кем-то болтал и вовсе о ней не вспоминал. Или почти не вспоминал.

Боже, что с ней происходит? Она превращается в настоящую стерву. Неужели любовь совершает подобные метаморфозы? Она гораздо лучше относилась к Алексу до того, как в него влюбилась. Сара принялась беспокойно расхаживать по кухне. Во время одного из кругов она остановилась перед полкой над ледником и сняла бутылку коньяка, простоявшую там с начала июня. Откупорив бутылку, она налила немного в рюмку. Терпкий запах оглушил ее. Это был отличный коньяк, но первый же глоток заставил ее содрогнуться.

Решительным движением Сара выплеснула остальное в раковину. «И зачем я это сделала?» – беспомощно мелькнуло у нее в голове. Это глупо, она же не собиралась напиваться, она просто хотела пропустить рюмочку! От одной рюмки она не превратилась бы в подобие своей матери.

Глядя на свое отражение в черном окне над раковиной, она вспомнила тот вечер, когда Алекс ее целовал. Здесь, на том самом месте, где она стояла сейчас. Закрыв глаза, Сара коснулась пальцами своих губ. Ее переполняло желание. А ведь не далее как сегодня она обвинила его в попытке себя «скомпрометировать». Разыграла из себя какую-то невинную девственницу, целомудренную юную деву, ведомую на заклание! Как будто он прикасался к ней против ее воли! Как будто сделал что-то такое, чего она сама не желала всем своим существом. Лицемерка!